Ловушка для «Осьминога» - Станислав Гагарин

«Лихо закручено, – подумал Давыдов, внимательно слушая Сэмюэля Ларкина. – Этот дедуля не так прост, как смотрится».

«Мой крестный папа еще хоть куда, – мысленно усмехнулся Джон Бриггс. – Это ж надо так завернуть! Конечно, Давыдова на подобной дешевке не проведешь, но именно бредовость идеи общего мира и разведчиков-херувимов в нем заставляет задуматься… И дает возможность полить елеем саднящие остатки совести».

Стиву Фергюссону слова Сэмюэля Ларкина про стремление разведчиков к миру не понравились. Конечно, руководитель «Осьминога» понимал, чем вызван этот теоретический экспромт высокопоставленного шпиона, но ему, с молоком матери впитавшему принципы разделения мира на мы и они, тяжело было слушать эти выкрутасы мистера Ларкина.

А пока он размышлял над тем, как сочетать заявление шефа с прежней идеологической линией обработки курсантов, паузой воспользовался Джон Бриггс. Увидев, что бывший штурман «Вишеры» понравился Сэмюэлю Ларкину, он решил закрепить успех Давыдова.

– Курсант Аргонавт зарекомендовал себя не только способным учеником, – сказал он. – Недавно он предложил руководству школы принципиально новый метод тренировки на выживание в экстремальных условиях.

– И в чем же он состоит? – заинтересованно спросил Сэмюэль Ларкин. – Пусть расскажет мистер Давыдов…

– Тут нет ничего нового, – пожал плечами Олег. – Мне казалось, что это всем известно… Я узнал, что здесь обучают обходиться минимальным количеством пищи, жить десять-пятнадцать суток на подножном корме. Я считаю, что такая установка усложняет положение оказавшегося без продуктов агента.

– И что же вы предложили?

– Сразу переходить на полное голодание. Я исходил из того, что здоровый человек может обходиться без пищи тридцать сорок дней. Трудно бывает в пер­вые два-три дня Сильное чувство голода, слабость, головокружение. А потом организм переключается на внутренние резервы, и они позволяют в течение двух-трех недель вести активную жизнь. Но при условии полного голодания… Если при вас есть пища, но мало, не надо дробить ее, растягивать. Питайтесь, как ели до того, а потом разом переходите на полное голодание.

– Откуда вам это известно?

– Я сам участвовал в голодном походе. Мы шли на байдарках по реке Печоре шестнадцать дней и при этом пили только воду. А в последний день играли в волейбол… Я потерял пятнадцать процентов первоначального веса, но мог продолжать путь. Об этом писали наши газеты.

– Люди организации крайне внимательно читают их, а вот не заметили… Благодарю вас, мистер Давыдов. Я позабочусь о том, чтобы… Словом, реализуйте идею Аргонавта здесь, в «Вера крус», господа. Вы, Бриггс, представьте доклад о проведенном эксперименте лично мне. Надеюсь, мистер Давыдов не откажется еще раз совершить такой поход, уже в качестве инструктора, ради нашего святого дела? Тем более, по ва­шим словам, это не так уж страшно…

Никак не прореагировав на предложение заместителя директора ЦРУ, Олег спокойно ответил:

– Если есть установка на преодоление чувства го­лода, есть знание, что чувство голода и слабость через определенное время исчезнут, то переход на полное голодание произойдет довольно спокойно. И никаких поисков замены питанию – это только ухудшит положение…

– Вы так убежденно говорите, мистер Давыдов, – улыбнулся Сэмюэль Ларкин, – что я тотчас же готов отправиться с вами в голодный поход.

– Собирайтесь, сэр, – просто ответил Олег. – Не пожалеете.

VI

Когда Андрей Колотухин сказал о том, что на дачу приедет отец и заберет с собой не только его, но и Марину с девочкой, Бронислава Иосифовна сначала переполошилась – академик едет! – а затем быстро принялась готовить серьезный обед. Протесты Андрея, его уверения, что отец не любит суеты, предпочитает простую пищу и простое обращение, не помогли.

Матти Бьёрнсона, с которым Андрей встретился утром у станции, известие о приезде академика поначалу обескуражило. Он – связник «Осьминога» Викинг – получил задание резидентуры вступить в контакт с Мариной Резник, и выйти через нее на сына академика Колотухина. На дальнейшее у Викинга инструкций не было.

