Благородный дом. Роман о Гонконге. - Джеймс Клавелл

Продюсер не выдержал. Он подскочил к микрофону и быстро проговорил:

— Мы продолжим наш рассказ, как только мисс Вене...

Она тут же вернулась из грез.

— Нет-нет, — произнесла она с бравадой, — мы не должны разочаровывать наших слушателей! — Театральным жестом она вытерла слезы и продолжила читать, импровизируя на ходу: — Там, на склоне, славные бойцы из корпуса гуркхов и ирландские гвардейцы, рискуя жизнью, предпринимают героические усилия по спасению наших братьев и сестер...

— Боже мой, какое мужество! — пробормотал какой-то англичанин. — Она заслуживает медали, как вы считаете, старина? — Он повернулся к соседу и с сожалением обнаружил, что тот китаец. — Ох, извините.

Пол Чой почти не слышал этих слов. Все его внимание было сосредоточено на носилках, которые спасатели тащили из развалин, спотыкаясь и скользя под светом установленных несколько минут тому назад прожекторов. Он только что вернулся из медпункта, развернутого под временным навесом на развилке Коутуолл-роуд, где такие же, как он, обезумевшие от горя родственники пытались опознать близких среди мертвых или раненых или сообщить имена пропавших, которые, вероятно, ещё находятся под завалами.

Пол весь вечер мотался с места на место в поисках Четырехпалого. Полчаса назад один из пожарных пробрался через груду обломков туда, где рухнул пятый этаж. Там из-под развалин извлекли Ричарда и Майлин Кван, потом Джейсона Пламма, у которого не было половины головы, затем остальных, уже полумертвых.

Пол Чой подсчитал носилки. Четверо. На трех тела закрыты одеялами, двое тел очень маленькие. Он содрогнулся при мысли о быстротечности жизни и снова задался вопросом, что будет завтра на фондовой бирже. Отменят торги по случаю траура? Боже, если биржа будет закрыта весь понедельник, к открытию во вторник акции «Струанз» точно пойдут по тридцать — должны пойти! Его даже замутило, закружилась голова.

В пятницу перед самым закрытием он пять раз вкладывал всё до пенни из денег, что нехотя одолжил ему Четырехпалый, покупая с маржей. Пять раз по два миллиона гонконгских долларов. Он покупал акции «Струанз», «Блэкс», «Виктории» и «Хо-Пак» в надежде, что за выходные Тайбань сумеет обратить поражение в победу, что слухи про обращение к Китаю верны, что «Блэкс» или «Виктория» осуществляют какую-то операцию.

Со времени встречи с Горнтом в Абердине, когда он поделился предположением, что «Блэкс» или «Виктория» постараются спасти «Хо-Пак», и заметил блеск в глубине хитрых глаз, Пол задавался вопросом: не угадал ли он, часом, намерения «больших парней»?

«О, это точно „большие парни". Из-за нехватки денег они держат Гонконг за горло. Боже, и ведь какое у них выгодное положение!»

Когда на скачках Ричард Кван предложил ему купить акции «Хо-Пак» и почти сразу же после этого Хэвегилл объявил о приобретении «Викторией» контрольного пакета, Пол побежал в мужской туалет, и его вырвало. На десять миллионов накуплено акций «Хо-Пак», «Блэкс», «Виктории» и «Струанз» на самой нижней отметке рынка. А сегодня вечером, когда в девятичасовых новостях объявили, что Китай предоставляет полмиллиарда наличными и банковской панике конец, Пол понял, что стал мультимиллионером, мультимультимиллионером.

Опять не совладав с желудком, молодой человек рванулся в кусты у дороги, и его стало выворачивать так, что он подумал: «Сейчас умру».

Стоявший рядом англичанин повернулся к нему спиной и спокойно проговорил, обращаясь к приятелю:

— Эти ребята, китайцы, не очень-то умеют сохранять присутствие духа, верно, старина?

Пол Чой вытер рот. Чувствовал он себя ужасно. Мысль о том, что астрономические суммы стали почти реальностью, не укладывалась в голове.

Мимо несли носилки. Он молча последовал за ними в медпункт. Там, в глубине, под временным навесом, доктор Мэн делал срочную операцию. Пол Чой наблюдал, как доктор Тули откидывает одеяла. Женщина-европейка. Открытые вытаращенные глаза. Доктор Тули со вздохом закрыл их. Следующим был мальчик-англичанин лет десяти. Тоже мертвый. Потом ребенок-китаец. На последних носилках стонал от боли истекающий кровью мужчина-китаец. Доктор быстро сделал ему укол морфия.

Пол Чой отвернулся, ему снова стало плохо. Когда он возвратился, доктор Тули мягко сказал:

— Вам нечего здесь делать, мистер Чой. Вот, возьмите, от этого ваш желудок успокоится. — Он дал ему две таблетки аспирина и немного воды. — Может, подождете в одной из машин? Мы сообщим вам сразу, как только что-то узнаем о вашем дяде.

— Да, спасибо.

Прибыло ещё несколько носилок. Подъехала машина «скорой помощи». Санитары погрузили в неё раненого, прикрепив к носилкам историю болезни, и машина отъехала под моросящим дождем. Выйдя на улицу, где не бил в нос запах крови и смерти, молодой человек почувствовал себя лучше.

— Привет, Пол, как дела?

— О, привет, тайбань. Прекрасно, спасибо. — Он встретил Данросса раньше и рассказал ему про Четырехпалого. Данросс был потрясен и очень озабочен.

— Пока ничего, Пол?

— Нет, сэр. Данросс помолчал.

— Возможно, отсутствие новостей — хорошая новость. Удалось ведь выжить Улыбчивому Цзину. Будем надеяться на лучшее, а?

— Да, сэр.

Пол Чой смотрел, как Данросс торопливо идет вверх по дороге к завалу, и пытался осмыслить новое положение вещей. «Теперь, когда Тайбань, считай, приобрел контрольный пакет „Дженерал сторз" — фантастическая сделка, здорово он это придумал, ох как здорово — и выбирается из западни Горнта, его акции должны подняться до тридцати. А бумаги „Хо-Пак", замороженные на отметке двенадцать долларов пятьдесят центов, должны вернуться на отметку двадцать, когда снова появятся на табло. Теперь, прикинем, семнадцать с половиной процентов от десяти миллионов умножить на пятьдесят будет...»

— Мистер Чой! Мистер Чой!

Из медпункта махал рукой доктор Тули. Сердце замерло. Пол бросился туда со всех ног.

— Я не уверен, но прошу следовать за мной.

Доктор не ошибся. Это был Четырехпалый У. Мертвый, но вроде бы без увечий. На лице, отмеченном печатью удивительного спокойствия, застыла странная ангельская улыбка.

По щекам Пола Чоя покатились слезы. Он встал на колени рядом с носилками, охваченный горем. Доктор Тули тактично оставил его одного и поспешил к другим носилкам: возле них уже кто-то заходился в крике, ещё одна обезумевшая мать прижимала к себе изуродованное тело своего ребенка.

Пол Чой не отрываясь смотрел на это лицо, такое доброе после смерти, и почти не видел его.

«И что теперь? — спрашивал он себя, утирая слезы. Ощущения, что он потерял отца, не было, из жизни ушел глава клана, а это потеря поважнее. — Господи, что же теперь? Я не старший сын и не должен что-то предпринимать. Но в любом случае, что теперь делать?»