Ловушка для дурака - Марина Серова

– Ничуть. Я вполне вас понимаю. Буду с удовольствием следить за вашими успехами!

Я с облегчением увидела такси, ползущее вдоль тротуара, и подняла руку.

– До свидания, Татьяна! Всего хорошего, желаю успеха! Спасибо за автограф!

Он продолжал что-то выкрикивать в том же духе, чуть не подпрыгивая на стуле, а я, назвав адрес гостиницы, кипела от злости.

Удивительно! Все сделано на высоком уровне и со вкусом – в «избранных» аккаунтах повелителей мозгов в соцсетях, в респектабельных СМИ, на закрытых, требующих регистрации форумах с благоговением обсуждают тайны моих передвижений, конфиденциальные события моей жизни…

Чтобы проникнуть в тайну богатой женщины, бесхозяйно шляющейся по Тарасову, необходим именно научный, системный подход. Это же про Маевку, не так ли? У меня тысячи подписчиков, неужели среди них его нет?!

Есть или нет? А кто знает?! Я самолично блуждаю по городу, как маленький идиот, и никак не могу обратить на себя внимание одного-единственного мужчины, а клюют только хамы бесцеремонные, никчемные…

Какой удар по самолюбию! Не может же быть такого, что он вообще не имеет аккаунтов в соцсетях, не читает газет? Или может?

Я облилась холодным потом. Если допустить мысль о том, что он вообще не использует открытые источники информации… ну, скажем, орудует по сливам от нотариусов-МФЦ-собесов. Какой ужас. Неужели… нет, не может быть, чтобы в двадцать первом веке не использовать информацию, которая валяется прямо под ногами. А что, если может…

Тогда крышка. Крах всей системы. Признание собственной профессиональной неспособности. И разумным выходом может быть лишь одно: бросить все это к этой самой матери, пусть разбираются сами.

Спустя пять дней «спецоперации» эта мысль уже не казалась мне возмутительной и недопустимой. Во-первых, меня никто не просит ввязываться в это дело. Во-вторых, это слишком затратно финансово. В-третьих, утомительно физически и морально. В-четвертых… чертовы новомодные туфли! И подследники! И вообще все! Прихрамывая, я добралась до стены и оперлась о нее с тем, чтобы стащить этот аналог испанского сапожка…

И вдруг прямо за плечом прозвучал тихий, приятный голос с журчащим, картавым «р»:

– Разрешите, я вам помогу.

И меня галантно, но крепко взяли под локоток.

Мое сердце подпрыгнуло до небес. В животе включился кондиционер.

Неужели наконец-то?!

Я поворачивала голову медленно, аккуратно, целую вечность – и чуть не взвыла от разочарования, острого, жгучего, режущего!

Все сыграло свою роль – и усталость, и разочарование, и недовольство собой, и раздражение, – вот почему я даже не попыталась изобразить вежливость и рассматривала очередного нахала с ненавистью и откровенным негодованием.

Передо мной стоял, опираясь на палочку, странный субъект.

Минуточку. Что за чудо-чудное? Нет-нет, ошибки быть не может. Очень похож на Максима, хотя, судя по всему, им не является.

Начнем с того, что он явно калека. Позвоночник, искривленные конечности – здоровый человек вряд ли сможет выдержать в таком скрученном состоянии минут пять, при тренировке – не более часу.

Ростом выше среднего, но из-за кривизны кажется ниже. Голова не бритая, но волос – светлых, прямых, легко рассыпающихся, – так немного, что, пожалуй, можно было бы их сбрить без сожаления.

Вот лицо. Приятное, черты правильные, но смазанные, особенно подбородок… у Максима он четко выпирает вперед, а тут скорее «пятится» назад. Спинка носа широковатая, но сам нос больше и чуть более свисающий. Вообще, впечатление такое, как если бы по четкому, ярко выписанному портрету провели мокрой губкой, смазав все, что можно.

И вот насчет глаз. Глаза Максима-Сергея я помню прекрасно, и карие, и светлые. Запоминающиеся глаза. У этого они совершенно другие. Такие же светлые, глубоко сидящие, но взгляд тяжелее, острее, прицельнее… я бы сказала, злее и умнее.

Он, в свою очередь, нисколько не смущаясь, разглядывал меня и, насколько можно было судить, его увиденное устраивало ровно столько же, сколько меня. То есть не устраивало вовсе, но по вежливой улыбке читалось, что он смирился и готов играть теми картами, что сдала судьба.

Все это взаимное любование длилось от силы минуту, потом он, по-прежнему удерживая меня за локоть, деликатно, но уверенно повлек в сторонку, в первое попавшееся кафе, снабженное перегородками.

Я помню, что ни в коем случае нельзя позволять подозреваемому заговаривать первым, но что конкретно говорить, когда непонятно, кто это? Ну, я все-таки нашлась и предложила остроумную, свежую реплику для начала:

– А, собственно…

Усадив меня за стол, он умостился напротив и пояснил:

– Яков. Маевка. Брат Максима.

Глава 31

Неторопливой улиткой подползла официантка, позевывая, приняла заказ – пара кофейников и печеньки – и удалилась.

Судя по темпам ее перемещений, у нас была целая вечность.

Мы сидели друг напротив друга и маялись. Сидели довольно долго, и снова молча, и я ощущала, как болит стертая пятка, и что, в сущности, мне глубоко начхать на всех дур, старых и молодых, и на Максима тоже, и на его брата Якова…

– Как же я вас понимаю, – вдруг подал он голос, – очень трудно принять свою неудачу, особенно если нет привычки к неудачам. Именно поэтому я и желаю вернуть в вашу жизнь сладость и свет. При желании все можно исправить.

– Что, начать заново? – мрачно осведомилась я. – Не трудитесь. Не изображайте объективность.

– Ничего я не собираюсь изображать, я не по этой части. Просто хочу вам помочь, совершенно искренне, без условий и встречного удовлетворения.

Побарабанив пальцами и подумав, я решила, что безопаснее сделать вид, что не понимаю, о чем речь:

– В чем именно вы желаете мне помочь? У вас есть пластырь?

– Пластырь? – переспросил он. Ага, значит, чем-то тебя все-таки можно сбить с толку. – Зачем?

– Ногу стерла.

– Я вам сочувствую, но пластыря нет. Если же глобально, то я могу помочь пресечь деятельность моего брата.

Это что еще за иудушка? И снова считаю необходимым взять тайм-аут и помолчать. Расчет оправдался, Яков кивнул:

– Понимаю ваше недоумение. Однако категории благородства и родственных чувств нам придется оставить в стороне. Вам нужен результат, я могу помочь его достичь…

– Предав родного брата? Оригинально.

Яков вздохнул:

– Я не думал, что вы до такой степени чувствительны. Хорошо, я объясню. Во-первых, мы не родные, а единокровные, у нас общий отец. Максим – от старшей, любимой жены. Актрисы.

Интересно.

– Драматическая инженю, прима провинциального театра, – он изобразил улыбку, дернув верхней губой, – наивная невинность и все такое.

Да, видимо, их с мачехой отношения теплыми не назовешь…

– Она умерла при родах.

А. Простите.

– На моей матери женились, чтобы было кому