Джузеппе Гарибальди. Мемуары - Джузеппе Гарибальди

В этой связи я послал из Эрвидеро балленеру[137] с поручением к генералу Пасу. Однако противник заметил судно и стал его преследовать, поэтому гребцы вынуждены были бросить барку и скрыться в лесу. Трижды нам пришлось повторять такую попытку, пока, наконец, один смельчак из числа наших офицеров-итальянцев, Джакомо Казелла, воспользовавшись резким подъемом воды в реке, сумел преодолеть все препятствия и пробраться в провинцию Корриентес. Благодаря этому подъему воды я прибыл с флотилией в Сальто. Этот город был занят тем самым Лаваллеха, который атаковал Эрвидеро; у него было до трехсот человек пехоты и кавалерии.

В течение нескольких дней он был занят тем, что эвакуировал из города жителей; примерно в 21 миле от Сальто, на левом берегу Тапеби он устроил для них (а также для своих войск) лагерь. Поэтому мы заняли город без сопротивления и приступили к постройке в нем некоторых укреплений, которые, как будет показано ниже, сослужили нам превосходную службу.

Заняв Сальто, мы оказались, естественно, отрезанными со стороны суши, поскольку вся местность к востоку находилась в руках неприятеля. И одной из наших главных трудностей была, разумеется, нехватка мяса, так как весь скот был угнан в глубь страны. Нам долго приходилось испытывать вызванные этим трудности.

Мундель, собрав до ста пятидесяти человек, совершил нападение на неприятельский отряд, который преграждал ему путь, и присоединился к нам в Сальто[138]. С этого времени мы начали делать вылазки для захвата скота, который был нам необходим.

Благодаря кавалерии Мунделя и Хуана де ла Круса мы получали возможность начать боевые действия и в один прекрасный день выступить в поход, чтобы застигнуть Лаваллеха в его собственном лагере.

Несколько дезертиров подробно сообщили мне о позиции неприятеля и численности его сил, и я решил атаковать врага.

Однажды с наступлением темноты отряд из двухсот кавалеристов и ста легионеров выступил из Сальто с тем, чтобы еще до наступления дня внезапно напасть на противника.

Нашими проводниками были упомянутые дезертиры, и хотя они знали местность, мы все же сбились с пути, так как в избранном нами направлении не было торной дороги; поэтому рассвет застал нас на расстоянии трех миль от неприятельского лагеря.

Вероятно, было неосторожно атаковать противника, который, обладая? — по крайней мере такими же силами, как и мы, укрепился в своем лагере и вот-вот должен был получить вызванные им подкрепления. Но вернуться назад было бы не только позорно — это сильно поколебало бы дух недавно сформированных войск, которыми я командовал и которые высоко ставили мужество итальянцев.

В самом деле, меня мало занимали мысли об отступлении, и я решил, не останавливая движения вперед, атаковать неприятеля с тем, чтобы использовать момент внезапности. Поднявшись на холм, где находился неприятельский аванпост, который отступил при нашем приближении, я увидел лагерь противника и уяснил себе его позицию. Были видны группы всадников, которые с разных сторон стекались к лагерю. Это были отряды, высланные ночью в разных направлениях, чтобы выследить нас, ибо хотя все приготовления проводились с соблюдением секретности, неприятель все же пронюхал о нашей вылазке.

В лагерь сгонялись также табуны лошадей и стада быков, животных, которые имеют важнейшее значение, — первые в качестве ремонта для кавалерии, вторые — как единственное средство пропитания в этих степях.

Я немедленно приказал Мунделю, который составлял авангард, бросить вперед половину своих сил, чтобы попытаться воспрепятствовать этому сосредоточению. Неприятель, заметив наш маневр, сделал то же самое, чтобы прикрыть свои силы, двигавшиеся к лагерю.

Мундель с большим умением выполнил этот маневр; поддерживая с остатком своих сил высланные вперед взводы, он настиг и рассеял несколько отрядов противника; но в пылу боя, не заметив большого расстояния, отделявшего его от нашей пехоты, Мундель выдвинулся чересчур далеко вперед, вследствие чего его отряд оказался в окружении всей неприятельской кавалерии, которая, оправившись от растерянности, бросилась на него с пиками наперевес, угрожая отрезать отряд Мунделя от наших основных сил, находившихся все еще далеко от места боя; сюда двигались наши пехотинцы, которые, будучи к счастью молодыми, бежали изо всех сил.

Я, конечно, видел все это, поскольку местность была открытой и мы спускались с холма. До этого, стремясь собрать воедино наши небольшие силы для нанесения решающего удара, я приказал ускорить движение пехоты, однако задержал отряд Хуана де ла Круса, который двигался в полном составе в арьергарде в качестве резерва.

Видя, что положение Мунделя не терпит никаких проволочек, я оставил пехоту позади под командой храброго Марроккетти и бросил вперед находившуюся в резерве кавалерию.

Первый ее эшелон под командованием лейтенанта Галлегоса отважно бросился на неприятеля и несколько поддержал наших кавалеристов. Под напором Хуана де ла Круса противник стал отступать, вернулся в лагерь и выстроился позади пехоты, укрывшейся за баррикадой из повозок.

Я приказал последним эшелонам нашей кавалерии двигаться в сомкнутом строю, сохраняя боевое построение; под их прикрытием мужественно сражавшиеся матреро Мунделя быстро восстановили порядок в своих рядах.

После этого мы двинулись к неприятельскому лагерю в настоящем боевом строю: в центре выступала повзводно пехота, получившая приказ не стрелять; на правом фланге — Мундель, на левом — Хуан де ла Крус, а резерв составляли несколько взводов кавалерии.

Как я уже сказал, неприятельская кавалерия после первой стычки расположилась позади пехоты, которая была прикрыта повозками. Но твердое поведение наших людей, двигавшихся в молчании в сомкнутом строю, настолько устрашили противника, что он оказал незначительное сопротивление. Спустя какое-то мгновение бой обернулся полным поражением противника, который в совершенном беспорядке бросился бежать к переправе через Тапеби.

У этой переправы некоторые наиболее смелые из неприятельских солдат, после того как они перешли реку, решили организовать сопротивление (это было возможно, так как переправа была очень трудной) и им удалось остановить нашу кавалерию. Но наши легионеры по команде «патронташи на шею, вперед!» бросились в воду как демоны, после чего всякое сопротивление прекратилось.

Я никак не мог понять, почему полковник Лаваллеха разбил свой лагерь на левом берегу Тапеби, а не на правом, где, несомненно, можно было оказать значительно более упорное сопротивление, особенно соорудив несколько подвижных заграждений на самой переправе.