Ретро-Детектив-3. Компиляция. Книги 1-12 (СИ) - Любенко Иван Иванович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Каберне от князя Трубецкого. У нас отдается предпочтение русским винам.
«Подумать только – как патриотично! – усмехнулась про себя Вера. – Или скорее выгодно. Каберне от Трубецкого стоит дешевле рубля за бутылку, а такое же французское – три с лишним».
Делать было нечего – пришлось выходить из неловкого положения, в котором очутилась из-за собственной несдержанности. Поблагодарив официанта улыбкой, Вера взяла бокал, подняла его и произнесла тост:
– За нашу гостеприимную хозяйку, дорогую Вильгельмину Александровну!
С одной стороны, конечно, подхалимство чистейшей воды – так вот, без всякого повода, провозгласить тост за Цалле. С другой же, вполне уместная светская любезность, попытка оживить атмосферу. А то ходят все какие-то снулые, скучные разговоры разговаривают. Другое дело, если бы Мирского-Белобородько поминали, а если никого не поминаем, так давайте же если не развеселимся, то хотя бы встряхнемся немного. В результате все получилось как надо – забыв о первопричине, то есть о громком выговоре Мейснеру, гости начали живо разбирать с подносов бокалы и пить за Вильгельмину Александровну, которая уже улыбалась не скупо, а радушно-прерадушно. Веру она поблагодарила символическим поцелуем – громко чмокнула губами в вершке от левого уха – и ответным тостом, в котором назвала Веру «цветком из райских садов». Вере такое выспренное и вместе с тем корявое сравнение нисколько не понравилось, но пришлось терпеть и улыбаться. Зато к Вере подошел Шершнев и увел ее к столам с закуской, утверждая, что «после второй-то непременно надобно закусить». Вера охотно подчинилась, даже не посмотрев на надоедливого Мейснера (будет ему наука). Она ела миндальное печенье и слушала, как Шершнев похвалялся своей деловой хваткой, практической сметкой и тонким чутьем.
– Хотел вложиться в Ленские золотые прииски, думаю, если уж такой умник, как Вышнеградский, туда влез, то и мне надо бы. Уже стал прикидывать, на какую сумму смогу без ущерба для других дел купить акций, как чего-то вдруг расхотел. Ну их, думаю, что быстро в цене растет, то и падает так же быстро, ненадежно показалось, хоть и золотодобыча, а все равно. И что же мы сейчас видим?
– Ничего хорошего, – ответила Вера.
Про Ленские прииски газеты писали много, не столько, сколько о «Титанике», но все же почти каждый день то здесь, то там попадались сообщения. Началось с того, что на одном из приисков рабочих стали кормить тухлым мясом, а потом пошло-поехало, совсем как в девятьсот пятом году, и дошло до общей забастовки и стрельбы. В «Русском слове» было написано, что убито сто пятьдесят бастующих, а ранено более двухсот пятидесяти. Ужас!
– Вот именно – ничего хорошего! Акции упали вдесятеро ниже номинала, хотя в январе торговались всемеро выше, а я ведь привык играть по-крупному, если бы купил, то на полмиллиона, не меньше. Меньше и связываться нечего, крупная рыба большую воду любит…
Вера подумала о том, что дельцы, подобные Шершневу, устроены как-то иначе, не так, как обычные люди. Наверное, потому они так богаты, так удачливы в делах, что не обращают внимания ни на какие сантименты. Сто пятьдесят человек убито, вдвое больше ранено! Не врагов, не на войне, а своих же русских людей, бедных рабочих, которые хотели прибавки к скудному жалованью и чтобы их кормили свежим мясом. Это же такая трагедия, куда там Шекспиру с его Принцем Датским. А Шершнева только акции интересуют.
– Имею верные сведения, что скоро акции «Лензолота» взлетят выше прежнего! – вклинился в разговор князь Чишавадзе. – Если есть возможность, надо скупать.
По-русски князь говорил без малейшего акцента, даже «акал» как исконный москвич. Вера отметила в уме это странное обстоятельство, решив отразить его в письме. Пусть Немысский обратит внимание, может, он и не князь, и не Чишавадзе, и вовсе не грузин, а какой-нибудь шпион. Разве не найдется в Германии итальянца или еврея, который мог бы сойти за грузина. Вот если бы Вера знала хоть пару фраз по-грузински, то могла бы прямо сейчас испытать князя, но из всех восточных языков она знала только «ас-саляму алейкум», что означало «здравствуйте, мир вам». В книгах вычитала.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})– Скупаете, князь? – холодно поинтересовался Шершнев.
– У меня сейчас другие интересы, – буркнул Чишавадзе и отошел, ухватив из вазочки сразу два марципановых сердечка.
– А вы, Вера Васильевна, не любите марципан? – поинтересовался Шершнев. – Доктора утверждают, что марципан благотворно влияет на нервную систему…
Вера хотела ответить, что ее нервная система не нуждается в чьих-то благотворных влияниях, но ее отвлек шум. Возле входа в залу какой-то совершенно лысый (или бритоголовый – издалека было не понять) офицер, в черном, коротком, застегнутом на все пуговицы пальто с золотыми погонами, на повышенных тонах разговаривал с Вильгельминой Александровной и фон Римшей. В левой руке, заведенной за спину, офицер держал фуражку.
– Не надо намеков! Я пришел потому, что мне хотелось узнать поподробнее об обстоятельствах, предшествовавших смерти моего брата! – громко и требовательно говорил он, в спешке не договаривая длинные слова до конца, так что получалось «обстоятельс» и «предшествовавшш». – Что вообще случилось?! Почему вдруг паралич?! Да, он не мог похвастаться богатырским здоровьем, но и умирать пока не собирался…
Вера сразу же догадалась, что это брат Мирского-Белобородько, кому же еще интересоваться обстоятельствами. И черное пальто на нем, это форменное морское офицерское.
– Кто ж собирается? – тихо сказал Вере Шершнев. – Тетке моей, Марье Фоминичне, на Сретенье девяносто годков стукнуло, но она только и просит: «Еще бы хоть годик, Господи»…
Публика в зале собралась культурная, поэтому особого внимания к разговору, грозившему перейти в скандал, никто не проявлял. Стояли там, где и стояли, продолжали беседы беседовать, не оборачивались в открытую, а всего лишь глазами косили. Только Вшивиков медленно, бочком, мелкими шажками перемещался от центра залы к дверям. Репортеру любое происшествие – лишняя копейка.
– Вы задаете странные вопросы и разговариваете так, будто я в чем-то виновата. – Цалле тоже говорила громко, давая понять, что скандала она не боится. – Божий промысел неведом, пришло время вашему брату покинуть наш мир, он и покинул…
– Выпил шампанского и тут же упал замертво! – воскликнул Кирилл Мирской. – Какое странное совпадение!
– Шампанское пили все, – заметила Вильгельмина Александровна.
– Но умер только мой брат! – парировал Мирской.
– Однако полиция… – попытался возразить Римша, но его тут же перебили:
– Будто я не знаю полиции! Нечего прятаться за полицию! Я пришел сюда с намерением узнать, что здесь произошло в субботу, и я никуда не уйду, пока не узнаю все!
– Искренне соболезнуя вашему горю, я закрою глаза на ваше поведение и расскажу вам о том, что здесь произошло, – начала Цалле. – Ваш покойный брат читал нам свои новые стихи. Мы слушали и восхищались. Пили шампанское за здоровье вашего брата и его чудесный талант. Вдруг ваш брат выронил свой бокал и упал без чувств. Его перенесли на диван в вестибюле, кто-то пытался дать ему нюхательной соли, но доктор Бурханов, оказавшийся в числе моих гостей, сообщил нам, что вашему несчастному брату уже ничем нельзя помочь. Он первым предположил паралич сердца, и, насколько мне известно, при освидетельствовании тела вашего брата это предположение подтвердилось. Это все, сударь, что я имею вам сообщить! Если вам угодно отужинать, то ресторан на втором этаже, а здесь собираются только те, кого я хочу видеть!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})– Железная женщина! – восхитился Шершнев. – Ее невозможно вывести из себя. Ей бы на бирже играть, с таким-то даром!
– То, как вы, сударыня, стараетесь поскорее спровадить меня прочь, наводит на размышления!
Мирской и Цалле смотрели только друг на друга, а фон Римша время от времени переводил взгляд на собравшуюся в зале публику. Вшивиков остановился шагах в пяти от троицы спорщиков, но смотрел в сторону, притворяясь, будто высматривает кого-то в зале.
