История абдеритов - Кристоф Виланд

– Если бы даже Олимп и Элизиум[298] находились рядом с имением моего клиента, то, не будь воздух прозрачным веществом, он ни за что бы их не видел, словно у окна его дома поднялась стена до самого неба. Прозрачная природа воздуха – вот первая и истинная причина прекрасного вида, оживляющего имение моего клиента. Вольный прозрачный воздух, как известно каждому, является общей вещью, на которую все имеют одинаковое право. И именно поэтому всякая доля воздуха, еще никем не присвоенная, должна рассматриваться в качестве res nullius[299] и, следовательно, как вещь никому не принадлежавшая, она может стать собственностью первого, кто ее присвоит. С незапамятных времен предки моего клиента пользовались видом долины, ставшим ныне предметом спора, они им владели и наслаждались беспрепятственно и неоспоримо. Они действительно охватили своим глазомером необходимую для этого долю воздуха и, благодаря этому захвату и давности владения, она стала неотъемлемой частью упомянутого имения, от которого нельзя отчуждать даже и самой малости без риска уничтожить основы гражданского порядка и безопасности.

Сенат Абдеры счел эти доводы весьма сомнительными. Начались тонкие и длительные споры «за» и «против». И так как Памфий спустя некоторое время был избран в совет, дело показалось еще более запутанным, а его доводы – еще более сомнительными. В конце концов крестьянин умер, не дождавшись исхода дела. А его наследники, убедившись в том, что такие бедные крестьяне, как они, ничего не добьются, судясь с господином советником, дали себя уговорить сикофантам пойти на мировую. Они заплатили судебные издержки и тем более охотно отказались от постройки спорного амбара, что уже не имели никаких средств для этого. Процесс поглотил такую часть их имения, что они уже не нуждались в амбаре для хранения малой толики оставшихся семян.

Было довольно ясно, что эти обе тяжбы мало что могут прояснить в решении данного процесса, в особенности потому, что они обе закончились мирными соглашениями. Но советник, вытащивший их на свет, по-видимому, хотел только доказать сенату, что обе тяжбы, имеющие много сходства с ослиным процессом и по важности предмета, и по тонкости юридических доводов, велись долгие годы абдерским Малым советом, без всякой апелляции к Большому совету и без каких-либо сомнений относительно прав Малого совета решать такие дела.

Все «ослы» с большим рвением подтвердили мнение своего соратника по партии, потому что, если бы дело слушалось в совете, они располагали бы там большинством голосов. Но тем упорнее протестовали «тени».

Целое утро прошло в криках и спорах. И господа, как это с ними часто случалось, разошлись бы к обеду, так и не закончив дела, если бы решающий оборот ему не придало вмешательство большой толпы бюргеров из партии «теней», собравшейся перед ратушей по призыву цехового старшины Пфрима, и поддержанной массой сбежавшегося простонародья самого низкого пошиба. Впоследствии партия архижреца обвиняла цехового старшину в том, что он нарочно подошел к окну и подал знак к восстанию народа. Но противная партия решительно отрицала это обвинение и утверждала: непристойный крик, поднятый некоторыми «ослами», навел стоявших внизу бюргеров на мысль, будто на их сторонников напали, и это заблуждение вызвало всю сумятицу.

Как бы то ни было, но вдруг раздался оглушительный рев под окнами ратуши: «Свобода! Свобода! Да здравствует цеховой старшина Пфрим! Долой ослов! Долой Леонидов!» и пр.

Архонт подошел к окну и призвал мятежников к спокойствию. Но их крик усиливался. А некоторые из самых дерзких угрожали тотчас же поджечь ратушу, если господа не разойдутся и не предоставят дело на усмотрение совета и народа. Несколько бездельников и селедочных торговок действительно ворвались силой в соседние дома и, выхватив горящие головни из очагов, вернулись обратно, чтобы показать милостивым господам, что они не шутят.

В ответ на это великое сборище сбежалось великое множество «ослов», которые, вооружившись чем попало – дубинками, каминными щипцами, мясницкими ножами, навозными вилами, спешили оказать помощь господам из своей партии. И хотя «тени» намного превосходили «ослов» числом, их отвага и презрение, с каким они относились ко всей партии «теней», побуждали «ослов» отвечать на ругательства такими сильными ударами и пинками, что появились раненые, и драка за несколько минут стала всеобщей.

