Сашка - Владимир Зюкин

стоящий недалеко от вокзала дом из двух квартир.

Был вечер. На стук дверь открыла женщина лет пятидесяти пяти – это была жена Леонтия, Антонида Ивановна. Дед Леонтий оказался худощавым и шустрым. И, как заметил Сашка, был с виду он полной копией брата – Семёна Рязанцева. Агафья Кирилловна, заметив удивление внука, пояснила, что братья друг на друга всегда похожи. Сходной с братом оказались и его манеры – говор, жесты. Сашка даже посмотрел на деда с испугом. Бабка Агафья, поняв его испуг, от смеха затряслась. А Сашке в голову пришла умная мысль: «Наш деда давно бы заматерился».

Антонида Ивановна собрала ужин и осыпала гостей вопросами. Дед Леонтий, оседлав табуретку, молчал, слушал, лишь вставляя: «Кхх», «Ох-хо-хо», «Ишь». И лишь когда хитрая бабка Агафья достала из тряпок бутылку водки, он разродился большой фразой: «Ух ты, брат мой!». На лице его сразу нарисовалась улыбка. Дед Сашке понравился, и он подсел к нему ближе. А у подвыпившего старика развязался язык. И полились воспоминания, вплоть до лет юности. Бабка Агафья и Ксения с трудом перевели разговор в нужное русло – где жить? И тогда дед изрек:

– Пусть, старая, у нас поживут, а там поглядим.

– Только быстрей надо прописаться, – сказала Антонида Ивановна. – А то больно любопытные соседи.

– А что, плохо с пропиской? – поинтересовалась Ксения.

– Плохо. Но пропишут, – успокоила Антонида Ивановна, – ведь жить где-то надо. А пока места хватит – кухня вон какая.

У Ксении и бабки Агафьи отлегло от сердца.

– Спасибо, Тонечка, – поблагодарила она. – А то я делом грешным стала думать, что выгоните.

– Как можно – свои, не чужие. К нам вон Танька приезжает из деревни и по неделе торгует.

– Чего вспомнила? – вмешался дед Леонтий. – Маслица привозила, яиц, плохо такую колхозницу держать?

– Так я ей платила.

– Какое там, – поморщился дед, – за бесценок. Ладно, шабаш, стелиться давайте!

Братьям не спалось: у них было полно нерешённых проблем.

– Учебный год идёт, – сказал тихо Вовка.

– А мне наплевать на школу, – отвечал Сашка. – У меня табеля нет. А мамочка в поезде говорила, что, если не возьмут в школу, то выгонит из дома. И куда податься? Места незнакомые. В Норильске я бы нашёл, куда. Мать Нарышкина Петьки меня у себя оставляла, когда я у них два дня жил. Зачем я с вами поехал?

– Долго шептаться будете, скоты! – зашипела мамочка.

2

– Ксюша наша, как рыба об лёд, бьётся, бьётся, но прописаться не может, – сокрушалась Агафья Кирилловна.

Антонида Ивановна качнула головой:

– Пло-о-хи дела.

В её голосе вятский говор.

– Тётя говорит, как поёт, – шепнул Сашка.

Неспокойна бабка, потому раздражена. Грубо оттолкнула внука она:

– Всё-то слышишь! И что за непоседа!

– Взрослым забота, а малым во-о-ля, не работа, – пропела Антонида Ивановна.

– Какая воля? – шмыгнул носом Сашка. – Вовка на улице, а меня держите около себя.

– Сам виноват, раз вышел из веры! – оборвала его бабка Агафья.

Голос строгий, но в глазах её тёплые искорки. Никого она не любила так, как Сашку.

– Ладно, иди во двор, – предложила она. – Деду подсоби пилить.

Через минуту уже Сашка стоял у сарая, в котором дед Леонтий шаркал двуручной пилой.

– Пилить прислали? – улыбнулся дед. – Добро. Только лошадь отгоню в конюшню.

У ограды, клоня голову, стояла тощая коняга.

– Деда, а ты возчиком работаешь? – спросил Сашка.

– Угадал. Восемь годков.

– А меня возьмёшь на конюшню, а, дедушка?

Телега мягко, на резиновых шинах, катила по выложенной булыжником дороге.

