Весь Валентин Пикуль в одном томе - Валентин Саввич Пикуль

Однако мичману хлопали. Полухин тоже надсаживал ладони.

— А знаешь, — сказал он Семенчуку, — ведь этот мичманок совсем неплохой парень. Ты с ним никогда не разговаривал?

— Нет. С чего?

— А я говорил. Сомневается человек. Правды ищет. В случае чего, такого и на нашу сторону перетащить можно.

— Зачем?

— Мы с тобой хороши до какого-то момента, от «а» до «б», — шепотком пояснил Полухин. — А потом — шабаш и суши весла! Башню-то с дальномерами мы еще и провернем. А вот линкора нам в море не вывести. Сами же таких мичманцов на помощь себе позовем…

Суровому Свешникову не угодил и матросский хор, слаженно исполнивший песню в память павших в этой войне:

Спите, орлы боевые, спите с спокойной душой, вы заслужили, родные, славу и вечный покой…

— Развели тут бодягу поминальную, — заметил адмирал. — Все настроение, какое было, к чертям испортили.

— А сейчас, — объявил конферансье, — перед вами выступит матрос Игнатий Безголовый с известным аттракционом на загадочную тему: «Что русскому здорово — то немцу смерть!» Слабонервных просим удалиться… Гы-гы-гы!

Семенчук толкнул своего соседа:

— Какой Безголовый? Уж не тот ли… чемпион с крейсеров?

— Он самый. Чичас от лыковых лаптей оторвет кожаные стельки.

Перед роялем вынесли носилки с кирпичами. Обыкновенными. Из каких на Руси дома строят, печи кладут. А потом явился и он — Безголовый. Голова у него, правда, была. Но малюсенькая, которую великая мать-природа приладила кое-как на гигантские плечи. Исподлобья взирал чемпион на публику. Так, наверное, в глубокой древности динозавры, будучи сыты, тупо смотрели в болотную даль, где жила, пыжилась и квакала всякая съедобная мелюзга… Безголовый снял бескозырку и долго крестился, шевеля при этом губами. Конферансье выскочил перед ним:

— Благородная публика! Которые тут сознательные, тех по совести спрашиваю — стоит ли рисковать артисту или не стоит?

В руках офицеров щелкали «кодаки».

— Пусть рискует. Просим!

Безголовый нагнулся, взял с носилок первый кирпич. Воздел его над собой — над самым темечком.

— Господи, образумь! — взмолился он тут.

И хватил себя кирпичом по башке. Только осколки посыпались.

Дредноут замер. В тишине щелкали «кодаки». Безголовый ахнул себя по башке вторым кирпичом. Пополам!

Не голова пополам, а кирпич разлетелся.

Надо отдать должное артисту: колол он кирпичи вдохновенно и весьма искусно — то на равные половинки, то вдребезги.

— Валяй дальше! Покрасуйся… — кричали из задних рядов.

Безголовый, когда носилки опустели, счел свой номер законченным и теперь наслаждал себя бурными аплодисментами.

— Конечно, — смеялись офицеры, — для Мулен-Руж такой аттракцион не годится. Но в нашем скромном кабаре вполне сойдет…

— Откуда ты такой чурбан взялся? — печально спросил Свешников.

Безголовый отряхнул известку с волос, нацепил сверху бескозырку и вскинул к ней руку, ответив адмиралу:

— У нас на «Громобое» все, почитай, такие…

В перерыве Семенчук отыскал Полухина:

— Ты видел, что он с кирпичами творит?

— Дурак он. Нашел, чем хвастать.

— А… сила?

— Не бойся. Ты же умней его. Помни, за что будешь бороться. Пусть тебя воодушевляет идея… Нам нужна связь!

* * *

На следующий день «Севастополь» даже присел в воде ниже ватерлинии, будто его загрузили сверх нормы боезапасом. Это привалила из Гельсингфорса громадная толпотня матросов, давно ждавших этого дня. Под раскатом главного калибра вместо рояля теперь развернуты пробковые маты, накрытые шлюпочным брезентом. Зрители уже повисали на вантах, на рострах, лезли на шлюпбалки. Вдоль стволов орудий сидели рядком человек по сорок, свесив ноги, а под ними гомонила, колыхалась братва.

— Время! Начинай… — волновалась палуба.

Опять прибыли гости с дамами. Соревнование накаляло азарт, ибо плавающие на линкорах кровно (почти страдальчески) переживали за свою бригаду, крейсерские же на руках носили Безголового, которого так любили, так уважали, что только медом еще не мазали.

Семенчук нервничал. Наконец с башни было объявлено:

— Внимание! Сейчас состоится схватка, которая решит, кому ехать на общефлотские соревнования… Выступают: от бригады линейных сил — гальванный унтер-офицер первой статьи Трофим Семенчук, призыва девятого года… (Не дали закончить — кричали «ура» свои ребята, с дредноутов.) От бригады крейсеров… (Опять буря восторгов.) От бригады крейсеров — кочегар второй статьи Игнатий Безголовый, призванный в четырнадцатом из запаса.

Ударила рында, заменявшая гонг. Матросня замерла, разинув рты, когда тяжкой поступью, слегка вразвалочку, вышли на ковер прославленные борцы. Как положено, сделали они друг другу четкое «лесалю». Встали в позу «ангард». Внаклонку. Левая нога при этом — вперед. А правая рука сразу начинает искать запястье руки противника — для захвата его.

Итак, борьба началась. Семенчук видел перед собой низенький лоб кочегара. Из-под опаленных возле котлов бровей на него — в зорком прищуре — глядела узкая щелка враждебных глаз.

— Семенчук, хватай его! — подбадривали линкорные.

Но собралось здесь немало и ребят с крейсеров.

— Безголовый, шмякни линейщика, как лягушку!

Офицеры призывали к порядку. Дамы лорнировали борцов.

Ура! Есть! Семенчук уже держал запястье Безголового. Доля секунды. Стремительный перехлест тела — бросок «тур-де-тет».

Громадная туша кочегара, издавая запах пота, скользит вдоль спины гальванера, ловко переводимая им в партер.

Так. Хорошо.

Теперь следует