Врезано в плоть (ЛП) - Тим Ваггонер

Диппель выглядел отнюдь не впечатленным. Он вынул из кармана горсть порошка, швырнул в огонь и рявкнул несколько резких слов по-немецки, как показалось Дину. Порошок еще в воздухе превратился в воду и обрушился на факел, потушив и его, и огонь вокруг. Диппель развернулся к Дину и снова полез в карман. Дин остановился метрах в трех от него и поднял шланг:

– Огонь!

Поток огня по кривой устремился к Диппелю, который снова швырнул порошок и выкрикнул немецкие слова. Но Дин целился не прямо в него, а в пол у его ног, а потом отступил, чтобы превратившийся в воду порошок не попал в него. Пылающая жидкость плеснула на пол, заставив Маршалла с воплем ужаса выскочить во двор, спасаясь от «каки». С ним можно разобраться позже. Сейчас главной целью Дина было поджарить себе немного Диппеля по-южному. Однако он забыл, что порошок магический, и получившаяся из него вода вместо того, чтобы просто плеснуть на землю, изменила траекторию полета и устремилась к шлангу огнемета. Не успел Дин среагировать, как вода забралась внутрь, словно живое существо. Поток огня тут же стих, и сколько бы Дин не жал на кнопку, из распылителя вырывались лишь тонкие струйки вовсе не воспламеняющейся жидкости. Пламя на веранде распространялось, но до Диппеля еще не добралось, а тот усиленно тушил его новыми порциями волшебного порошка.

«Не получился из тебя человек-факел», – подумал Дин.

Уголком глаза он заметил движение и повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как на него несется Маршалл Ласс с искаженным яростью лицом и сжатыми в кулаки окровавленными руками.

– Кака плохо! – ревел он. – Ты плохой!

– Сэм? Не подсобишь?

Нет ответа. От ледяного предчувствия у Дина скрутило живот. Он оглянулся через плечо и увидел, что Сэм лежит на земле – неподвижный, с закрытыми глазами – по-прежнему вцепившись в пистолет. Было неясно, дышит ли еще брат. Дин не мог тратить время на драку, нужна была помощь.

Маршалл врезался в него с силой профессионального футбольного защитника. Он обхватил Дина руками, и они оба грохнулись на землю. Дин пытался освободиться из его хватки, но Маршалл был чертовски силен – гораздо сильнее, должно быть, чем при жизни – и вырваться было нереально. Удар о землю выбил из Дина дух, Маршалл не отпускал его. При других обстоятельствах Дин бы почувствовал себя более чем неловко, лежа под голым мужиком, но сейчас у него были другие заботы. Чем больше времени он потратит на попытки получить помощь, тем больше вероятность, что Сэм умрет. Мысли неслись с бешеной скоростью, пока он пытался вырваться из стальной хватки Маршалла. Потом он ощутил знакомое опустошающее чувство, как будто из него вытягивают жизнь. Он вспомнил, как Сэм упоминал, что Маршалл обладает той же способностью красть жизненную энергию, что Франкенпес и Двухголовый. Если он как можно быстрее не отделается от Маршалла, его высосут быстрее, чем пакетик сока на детской площадке в полдень. Дин вырывался и пинался, но ничего не мог сделать и чувствовал все нарастающую слабость. Совсем чуть-чуть – и все будет кончено. Его худший кошмар станет реальностью. Он не сможет выполнить поручение, данное отцом много лет назад – заботиться о младшем брате. Более того, он не сможет прикончить эту скользкую сухопутную акулу Дика Романа и отомстить за смерть Бобби.

«Похоже, я скоро присоединюсь к тебе раю для охотников, старый ворчун, – подумал Дин. – Надеюсь, ты припас для меня холодненького пивка».

Он продолжал бороться, но двигаться становилось все труднее. Гораздо легче казалось откинуться на землю, закрыть глаза и погрузиться в небытие. Никаких больше убийств, никакого ощущения, что он тащит целый чертов мир на своих плечах, как будто от него зависит жизнь всех и каждого. Все, что надо сделать – прекратить сопротивляться…

– Стой!

«Женский голос… Нет, голос девушки-подростка».

Иссушающее ощущение тут же пропало. Маршалл отпустил его и поднялся на ноги. Дин слишком ослаб, поэтому мог только лежать на месте и смотреть.

Диппель преклонил колени на обожженном полу, опустив голову. Женщина – Кэтрин Ласс, предположительно – стояла рядом и с обожанием взирала на босую девочку-шатенку, одетую в черные джинсы и футболку. На футболке белыми буквами значилось: «Я ношу черное, только пока не придумают что-нибудь темнее». В правой руке девочка держала темно-синий камень.

Она посмотрела на Дина:

– Приношу извинения. Я оказалась бы здесь быстрее, но настояла на том, чтобы что-нибудь надеть. Нравится? – она повернулась, позволяя оценить свой наряд. – Для скандинавов черный цвет символизировал новые начинания, как ночь провозглашает рождение дня, а зима – рождение лета. Я решила, это будет уместно, так как сегодня день моего рождения в некотором смысле.

«Скандинавы?» – удивился Дин.

Потом он заметил, как Диппель склонился перед ней, будто она какая-то…

Он застонал и с трудом сел:

– Только не говори, что у нас тут очередное чертово божество! Ребята, как вы меня достали! Вы всего лишь монстры-выпендрежники с манией величия.

Девочка рассердилась, но виду не подала:

– Я Хель. С одной «л»[1]. Викинги почитали меня как воплощение смерти.

– Ну, значит, викинги были тупицами. Я встречался со Смертью с большой буквы «с», леди, и поверь, ты не он. Но ты и не подросток, так? Просто используешь дочку доктора в качестве мясного костюмчика. Это фокус я тоже уже видел.

Дин все еще чувствовал себя слабым, как едва не утонувший котенок, но силы мало-помалу возвращались к нему. Он хотел заболтать Хель, чтобы выиграть себе больше времени на восстановление.

Дин посмотрел на Маршалла. Франкен-муженек доктора стоял с пустым лицом, уставившись на Хель. Интересно, достаточно ли мозгов осталось в его маковке, чтобы узнать дочь, а если так, не кричит ли он где-то глубоко внутри от ярости при виде того, что с ней сделали? Не то чтобы добрая тетя доктор казалась расстроенной. Судя по тому, как она радостно улыбалась богине, она была готова присоединиться к Первоначальной церкви Хель, окреститься и предложить свою кандидатуру на пост патриарха.

Дин перевел взгляд на брата: никаких изменений. Он все еще лежал не то без сознания, не то хуже. Дин не знал, сможет ли заключить сделку с Хель, но, несмотря на предупреждение Сэма не водиться с темными силами, собирался попробовать. От этого зависела жизнь брата.

Он пытался выдумать заманчивое предложение, когда Хель повернулась к Конраду и положила ладонь ему на голову:

– Ты можешь взглянуть на меня, мой лучший и преданный слуга.

Она убрала руку, и Конрад, дрожа, поднял голову и посмотрел на нее. Он даже не попытался встать.

– Моя госпожа. Вы прекраснее, чем я мог себе представить, – слезы радости струились по его щекам. – Видеть вас во плоти, которая не увянет прежде вашей темной силы – воплощение мечты, которую я лелеял три столетия, с того самого дня, как, будучи ребенком, услышал ваш голос в замке Франкенштейн.

Она нежно улыбнулась:

– Я обращалась ко многим до тебя, Конрад, но лишь ты смог услышать, лишь твой разум оказался ясным настолько, чтобы понять, что мне нужно, и лишь твое сердце нашло мужество продолжать попытки все эти долгие годы. И вот мы здесь.

– Да, моя леди. Я никогда не знал момента лучше, нежели этот.

Улыбка Хель стала холодной:

– Истинно так.

Она направила на него камень. Сгусток черной энергии вылетел из него и ударил Конрада в грудь. Конрад оцепенел, и его тело начало быстро дряхлеть, наверстывая века за считанные секунды. Его кожа сморщилась, стала тонкой, как пергамент, и туго натянулась на костях. Волосы побелели, отделились от покрывшегося пигментными пятнами черепа и истаяли, не успев коснуться деревянного пола. Глаза провалились внутрь и исчезли, губы обнажили зубы в кошмарной ухмылке. Конрад завалился набок, и его тело рассыпалось в прах. Спустя момент исчез и прах. Пустой костюм – вот и все, что осталось от Конрада Диппеля, безумного алхимика, послужившего вдохновением для одного из самого известных романов ужасов в английской литературе.

– Зачем ты так? – возмутился Дин. – Не то чтобы мне его жалко, но это довольно паршивая плата за триста лет преданности. Могла бы хоть золотые часы ему подарить, что ли.

Хель пожала плечами:

– Он был инструментом, с которым я закончила работать, так что я его выкинула. Я нуждалась в посреднике в материальном мире, но теперь у меня есть подходящее тело, и мне не нужен никто, кроме себя самой.

Хель стояла, повернувшись к Дину, так что не видела выражения лица Кэтрин Ласс, зато его видел Дин. На смену обожанию пришло недоумение.

«Мамаша не может взять в толк, что только что натворила ее маленькая дочурка».

Если Хель продолжит в том же духе, очень скоро заклинание, которое она наложила на доктора, рассеется. А когда это случится, Кэтрин наверняка тоже получит заряд от жуткого синего камня Хель и закончит, как Диппель.