Этот аспирант Ленинградского университета, вполне серьезно работавший над диссертацией «Влияние скандинавской саги на русский средневековый эпос», вовсе не был заурядным шпионом, работающим за вознаграждение. Не было у Матти, сына состоятельного судовладельца, владевшего пароходной фирмой в Ухгуилласуне, и личной вражды к русским. Он сотрудни­чал с «Осьминогом» из-за любви к острым ощущениям. С детства увлекавшийся легендарными подвигами викингов, Матти мечтал о необыкновенной, полной романтических приключений жизни, а его готовили к коммерческой деятельности, старательно направляли по стопам отца-бизнесмена. Будучи подростком, Матти дважды убегал из дома и, пробравшись тайком на корабль, уходил в море. Его обнаруживали и из первого же порта отправляли в родительский дом.

Когда отец окончательно понял, что пароходный принц не желает принимать корону, он не стал препятствовать его намерению изучать историю викингов. В университете о склонности Матти к приключениям проведал преподаватель старо-норвежского языка – сотрудник ЦРУ, внедренный для работы среди скандинавской молодежи, отличающейся левыми взглядами. Специалист по сагам был неплохим психологом. Он подал Матти сотрудничество с ЦРУ как некую увлекательную, хотя и опасную игру, которой могут быть достойны лишь особо одаренные люди… Метод сей стар как мир, но продолжает действовать безупречно.

К моменту окончания университета Матти был уже опытным агентом, которого ценили в Лэнгли именно за то, что разведка была для него не куском хлеба и не отдушиной для выхода ненависти к России, а попросту хобби. Все тот же наставник осторожно натолкнул Матти на русский вариант его исторических поисков, ненавязчиво подсказал тему диссертации. С ней и отправился Матти Бьернсон в ленинградскую аспирантуру.

Легенда, с которой Матти явился на дачу в Кавголове, была простой. У себя на родине, в Ухгуилласуне, он познакомился с Борисом Куниным. Тот собирался в Южную Америку на три месяца, а пока его судно стояло в порту под погрузкой. Узнав, что Матти учится в Ленинграде и скоро там будет, Борис попросил передать небольшую посылку и письмо. Резники, мол, любимые его родственники, и ему, Кунину, хочется сделать им приятное.

Джон Бриггс хорошо знал, как предана ему Марина, и надеялся, что после соответствующей психологической обработки она согласится работать на него. Он лично проинструктировал Матти Бьернсона, как действовать, в деталях обрисовал характер и жизненные установки Марины и Брониславы Иосифовны.

Встреча в Кавголове с Андреем не была для Матти неожиданностью, ибо Викинг ее вычислил. Все получилось еще удачнее, чем планировалось. Андрей, попался ему по дороге, сам привел его в дом № 12 по улице Заозерной. Знакомство состоялось самым естественным образом.

– Привез Резникам посылку от племянника и кузена, – пояснил Матти по дороге. – Встретились случайно у меня на родине. Он дома еще не скоро будет, просил передать.

Имя «кузена» Матти Бьернсон предусмотрительно не сообщил. На даче он от имени «племянника» вручил посылку Брониславе Иосифовне, а Марине незаметно от Андрея передал письмо. И Бронислава Иосифовна, и Марина приняли все это как должное, а это уже связало некоторым образом их и Викинга. Тайна, в которую вовлек женщин Викинг, была первым шагом к их особым отношениям.

В записке бывший Борис Кунин сообщал, что некоторое время не сможет увидеть Марину и девочку, но сердце его с ними… Впереди их ждут определенные испытания, но любовь все одолеет, они будут вместе. Марина может полностью довериться тому, кто передаст письмо, может быть, он снова доставит весточку.

Когда Марина прочла, уединившись в мансарде, короткое письмо Бориса, появился Матти, попросил письмо и сжег его на огне зажигалки.

– Это ведь неофициально пришло, – пояснил он. – Через кордон… Я не имел права брать… Не надо говорить о нем и посылке. Тогда смогу передавать и другие вести. – И Матти широко и доверчиво улыбнулся.

Этот прием – «открытый и добродушный парень, золотое сердце» – подействовал на Марину безотказно – ей стало легко и радостно, она поверила всему, что написал ее любимый…

Потом был обычный воскресный день на даче. Матти не отходил от Брониславы Иосифовны, делился рецептами скандинавской кухни, в меру возился с девочкой, вел с Андреем умные разговоры об исторической роли викингов, спорил о том, были варяги норманами или славянским племенем, и согласился со вторым положением – его отстаивал Колотухин-младший. Купались в озере, обедали.

Приехал Василий Дмитриевич Колотухин, да не один, привез бывшего аспиранта, человека на редкость компанейского. Николай Иванович буквально очаровал всех. Он сильным баритоном пел под гитару старинные и современные песни, рассказывал смешные анекдоты, отдал должное кулинарному искусству Брониславы Иосифовны и, что уж совсем удивительно, неплохо разбирался в современных достижениях косметики. Колотухин-старшкй только диву давался, глядя на майора.