– Дед, а чё ты возишь? – попытался разговорить деда Сашка.

Тот смолчал. «Если не ответил, то кроме «но!» и «т-р-р!» ничего больше не скажет, – решил Сашка. – Вылитый дед Семён». Он стал вспоминать прожитые в гостях дни. Дед Леонтий его хвалил, говоря, что он с душой, а о Вовке ничего не сказал, только головой покачал. Мамочка, едва сдержав себя, возразила тогда, перечислив подвиги младшего. В душе Сашка готов был согласиться с ней, вспомнив последние свои дела: порванную штанину, разбитое окно у соседей. Но он не понимал смысла слов, сказанных мамочкой: «У тебя, собачий выродок, как у змеи, ног не отыскать!».

– Слазь, оглох! – прервал раздумья его дед.

Сашка слез с телеги. Дед повернул лошадь в сторону и попятил её. Телега вкатилась под дощатый навес. Пока дед возился с лошадью, Сашка поднял оброненный им окурок. Когда дед отвернулся, он вдохнул дым.

– Куришь! – раздалось из конюшни.

Сашка сунул окурок в карман и пальцем загасил.

– Вернёмся, мамке расскажу, – сказал дед.

У Сашки похолодело в груди.

– Дед, я не в затяжку, – прошептал он.

– Ладно, ладно, но гляди, отхватишь ремня, – улыбнулся дед.

Сашка знал, если дед проговорится, то дело ремнём не закончится: мамочка выместит на нём всё, что накопила за последнее время. Поэтому весь вечер он не отходил от деда, стараясь угодить ему во всём.

Мамочка пришла поздно, усталая, но довольная. За ужином она поведала о своих похождениях.

– Работу найти легко, – доложила. – Только нужна прописка; и я отыскала комнатку, где пропишут. Комнатка мала, зато содрали триста рублей, а что делать, пришлось согласиться. Так что, завтра переезжаем.

– Так и устроитесь, – поддержал дед. – На одном месте и камни обрастают.

– Не с чего им, Лёня, обрастать, – вздохнула бабка Агафья. – Уж столько дорог исколесили, денег ушла уйма. А работница одна.

– Ничего, скоро помощники подрастут, – возразил дед.

– Помощники… – скривилась Ксения. – Этих молокососов в школу ещё определять. С Володькой ладно, а с этим что делать? – Ксения обернулась на Сашку; того обдало холодом. – Если не примут без документов, пусть уматывает.

Сашке не хотелось плакать, но слёзы поневоле закапали у него из глаз.

– Ксеня, зачем изводишь Саню! – вступилась за внука бабка Агафья.

– Не вмешивайся, мать! – крикнула Ксения. – А ты не ной, скот! – с кулаками подступила она к Сашке. Не нуждаясь больше в гостеприимстве, она не сдерживала себя.

– Сколько ненависти у тебя к сыну, – качнула головой Антонида Ивановна. – Озлобишь на всю жизнь.

– Видеть не хочу его! Впрочем, они оба из меня кровь высосали.

Вовку передёрнуло от её слов, и, чтоб не огрызнуться, он на цыпочках вышел из комнаты. Сашка подался за ним.

3

Проснувшись, Сашка подумал, что лучше бы ему остаться у старика Леонтия, но вряд ли тот согласиться. Поразмышлять подольше, удобно лёжа, ему не удалось: подкатила телега. Пошаркав ногами на крыльце, дед доложил супруге о приезде. «Леонтий подъехал, грузиться давай», – пропела та, зайдя в кухню. Положив чемоданы и узлы на телегу, семейство покатило по снежной дороге. У бревенчатого дома дед остановил кобылу: «Кажись тута… А, может, не тута». Все остались в телеге, не зная, что делать. Но тут из дома вывалился рыжий мужик.

– Чего не разгружаетесь? – скороговоркой спросил.

– Сидят, как истуканы! – голос Ксении из дома.

Братья спрыгнули с телеги и стояли, не зная, с какого чемодана начать разгрузку. Рыжий мужик, улыбнувшись, подошёл к Сашке и спросил, как его имя. Сашка растерялся и ответил не сразу.

– Бери узелок и за мной, Сашок! – приказал мужик, ручищами без