Эрос, сознание и Кундалини - Стюарт Соватски

Кроме того, «время сексуального смятения» -- отнюдь не лучшее описание позднего детства. Это время интимного контакта с изначально таинственными страстями появляющихся способностей к деторождению, возможностей в сфере сексуального желания (и сублимации), когда остаются далеко позади собственные истоки зачатия и рождения. Никакое количество «сексуального образования» никогда не объяснит чувство тайны, возникающее, когда в подростке сходятся способность к деторождению, сексуальное желание, и страсти сублимации, и подобную задачу не следует пытаться ставить. Однако, старания сохранять благоговение и удивление тех времен были бы стоящим делом.

Семья - это порождающее древо жизни, а не очаг эдипова комплекса, «открытого» Фрейдом, и не полигон, предоставленный моралистом. Вместо этого, семья может быть домом для тайны, а тантрическая сублимация - сосредоточенном на семье и построении сообщества подходом к ее пределам, в то время как тантрические семейные ритуалы выводят эрос из-за закрытых дверей в более доступную для разделения семейную жизнь.

Узнавание «фактов жизни» становится для подростка внимательным научением различать и уважать в себе нюансы плодовитости, сексуального желания, и сублимации, а не только наставлением по поводу необходимости использовать противозачаточные средства, ждать того, кто тебе действительно подходит, или «получать удовольствие - но не доводить дело до беременности». Как вспоминает Джулии, двадцати пяти лет, празднование и ритуализация начала половой зрелости для каждого ребенка может оказаться эмоционально богатым семейным событием:

Когда мне было двенадцать лет, и у меня были первые месячные, в семье устроили для меня специальный праздник. Моя мать подарила мне шесть красны и шесть белых роз.

Отец подарил мне кулон, который я ношу до сих пор, с символом бесконечности с двумя жемчужинами. Жемчужины были похожи на две встречающиеся души. Мой брат -- насколько я могу судить, ему было пятнадцать - подарил мне одну из своих бронзовых подставок для карандашей. За два года до этого, на празднике в его честь, я подарила ему записную книжку.

С годами, это оказало на меня огромное влияние. Я всегда могу чувствовать тот мир способности к воспроизведению, страсти, и магии, и он всегда прибавляет что-то, чем я могу делиться лишь с немногими из моих подруг и парней, которые у меня были.

Таковы особенности страстей целомудрия в семье, следующей тайне, поддерживающей любой эротический путь, который человек может выбрать в будущем. Однако, тантрическая сублимация утратит свою привлекательность, если она превращается в предписание родителей, которое «должны выполнять» дети.

Путь одинокого целибата

В ту радостную ночь, в тайне, не видимый никем, и не видя никого поблизости, я не имел никакого другого света или ориентира, кроме того огня, что горел в моем сердце

(Св. Иоанн Креста, «Темная ночь души»)

Человек, практикующий одинокий целибат - это тот, кто посредством брахмачарьи освободился от желания иметь партнера за счет все большего слияния с миром в целом, восприятия всей жизни как одной семьи. Более не восставая против чувства одиночества, он принимает свои потенциальные возможности и ограничения как собственный дом.

Как будто выходя из глубокого сна со сновидениями, полными романтики, интриг, взлетов и падений, такой человек пленяется пробуждением к реальности, где больше ничего не требуется. Среди ее архетипов -- затворник классического монашества, отшельник мифической традиции, старуха-колдунья, садху йоги. Среди ее идеалов - Великий Одинокий, авадхат, Сада-Шива, Махадева. Неподвижная, сострадательная, завершенная, безмолвная. Тайна всех тайн.

Таковы самые драматические образы одинокого целибата, однако они мало понятны нашей современной культуре. Для большинства людей, идея мира как одной большой семьи представляет собой, в лучшем случае, отдаленный идеал, а в худшем - безнадежное заблуждение. Возможно, в биогенетическом смысле, мир мог бы быть одной семьей; безусловно, все мы здесь вместе, стараясь не падать духом и устраивать все наилучшим образом, с отчужденными, не признаваемыми, и близкими родственниками повсюду.

В этом широком охвате, человек, выбравший одинокий целибат, сталкивается с «чудовищной проблемой», о которой писал Мартин Бубер: любить всех, со всеми страданиями, неразберихой, страхом, и борьбой, которыми полон наш мир. Такой человек просто любит мир сейчас, таким как он есть, в, возможно, трудном, но сострадательном смысле; ему не нужно ждать, чтобы мир стал лучше, или более утопическим, прежде чем он сможет его любить. Иными словами, он воспринимает свою жизненную ситуацию как своего партнера, и исполняет свои обязательства перед собой и другими на уровне, эквивалентном пожизненному браку.

