Прихоти любви - Евгения Марлитт

Говоря это, герцогиня взяла руку подруги и заглянула ей в глаза. Но длинные ресницы не поднялись, и прекрасное лицо залилось румянцем.

– Нет, нет, – тихо проговорила Клодина, – это не потому. Я обещала Иоахиму тихий, спокойный вечер и думала, ты не заметишь моего отсутствия в шуме и блеске праздника.

– Я никогда не чувствую себя более одинокой, чем среди массы народа, – возразила герцогиня и удержала руку Клодины, которую та хотела отнять.

– Я буду с тобой, Элиза.

– Охотно?

– Да! – не очень решительно произнесла Клодина и наклонилась к герцогине. – Да! – повторила она еще раз. – Потому что я очень люблю тебя.

Герцогиня поцеловала ее.

– И я тебя, Клодина. С того времени, как я была невестой, я никогда не испытывала такого радостного, счастливого настроения, которое появляется у меня в твоем присутствии. И хорошо, что в дружбе нельзя ожидать разочарований, как в любви, она дает более спокойное счастье.

Клодина пристально посмотрела в лицо герцогини.

– Да, да, – с улыбкой продолжала та, – любовь, замужество приносят, моя дорогая, маленькие оскорбления и разочарования. Представь себе только, какой идеалистически настроенной стоит восемнадцатилетняя девушка перед алтарем. Но, дитя мое, я потому счастливейшая из жен, что он любит меня. Чувствовать себя любимой, быть вполне уверенной в любви и верности мужа – в этом все счастье женщины, потеря доверия была бы для меня равносильна смерти.

Забытая книга лежала на коленях Клодины, а герцогиня тихо заговорила о том, как она впервые увидела герцога и сразу полюбила его, о том, какой восторг почувствовала, когда ей сообщили, что он просит ее руки. Она сложила руки и проговорила: «Меня! Он хочет меня!» Она рассказала, как ежедневно писала ему, пока была невестой, с каким чувством счастья, с какой гордостью она после свадьбы вышла на балкон отцовского дворца, чтобы показать мужа тысячам людей, заполнивших площадь; и как потом они вдвоем в простой карете поехали весенней ночью в небольшой замок в окрестностях резиденции, где она, зацепившись шлейфом за подножку кареты, буквально упала к ногам молодого мужа. Они оба рассмеялись, и, так как ей было больно ступить, он взял ее на руки и понес по освещенным пустым коридорам в ее комнату, и там она села у окна, слушала соловьев и смотрела на отражавшиеся в пруду огни замка…

Темные глаза рассказчицы блестели при воспоминании о счастливых днях, и когда в это время из-за кустов показался герцог в безукоризненно элегантном летнем костюме, на ее худом, болезненном лице появилось чудесное светлое сияние.

Герцог приблизился с поклоном, но явно был не в розовом настроении.

– Не мешаю ли я дамам? – спросил он. – Вероятно, здесь идет совещание о туалетах… Безумная идея этот костюмированный вечер…

– Господи, да! – воскликнула герцогиня. – Клодина, где вы найдете теперь костюм?

– У меня масса великолепных старинных вещей моей бабушки, – возразила та, – я надеюсь, что там найдется что-нибудь.

– Фраки кавалеров будут очень живописно выделяться среди цыганских и романтических костюмов дам, – с улыбкой заметил герцог, – ясно, это каприз Елены!

– Почему ты не будешь там, Адальберт? Поезжай. Почему ты отказываешь Герольду в такой малости? Ты ведь раньше его баловал, – сказала герцогиня.

Герцог пожал плечами.

– Это нельзя устроить, – коротко сказал он и заговорил о другом.

– Ну, Клодина, так мы будем вдвоем утешать друг друга… Я испанкой, а ты?

– В одном из некрасивых костюмов, с короткой талией и узкой юбкой.

– Извините! Этот костюм вовсе не некрасив, напротив, – заметил герцог. – Но идет только к безупречной фигуре и особенной грации. Вспомните прелестный портрет моей бабушки в нашей картинной галерее. – Он поцеловал кончики пальцев. – Эта мода была очаровательна.

Клодина промолчала. Поговорив еще немного, герцог ушел, а Клодина продолжала чтение. Было около девяти часов, и последний вечерний луч лежал на вершинах гор, когда она поехала в Нейгауз. Пальмер стоял у своего окна за гардиной и слышал, как экипаж уехал.

Он подкрутил длинные, сильно накрашенные усы своими бледными, выхоленными пальцами. Он знал, что стрела нацелена, лук натянут, требовался только импульс, и бедное сердце будет убито. «Сделано невозможное», как любил говорить Пальмер. Это было необходимо и давно пора: дружба становилась слишком крепкой, герцогиня обращалась с ним еще презрительнее, чем прежде; он знал, откуда дует ветер. Пальмер очень хотел, чтобы стрела задела и ее. Смешно, когда Берг говорит, что маленькая принцесса боится за герцогиню, такие натуры удивительно умеют приспособиться.

Великолепная мысль выбрать маленькую, страстную принцессу, чтобы спустить тетиву. «Удивительно, удивительно! – в восторге восклицал он, расхаживая по комнате. – Только женщина могла придумать это. Успех будет огромный, прелестная Клодина! Залы резиденции не увидят вас больше – вы станете безвредны! Лотарь не думает о ней, этот высокомерный дурак все гонится за принцессами; для меня загадка, как Берг додумалась до такого. А герцог пусть мечтает о ней сколько ему угодно: если у ее высочества явятся подозрения, то его любовь не поможет – придется расстаться! Кто потом получит милость у герцога – это уж будет зависеть от меня. Берг довольно красива, а старая любовь не умирает. Она все еще любит его и здесь вполне подойдет к моим планам».

Бесконечный ряд блестящих успехов представился глазам Пальмера и прежде всего – привлекательный титул гофмаршала.

Старый генерал фон Эльбенштейн, исполнявший также и обязанности обершталмейстера, не мог долго прожить. Пальмер уже несколько месяцев занимался делами вместо него, а герцог недавно сказал ему несколько многообещающих слов. Пальмер, конечно, не сомневался, что многие из придворных попортят себе кровь от досады, что он, иностранец, так сказать, подобранный его высочеством с улицы в Каире, получит это место. Он улыбнулся и просвистел несколько тактов марша. «Вам долго не придется ждать, господа: я хочу наслаждаться жизнью, пока могу». Ему представился Париж и маленький отель на Елисейских Полях. И свобода от герцогской службы! А Алиса? Но, может быть, и она станет жить вместе с ним, может быть…

Он взял шляпу и пошел к столу. Там ротмистр клал персики в вино: были получены первые чудесные фрукты из герцогских оранжерей.

Клодина оставила карету у въезда в липовую аллею Нейгауза, она хотела незамеченной пройти в комнату Беаты.

Избегая вестибюля, она вошла в заднюю дверь, скользнула в коридор и тихо постучала в дверь гостиной. В комнате раздались шаги, и дверь отворилась.