Я стираю свою тень 7 - Сергей Анатольевич Панченко

— Вот именно. И что тут рассуждать, если мы останемся, а они исчезнут.

Мы подошли к первому бараку по натоптанной тропинке, проложенной между камней. Удивительно, но все растения, которые встречались, выглядели засохшими. Я тронул куст без листьев и с удивлением обнаружил, что он живой и гибкий, но выглядит, как мертвый, будто находился в режиме сохранения влаги, как суккулент.

К нам никто не вышел и вообще, наше прибытие будто бы осталось незамеченным. Дверь в барак оказалась открытой. Мы вошли внутрь и сразу услышали голоса. Я уже мог определить у моави, что они принадлежат детям.

— Похоже, мы оказались в детском саду. — Решил Шекспир. — Ничего, это даже к лучшему. Начнем с нянек.

Он заглянул в одно из помещений и поздоровался на своем языке. Мой переводчик легко перевел его фразу, слышанную много раз. Туземцы шумно восприняли появление моего напарника, видимо хорошо помнили его и не ждали увидеть.

— Удивились моему появлению. — Подтвердил он мои предположения. — Покажись им. — Попросил меня Шекспир.

Я выглянул из-за его спины.

— Здрасти. — Скромно поздоровался на русском.

Я ждал удивления со стороны пучеглазых жителей долины, но нет, они восприняли меня спокойно. Однако после слов Шекспира о том, что я прибыл по поручению лесных моави, проявили искреннее любопытство. Оказывается, они знали кое-что из общей с лесными собратьями мифологии о пророчестве, в особенности ту часть, где говорилось, что накануне окончания цикла появится пришелец, который спасет их от наводнения.

— Говори что-нибудь, они должны видеть и слышать, что ты им рассказываешь о необходимости бежать в лес. — Попросил напарник.

— Мне что, говорить что угодно? Я же не умею по-вашему?

— Конечно, я буду делать вид, что перевожу.

— В стихах можно?

— Конечно, даже лучше, повторяющиеся интонации вызывают гипнотический эффект и лучше способствуют внушению. Так мне шаман рассказывал.

— Ну, держитесь, сейчас я вам всю школьную программу по памяти зачитаю. — Я начал вспоминать все, что учил в школе.

Моави слушали меня. Даже дети, забыв про игрушки и открыв рты, уставились на меня и Шекспира. На внушение ушло минут двадцать. У меня с непривычки даже пересохло в горле.

— Ну, хватит, у меня уже нет слов, повторяться начал. — Предупредил Шекспир.

— А что дальше?

— В другой барак пойдем, пообщаемся с теми, кто остался.

— Я все равно не пойму, а если кто-нибудь их них сдаст нас людям? — Чувство тревоги не покидало меня с тех пор, как мы высадились.

— Это, конечно, хреновый вариант, но я не вижу, как иначе убедить всех скопом. Я надеюсь, что увидев тебя по другую сторону, они испытают большие сомнения насчет правильности решения сдать нас людям. В душе они те же моави, но уснувшие от комфорта, который им создали. Мы их разбудим, и они через шесть дней будут нам благодарны.

— Как знаешь. У меня ощущение, что я на этом мероприятии, как свадебный генерал.

— Не понимаю.

— Символическая фигура, которая приглашена ради солидности, чтобы подчеркнуть статус мероприятия, но в целом, ни на что не влияющая. В пророчестве же сказано, что именно пришелец заставил всех моави из долины перебраться в лес?

— Да что там было сказано по-настоящему, никто не знает. Это же устное предание и оно могло перевираться многократно. Просто ходи рядом со мной и рассказывай стихи, это все, что от тебя требуется.

— Если бы не благородный результат, я бы посчитал это занятие одним из самых бестолковых в своей жизни. — Признался я.

— Потому что это не твое дело, а мое. Между нами, тебя ведь не сильно волнует судьба местных жителей? Еще несколько дней назад ты понятия не имел о нашем существовании. — Шекспир посмотрел мне прямо в глаза, словно хотел найти в них подтверждение своим предположениям.

— Ты меня плохо знаешь. — Ответил я. — Мне необязательно хорошо знать вас, чтобы иметь представление о справедливости. Справедливо будет, если мы спасем твоих соплеменников?

— Да. — Согласился напарник.

— Поэтому я и взялся за это дело. Не сидеть же мне в лесу, молиться колесу и ждать, когда найдут и увезут домой.

— Ну, не знаю, многие поступили бы именно так.

— Тогда я уникальный тип. Давай, хлебнем воды, а то у меня от декламации пересохло горло и пойдем дальше.

Шекспир потряс руками и обратился к своим соплеменникам, внимательно прислушивающимся к нашему диалогу. Через минуту нам принесли воды в двух пластиковых стаканах. Жидкость имела своеобразный запах, отдающий химией, но Шекспир выпил ее без всякого опасения. Я тоже выпил, считая, что мой организм намного устойчивее ко всякой воде, тренированный городским водопроводом. Ничего, на вкус она оказалась лучше, чем на запах.

Мы попрощались с обитателями барака, и вышли на улицу. Завод гудел и грохотал, как огромный механический муравейник. Сотни летающих тележек одновременно находились в воздухе, загружая производство рудой и вывозя отходы и готовую продукцию. Если бы я не знал, что это незаконное производство, главной задачей которого было желание нажиться на человеческих пороках, приумножая скорбь, я бы гордился технологической мощью завода. Но я знал и оттого смотрел на него, как на нарколабораторию какого-нибудь колумбийского наркобарона.

Пока мы топали до соседнего барака, мне пришла на ум идея открыть нелегальный автозавод, который копировал бы автомобили земного производства. Они были бы лучшего качества, не ломались и стоили дешевле. Так бы я ударил по модной теме гарантированного старения на родной планете. Выручку тратил бы на закупку продуктов питания и распространял их по космическим ценам звездным толстосумам. Интересно, как повлияли бы неломающиеся автомобили на экономику планеты? Капиталисты передрались бы между собой, обвиняя друг друга в нарушении картельного сговора, согласно которому они обязались делать некачественные автомобили.

— Это рабочий барак. Наша целевая аудитория. — Произнес Щекспир перед замызганной дверью одноэтажного здания. — Правда, сейчас тут немноголюдно, но это к лучшему.

— Почему?

— Увидишь. — Он открыл дверь и вошел в помещение.

Я зашел следом. Барак имел внутри другую конфигурацию, чем первый. Он был похож на купейный вагон. Узкий длинный коридор во всю длину. С одной стороны окна, а с другой множество сдвижных дверей. Шекспир подошел к устройству, висящему на стене и похожему на старый телефон. Снял трубку и произнес в нее на родном языке. Его громкий голос разнесся по десятку