Агрессия: хроники Третьей Мировой войны - Алексей Колентьев

…Народное присловье гласит, что человек может привыкнуть к чему угодно. Ещё пару месяцев назад, я бы с радостью согласился, что так оно и есть. Однако жизнь всегда хитрее, а её сюрпризы могут поставить устоявшееся за годы мировоззрение с ног на уши. Надводное десантирование - устаревший и очень небезопасный способ попасть к русским в гости. Но вот именно так мне и ещё пятерым парням предстоит это сделать на этот раз. Обычный в таких случаях выход на глубине в последний момент запретили. Якобы в районе операции работают сразу несколько противодиверсионных групп противника. Может быть это и так, но лично у меня информация агентов Лавки вызывает сильные сомнения. Русские только что получили сильнейший удар под рёбра, собирают все силы чтобы прикрыть обычные, наземные участки фронта, а тут откуда-то взялись настоящие подводные диверсанты. Но приказ есть приказ и вот мы тут, на предельно возможной глубине, пробираемся к точке в океане чтобы всплыть у русских радаров на виду. Глупость, помноженная на ещё большую глупость. Небольшая, похожая на перекормленную касатку лодка, тихо пробиралась на предельной глубине к русскому берегу. Коммандер Браудер, перед отходом из базы сухо приветствовал нас, на борту «Шайена» и после погружения я ни разу его не видел. Капитаны всех лодок этого типа терпеть не могут случайных пассажиров, полагая что от нас всегда одни проблемы [35]. Лёжа на узкой койке, втиснутой в тесный, похожий на пенал отсек, я чувствовал себя словно во сне. Ещё вчера мы с парнями прибыли в военно-морскую базу Норфолк, а перед этим пару дней болтались в самолётах, перескакивая сотни миль за сутки. Конечно, так бывало и раньше, особенно во время первых командировок в Афганистан, когда наземные силы ещё не закрепились на территории страны. Столько времени мечтал попасть домой, а в результате вижу его только мельком, при пересадке с борта на борт.

Один раз получилось выйти в город, пока ждали припозднившийся самолёт. Сном казалась мирная жизнь, люди свободно ходящие по улицам без оружия, совершенно открыто не пригибаясь и не ища глазами блеск чужой оптики где-то вдали. Потом, через пару недель, всё уравнивалось и тогда ситуация менялась на противоположную: теперь Афганистан казался эфемерной, но очень реалистичной и навязчивой фантазией. Безотчётно и совершенно помимо воли меня снова захватили воспоминания. Почему сейчас всё иначе? Оглядываясь на все прошлые передряги в которых пришлось побывать, теперь могу с уверенностью сказать, что война с русскими ни на что не похожа. Сербы, афганские моджахеды, иракский сброд с которыми пришлось порядочно повозиться, это мелочь в сравнении с той дремучей силой, которую приходится встречать тут, в России. Всего трое суток назад, мы с парнями столкнулись с невероятной ситуацией, воспоминания о которой до сих пор заставляют внутренне содрогаться. После того, как русские внезапно контратаковали, под Новосибирском образовался хаос: мы то пятились, то снова отбивали построенные нами же укрепления и базы, но каждый раз русские отбивали их обратно и упорно пёрли вперёд и вперёд. Дядя Тэд использовал «Варлок» как универсальную отмычку, словно мы одни могли выиграть каждый бой, заменить собой откровенно трусящих резервистов или корыстных наёмников. И те и другие бежали от первого же выстрела, там, где появлялся десяток русских им мерещился целый батальон, а взвод русских танков едва-едва появлявшийся на горизонте вызывал общую истерику в эфире. Нас дёргали с одной миссии на другую, иногда вертушка не успевала даже приземлиться, а мы уже снова летели туда, где жарко. Изредка выдававшиеся часы отдыха оборачивались тупыми шатаниями по базе или временному передовому аутпосту. События, лица солдат, трупы и умирающие, всё это слилось в одну бурую мозаичную картину, в которой я уже не видел ни капли смысла. Спасали рефлексы, намертво вбитые инструкторами, кажется уже вечность назад. Помню как в лагере столкнулся с напившимся до зелёных соплей капитаном-вертолётчиком. Вертушки были общей палочкой-выручалочкой, парни почти не бывали на земле, а в последнее время их всё чаще сваливали новые русские зенитки, чёрт, слово похожее на «броненосец» [36], точнее сейчас не вспомню. Пилот стоял на коленях возле палатки, мимо которой я проходил и мощно блевал, попутно бормоча себе под нос нечто ругательное. В какой-то момент его рука соскользнула и с чавканьем ушла в большую лужу состоящую из грязи, талой воды и само собой его же собственной блевотины. Видя, что он вот-вот рухнет туда сам, я подбежал и прихватив бедолагу под мышки, оттащил его чуть в сторону и прислонил к ящикам спиной. Капитан поднял на меня мутные, полные неизбывной тоски глаза, увидел мои нашивки, криво ухмыльнулся и сказал удивительно внятно:

- Ты видел как горит человек, спецура?.. А я вот видел как сгорел бедняга Доджер вместе со своим вторым номером. Ремни заклинило, его словно поросёнка в духовке запекло… вся кабина как долбанный гриль…

Я попытался проводить его в палатку, но летун упёрся и неожиданной силой вывернувшись из захвата сделал пару шагов в сторону и растянулся в грязи, подняв целую тучу брызг. Плюнув с досады и кое-как почистив одежду, я развернулся и пошёл прочь, но в последний момент что-то заставило меня оглянуться. Капитан сел в луже и забрав в обе руки две пригоршни жидкой грязи, опять громко произнёс:

- Чёрная, проклятая земля! Зачем я согласился, почему не уехал неделю назад?!