При таких обстоятельствах господам в ратуше ничего не оставалось, как единогласно принять решение: исключительно из любви к миру и всеобщему благу допустить на этот раз и citra praejudicium,[300] чтобы тяжба об ослиной тени была рассмотрена Большим советом, предоставив ему право окончательного приговора.

Между тем добрые советники так перепугались, что, с большим шумом приняв это решение, тотчас же обратились с мольбой к цеховому старшине и просили его сойти вниз и успокоить разъяренный народ. Цеховой старшина, которому было необычайно приятно видеть гордых патрициев, столь униженных властью шпандыря, не замедлил продемонстрировать им пример своей доброй воли и своего авторитета у народа. Но волнение усилилось уже настолько, что его голос – хотя он и являлся одним из лучших пивных басов в Абдере – был слышен точно так же, как голос корабельного юнги на марсе во время громового шторма и гула бушующих волн. При первой вспышке ярости народа, узнавшего Пфрима не сразу, он даже рисковал своей жизнью, если бы, к счастью, как раз в этот момент не появился архижрец Агатирс с прикрепленной к его посоху бараньей шкурой и со своей свитой, следовавшей за ним, чтобы остановить мятеж. Он счел бунт удачнейшим моментом для начала атаки на фланги противной партии. Агатирс заверил народ, что его требования будут удовлетворены и что он сам первый предлагает передать дело в Большой совет.

Публичное заверение архижреца, его снисходительность и приветливость, соединившиеся с благоговением, с которым абдеритский народ привык относиться к позолоченной бараньей шкуре,[301] произвели такое благотворное действие, что за несколько минут все вновь успокоилось, и рынок уже громко оглашался кликами: «Да здравствует архижрец Агатирс!» Раненые спокойно поплелись домой перевязывать раны, а прочая толпа потащилась за возвращающимся назад архижрецом. Цеховой старшина, однако, убедился, что большая часть прежде верных ему «теней», зараженная примером толпы, увеличила торжество его противника, и в этот момент всеобщего угара была готова обрушить все свое дикое озорство, с которым она расправлялась с врагами, на своих союзников из партии «теней».

Глава девятая

Политика обеих партий. Архижрец использует свое преимущество. «Тени» отступают. Решающий день назначен

Неожиданное преимущество, обретенное архижрецом в борьбе с «тенями», было для них тем более прискорбно, что он не только отравил им радость и славу победы, но и заметным образом ослабил саму их партию. Он вообще дал им понять, как мало они могут полагаться на легкомысленное простонародье, которое всегда склоняется в ту сторону, откуда ветер дует, и часто само не знает, чего оно хочет, и еще менее – чего хотят те, кто им управляет. Агатирс, ставший теперь явным главой «ослов», разведал через своих эмиссаров, что противная партия завоевала расположение бюргерства только благодаря тому, что вначале сторонники погонщика ослов сопротивлялись передаче дела в Большой совет.

Так как совет этот состоял из четырехсот членов, представлявших все бюргерство Абдеры, и примерно половина его действительно была лавочниками и ремесленниками, то каждый из этих простых людей чувствовал себя лично оскорбленным, полагая, что его привилегии стремятся ограничить. И поэтому каждый из них легко поверил в лживую выдумку Пфрима, будто существует намерение полностью уничтожить демократию в республике.

На самом же деле то, что в абдерском государственном устройстве казалось демократией, было просто ее призраком и политическим обманом.[302] Ибо Малый совет, состоявший на две трети из родовитых семейств, в сущности делал все, что хотел. В абдерской конституции случаи созыва Большого совета были определены довольно туманно и от Малого совета почти целиком зависело, когда и как часто соблаговолит он созвать четыреста человек, которые должны были дать свое согласие на то, что уже давно было решено Малым советом. Но именно потому, что для абдерского простолюдья право это не много значило, оно и оберегало его так ревностно. Тем более требовалось скрывать от народа те вожжи, при помощи которых им управляли, хотя он и думал, что управляет сам.

Объявить себя вдруг сторонником дела, казавшегося очень важным для простых людей и сделать это как раз в решающий момент – было поистине мастерским ходом архижреца! И так как при этом он ничем не рисковал, а, скорей, наоборот, нанес основательный удар планам противной партии, то последняя имела все причины задуматься, каким образом она могла бы лишить архижреца и его приверженцев преимущества и свести на нет благоприятное впечатление, произведенное им на народ.