Неспящие - Барбара Морриган
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь я не могла дождаться наступления ночи. Мне снились невероятные вещи. Даже океан, представляешь? Мне казалось, он существует только в моих мечтах, а там я впервые его увидела! И корабли! Обычно всё, конечно, было более… абстрактным. Какие-то лица, события и места, не связанные между собой. А потом я наконец увидела то, что изменило всё. После мне говорили, что этот момент у каждого проходит по-своему. Зависит от твоего «таланта». Мама, например, управляется с тенями. Нат может менять форму даже чего-то очень твёрдого. Металла, например. У меня всё немного сложнее… Но тогда я увидела золотые струны. Они пронизывали всё вокруг. Слегка дрожали и переливались. Уходили на многие мили вперёд и вверх. Я не могла их коснуться – они как будто были сотканы из солнечного света. Но они притягивали, манили… Я не могла насмотреться. И было такое странное чувство… Как будто вокруг стало одновременно тихо и оглушительно громко. Как будто весь мир слился в одном моменте, и этот момент растянулся передо мной. Прошлое и будущее, настоящее и никогда не случившееся – всё оно было здесь, в этих нитях. В их отголосках и отсветах. Наверное, звучит как бред сумасшедшего, да? А ты думал, нас просто так на острове запирают?! Да ладно, не бойся ты. Я шучу. Понимаю, что это сложно понять. Эх, хоть бы там, в твоём госпитале, поняли… Но я клянусь, всё это было так реально! Некоторое время я просто наслаждалась моментом. Было чувство, что я где-то вне реальности. Но чем дольше я там находилась, тем понятнее и ближе всё это становилось. В один момент я по какому-то наитию протянула руку вперёд, и… одна из струн поддалась. Она была обжигающе горячей, но я не почувствовала боли. Всё было таким правильным, таким привычным. Мне безумно хотелось остаться в этой секунде навсегда. Знаешь, что было бы, если бы я осталась? Мы бы с тобой сейчас не разговаривали. Ага, старик Виргиль, видимо, тоже однажды что-то такое почувствовал. И застрял там навечно. Мне повезло, что тогда в потоке мыслей, роившихся у меня в голове, пронеслась одна случайная. «Пшеница и рожь – ты не умрёшь» – помнишь такую считалочку? Все ею в детстве пользовались! Зацепившись за эти слова, я вдруг осознала, что они не оттуда. Не из этого загадочного мира, блестящего золотом и шумящего океанами. Есть какой-то другой, но я его забыла. Я повторяла эти слова про себя снова и снова, и разум начал понемногу проясняться. Я просыпалась. Когда я открыла глаза, то первым делом увидела маму. Признаюсь, выглядела она ужасно. На лекарствах все неспящие выглядят так себе: ну знаешь, эти худые фигуры, впалые щёки, сутулые плечи… Но она выглядела даже хуже. Абсолютная безнадёжность в глазах. Ага, ты видел Хил. Можешь представить её в отчаянии? Вот и я не могла. Просто никогда такого не видела. А тут она сидит на полу возле моей постели, забывшаяся в болезненной дрёме, похожая на скелет. Меня это ужаснуло. Я не могла понять, что с ней произошло: я ведь видела её вчера и всё было хорошо. Позже я узнала: оказалось, я проспала месяц…»
Абео внимал каждому слову. Он с жадностью вгрызался в мельчайшие подробности истории Соль. За последние несколько дней они неожиданно сблизились, и ему казалось, что он знает эту острую на язык девушку всю жизнь. Её детство в сгоревшей деревне на краю мира, её друзей, таких разных, но объединённых общей бедой. Её удивительный, уникальный опыт преодоления болезни, погубившей тысячи аструмцев. Все они засыпали навсегда, и лишь она одна смогла проснуться. Абео не понимал, что делало её особенной. Он строил разные теории: может, всему виной был какой-то особый дар, а может, дело в том, что она с малых лет росла вдали от цивилизации. В стерильных госпиталях правит страх смерти, но как можно привить его тому, кто всю жизнь провёл под свободным небом? Конечно, Соль решила попытать удачу и обойтись без лекарств не от большого ума. Но стоило отдать должное её безрассудной смелости, столь случайным и неожиданным образом открывшей новые грани того, что принято было считать болезнью. Абео очень хотел докопаться до правды, разгадать эту тайну, понять, что на самом деле такое этот эгерум… Но пока всё, что он мог сделать, – это слушать. И записывать. Соль рассказала ему о том, как ей удалось провернуть свою авантюру снова. А потом ещё и ещё раз. В конце концов Хил и даже эйра Тарину пришлось признать, что Соль действительно может просыпаться усилием воли. Это значило, что она больше не нуждается в лекарствах и в каком-то смысле – что она победила болезнь. Впрочем, никто не мог гарантировать, что трюк будет удаваться ей всегда. Врач неспящих неоднократно подтверждал, что риск осечки велик: Соль может заснуть навеки в любую секунду, стоит ей хоть немного утратить контроль. Однако неспящая не сдавалась. Из её историй Абео уже понял, что она из тех, кто будет идти до последнего. Сам он таким не был, и подобные люди обычно вызывали у него недоумение. Бореец привык всегда взвешивать риски и поступать рационально, а если начинало пахнуть жареным – отступать. Тори в этом плане был скорее схож с Соль, только в «неусовершенствованном» варианте. Если она была готова идти напролом, вооружившись силой духа и смекалкой, то Виатор Рэсис вооружился бы лишь собственной головой, да и та нужна ему лишь для того, чтобы пробить все стены на своём пути. Поэтому Тори скорее раздражал Абео своей напористостью, в то время как Соль вызывала интерес и даже некоторое восхищение. Абео всё сильнее погружался в её историю, и ему хотелось, чтобы она не заканчивалась. В итоге упорство Соль победило, и она навсегда отказалась от лечения. В первый год большая часть деревни отвернулась от неё: неспящие не понимали того, что с ней происходит, и многих это пугало. Но вскоре эгеры потянулись к Соль, видя, как её жизнь преображается на глазах. Заключительным аккордом стали её способности, перешедшие границу сна и проявившиеся наяву. Сотни раз соприкоснувшись с солнечными струнами во сне, Соль наконец смогла сделать это бодрствуя. Сначала это было что-то совсем незначительное: Сойка выронила гребешок из рук, заплетая косу, и Соль, сама того не осознавая, вернула его в руки подруги. Это до смерти испугало Сойку,