Опыт внутреннего брака достаточно легко реконструировать. Это волна трогательной возможности, которая проходит через друзей и семью в тот особый момент, когда обрученные вступают в духовный брак. Сам момент вполне банален. Возможно, это случается, когда пара впервые встречается перед алтарем, или при обмене определенной клятвой, кольцами, поцелуями. При этом, сентиментальные, и даже не столь сентиментальные люди обнаруживают, что у них обильно текут слезы. Более философски настроенные гости ощущают глубину момента, столь наполненного человеческой привязанностью и верой. Дети умолкают, младенцы иногда плачут или засыпают. Даже циники ерзают на своих скамьях. Внезапно начинается или кончается гроза, или, возможно, в помещение забредает животное. Сходным образом, трогательная суть обручения и этот феномен духовного брака поддерживают того, кто выбрал одинокий целибат, и стремится заключить брак с любовью, и посредством этого внутреннего союза, стать самой любовью.

Главной страстью одинокого приверженца брахмачарьи становится страсть пленительного одиночества. Если вы захотите следовать этому пути целибата даже в течение определенного числа месяцев или лет, то обнаружите многочисленные превращения чувств одиночества, уединенности, покинутости, единичности. Там обитает редкая страсть - безропотная самоотдача малейшему ощущению одиночества.

Эти чувства - не враги, с которыми следует бороться с помощью арсенала дружб и увлечений. Это страсти, предоставляющие благодатный простор всем тем, кто просто живут. Одиночество и даже уединенность, когда их любят, оказываются лучшими друзьями. Когда такие настроения открываются тому, кто стремился к ним и искреннее их любил, в его бытие врывается космос. Редкий и трудно достижимый сублимационный оргазм ничем не связанного одиночества знаменует брак человека со вселенной, ибо будучи принимаемой в целом, вселенная представляет собой единую совокупность, и, потому, особенно одинока.

Для одинокой женщины, садхана или практика йоги (от пяти до восьми часов в день) может становиться возлюбленным, поскольку открывает нескончаемую тайну и пленяет, призывая к абсолютной верности. Практики йоги вознаграждают ее верность многочисленными переживаниями и достижениями, укрепляющими веру. Поэтому, подобно человеку в счастливом браке, она чувствует себя «самой счастливой на свете», найдя столь увлекательный жизненный путь. Ей кажется, что она не упускает ничего важного. Для последовательницы карма йоги, возлюбленным становится ее служение; если она идет по пути бхакти йоги, то ее супругом становится божество. Все эти йоги и йогини не могут ждать, пока придет время для садханы, служения, и поклонения. Отказ от определенных аспектов жизни - таких как супруг, деньги, имущество, или даже собственный дом, можно понять только в связи с такой страстной садханой.

Все вокруг - толпы людей, спешащих домой в час пик, колеблющаяся паутина, плач ребенка - напоминают такому человеку о страстном стремлении к единению, пока он не забывает даже самого себя, и остается только Соединение Всего Этого. Это нирбиджа садхи, дживан-мукти, мокша: абсолютное освобождение. Все фрагментарные привязанности исчезают в неописуемой простоте, то есть, невероятно замысловатой сложности, которая становится единичностью. Те, кто это понимают, ощущают слезы в глазах, и прилив благоговения в сердцах, ибо это еще один - вечный брак. Дети подобного брака обнаруживаются во всей всемирной семье, ибо они - мистики всех времен и все бессчетные, незаметные другие, что думают об этом достижении, и всей йоге и религиозном рвении, которые ему предшествовали, и вдохновляются ими.

Таковы более романтичные образы приверженца одинокого целибата. Повседневная жизнь для него сопряжена с более тонкой борьбой за верность внутреннему браку. Хотя оценка по достоинству более обычного образа жизни вполне естественна, косвенное удовольствие от образа жизни других людей может быть скрытым нарушением внутреннего брака. Вопрос само-лишения, подобно привлекательности чужой жены, может соблазнять на другие измены. «Чего я, на самом деле, ищу, и почему я не думаю, что это доступно мне сейчас?» -- вот вопрос, который направляет приверженца одинокого целибата. Медитация, йога, служение, благочестивые действия, дружбы, отдых - следует учитывать все такие элементы жизни, однако с настроем на спокойное отсеивание более поверхностных привязанностей.