Отчим всегда говорил, что если у мужика «сорвало нарезку», самый лучший способ помочь, это оставить его в покое. Оставив пилота загребавшего холодную чёрную жижу в пригоршни и тихо бормотавшего проклятья всем русским, я направился было в расположение батальона, но по пути туда, меня нагнал джип. С крыши из-за турели свесился Фонарщик и перекрывая гул заходящего на посадку транспортного вертолёта крикнул:

- Садитесь, босс!.. Ситуация Два Пять Ноль, «птичка» уже под парами, я только вас искал.

Молча кивнув, я забрался на переднее пассажирское сидение и пожал руку Напёрстку, угрюмо катавшему во рту измочаленную зубочистку. Райли зло дёрнул баранку и джип резко взяв с места повернул на дорожку ведущую в сторону лётного поля. Спохватившись, я повернулся к Фонарщику.

- Сержант, что опять стряслось?

Джош умильно возвёл очи к потолку и изобразил рукой характерный неприличный жест, обозначавший на нашем внутреннем жаргоне срочный вызов. В последнее время все наши задачи сводились к помощи там, где ситуация так или иначе выходила из-под контроля. Чаще всего приходилось эвакуировать штабы, проводить конвои с имуществом через отступающие порядки передовых частей в оперативном тылу. Работёнка не из простых: русские диверсанты действовали нагло, словно ситуация первых месяцев войны обернулась к нам своей изнанкой. Теперь чаще всего в роли дичи были именно мы. Только всё чаще я отмечал одно существенное отличие: у отступавших русских я видел только отчаянье и злость, страха наблюдать почти не приходилось. А у нас страх царил повсеместно, иногда его липкая плёнка ощущается почти что физически…

- Обычное дерьмо, Эл-Ти… Русская мотопехота прорвалась у шоссейного моста на северо-востоке в сорока километрах отсюда. Парни из сто шестнадцатой пехотной бригады полковника МакМастерса попытались их окружить. Но основная группа прорвалась и отошла от шоссейной развязки, оставив для прикрытия два танка и до трёх отделений пехоты. Их удалось блокировать. Но русские сидят плотно, выкурить пока не получается.

- Они что там, охренели совсем?! Что мы вшестером сможем сделать против взвода русских усиленного танками.

- МакМастерс самолично просил Дядюшку Тедди об одолжении. Судя по всему, там какая-то непонятка, босс.

Информация нисколько не радовала. Какого чёрта мы опять лезем на передовую, это равносильно стрельбе из пушки по воробьям. Теперь понятно, почему мы попятились: когда специалиста по диверсиям бросают в лобовую атаку словно рядового новобранца, это бардак! Фонарщик кивнул, указывая пальцем на опущенную аппарель тяжёлого транспортного самолёта.

- Эй, Напёрсток, правь прямо туда, видишь – Нюх машет своей бородой, парни уже в седле!..

… Когда-то это была обычная придорожная заправка, совершенно такая же как в любом американском или немецком городке. Но сначала тут прошли отступающие части русских, а потом закрепились наши морпехи, превратив заправку в укреплённый опорный пункт. Две линии полнопрофильных окопов, с укреплёнными брустверами и пулемётными стрелковыми ячейками о углам. Теперь здание заправки было обложено мешками с гравием по самую крышу, на которой тоже имелась зенитная точка, но сейчас трёхствольный «гау» [37] развёрнут в неверном направлении и если верить местным воякам, за турелью сидит русский десантник. Все укрепления сильно разрушены, по заправке вели огонь из батальонных миномётов, а по характерным следам копоти у пробоин в стенах я узнал работу «апачей». Работали из бортовых орудий, бомбить или нечем или просто не решались. Опорный пункт занимал выгодную позицию: с трёх сторон на пятьсот метров открытая местность, а с восточной стороны – берег небольшой речки. Мост через реку русские взорвали, видимо понимая, что окружены и помощи ждать неоткуда. Танки о которых говорил Напёрсток, были врыты и замаскированы обрушенными в ходе штурма заградительными конструкциями. Судя по очертаниям это старые советские «восьмидесятки», с которыми в последнее время пришлось близко познакомиться. Всего их было два, третий чадил дымным шлейфом у взорванного моста. Пехота не удосужилась сообщить, что они не смогли предотвратить подрыв единственной переправы через речку. Русские минировали, а танк их прикрывал. Судя по всему свою задачу он выполнил, хотя неизвестно, удалось ли противотанкистам из бригады МакМастерса уничтожить экипаж. Вдруг от башни левофланговой машины вспухло мутным облаком и потянулось прямо ко мне цепочка трассеров. Изображение на экране монитора мигнуло и погасло, русский сбил БПЛА из зенитного пулемёта, хотя при такой-то погоде разглядеть юркий разведчик было не так-то просто. Я захлопнул крышку «такткома» и вызвал по короткой связи Фонарщика: