Рыцарь надежды - Кристина Додд

Пожалуй, это привело ее в смятение больше, чем его сладострастные планы.

— Ты помнишь?! Что именно ты запомнил?

— Вкус твоего тела. — Его язык вновь коснулся ее.

— Откуда тебе его знать?!

— Я, может быть, и не знаю, но хорошо знает мой рот. Ах, как славно ты лечила меня! — Он зарылся глубже, действуя губами, чтобы полнее раскрыть ее, и языком, чтобы ее мучить.

— Вкус моих пальцев — только и всего. — Она почти задохнулась, когда волна наслаждения охватила ее всю.

Он не ответил. Теперь он нашел место в ее теле, жар которого заставлял ее пытаться оторвать его от себя и одновременно прижиматься к нему еще теснее. А когда ее ноги стали слабеть и дрожать, он отнял свой рот. Ему надоело, слава всем святым. Если бы он не перестал, то ей бы пришлось унизиться до того, чтобы упасть, чтобы затащить его на себя и умолять. Он дал ей передышку.

— Твоих пальцев?

Ей потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, о чем он говорит. Несколько минут назад ему удалось заставить ее забыть обо всем.

Ах да, в тот раз он взял ее руку и стал сосать ее пальцы.

— Другой привкус как будто, но определенно это ты. Но не скажешь ли мне, почему мне показалось, что мы были в амбаре? — Как же он запомнил ее слова, ведь его почти не было в живых тогда?

Ее дрожащие ноги выдавали ее, но она с усилием напрягла колени.

— Амбар? — Может быть, ее притворство удастся?

— Я занимался любовью и случайно посмотрел вверх, ты была там надо мной, и это доставило мне особое удовольствие…

Он глядел на нее снизу вверх. Она на него сверху вниз. Воспоминания спутались, но она поселилась в его душе навеки. Теперь она тоже представила себе жару, запахи, движения, возбуждение. Она нашла в памяти что-то такое, чего не было никогда.

— Ты сделала меня счастливым человеком, — сказал он. — Ты дала мне почувствовать вкус своего тела. О, почувствовав, его, я понял, какой может быть жизнь. Ты вернула меня из небытия, поманив собою, я в долгу перед тобой. А я, леди Эдлин, — его руки крепче сжали ее бедра, — всегда оплачиваю свои долги.

Его палец вошел в нее сзади. Его язык возбуждал ее спереди. Ей не хотелось первой показать, что наслаждение переполняет ее, но его палец раз за разом двигался туда и обратно одновременно с языком, трогающим и ускользающим.

Она уже не могла стоять. Ей следовало бы сказать ему об этом, но слов не было, и она почти простонала:

— Я не могу…

— Ты можешь. — Он еще больше раздвинул ее слабеющие ноги. Его палец углубился в нее.

Слишком сокровенно. Слишком стыдно. Слишком уж хорошо.

Она содрогнулась и вскрикнула, а он прижался к ней открытым ртом, лаская губами и языком, стараясь продлить для нее эти утонченные и острые ощущения.

Когда он извлек из нее каждое содрогание, каждый стон, он убрал свой палец. Он поцеловал нежнейшую кожу бедер и поглаживал округлости ягодиц, тесно прижавшись лицом к ее животу. Он терпеливо ждал, когда затихнут последние спазмы, сотрясавшие ее тело. Когда она немного успокоилась, он спросил:

— Теперь ты можешь стоять сама?

Она не могла. В этот момент ей казалось, что она рухнет на пол, как только он ееотпустит.. Но признаться в этом теперь, когда самая сильная волна наслаждения схлынула, было выше ее сил. Она кивнула, надеясь, что он не отнимет рук сразу же.

— Хорошо, — прошептал он. — Хорошо. Мне бы не хотелось думать, что я довел тебя до изнеможения еще до того, как ночь по-настоящему началась.

Что она могла на это сказать?

Быстрыми движениями он развязал ее подвязки.

— По отношению к вам, леди Эдлин, я оказался большим дураком. — Влажные чулки прилипли к ее ногам, и он медленно стягивал их по очереди. — Подними-ка ногу, — попросил он.

Чтобы удержать равновесие, ей пришлось опереться рукой на его плечо, но он нисколько не возражал.

Стащив эти последние, совершенно ненужные тряпки, Хью резко отбросил их прочь.

— Ты спасла мне жизнь. Я отплатил тебе, не правда ли? И теперь всегда буду это делать до конца дней, пока мы вместе. Но ни одной женщине не удастся выставить меня на посмешище перед моими людьми и остаться безнаказанной.

— Я не понимаю.

Не желая вступать ни в какие объяснения, он поднялся, схватил со стола сложенный кусок; ткани, встряхнул его и набросил ей на волосы.

— Высуши их.

Выполнить это было просто, но ей не хотелось поднимать перед ним руки.

— Суши их, — настойчиво повторил он и, встряхнув другой кусок, занялся ее телом. Он растирал его крепко и без намека на страстную пылкость, просто возвращая ее коже ощущение тепла.

Глупо было стоять, трепыхаясь в его руках как кукла. Она занялась волосами. Когда она их почти высушила, Хью сунул ей в руки другое полотнище.

— Теперь высуши меня.

Ее тело все еще пело от недавнего обольщения, и, если бы она сейчас только дотронулась до него, все началось бы снова. И он знал об этом, жалкий плут.

— Ты уже обсох.

— Не весь.

Она не стала приглядываться.

— Лучше вытри меня, — сказал он. — Это немного оттянет время твоего наказания.

В его голосе снова прозвучала нотка предупреждения, и она прижала сухую ткань к его груди. Она вытрет только здесь, ибо если она спустится ниже, то, пожалуй, ее полотенце запутается и ей придется осязать то, на что она бросила лишь мимолетный взгляд.

Так что пока она вытирала его грудь, потом руки, делая это медленными движениями.

— Я не ставила тебя в дурацкое положение.

— Ты так думаешь? Я очертя голову бросился спасать свою жену от подлецов, похитивших ее. Я сходил с ума от страха, что тебя изнасилуют или того хуже.

— Значит, твое воображение сыграло с тобой злую шутку, — сказала она, довольная тем, что ей удалось переложить на него часть вины. Ведь он хотел, чтобы она одна несла ее.

Обхватив за кисти, он направил ее руки вниз по своему телу.

— Ты хорошо знаешь, как бывает, когда твои сыновья убегают играть, увлекаются и не возвращаются вовремя домой?

— Да… — протянула она, почти не слыша, что он говорит. Нижняя часть его живота, его бедра притягивали к себе все ее внимание, хотя она старательно глядела куда-то в сторону. Если б только ей удалось сосредоточиться на разговоре!..

— Ты обеспокоена, солнце уже садится, а тебе мерещатся всякие ужасы, которые могли с ними произойти.

— Да. — Она начала понимать, к чему он клонит, и до нее стал медленно доходить и смысл его намерений.

— Наконец они прибегают домой, грязные, поцарапанные, похожие на маленьких бродяг, а ты счастлива уже оттого, что они целы и невредимы, тебе хочется их прижать к себе и в тот же самый миг отшлепать.

Она недовольно выпятила нижнюю губу. Ему совсем не нужно, чтобы она вытирала его. Он просто хотел, чтобы она гладила и ласкала его тело, а может быть, видя ее нерешительность, он получал небольшое удовольствие от своеобразной мести.