Нежный плен - Мария Феррарелла

Но в глазах старухи не было страха, — они горели возмущением. Звук ее голоса поразил пришельцев — он не дрожал, не прерывался, а был сильным и сердитым. Она закричала на незваных гостей по-французски и начала размахивать палкой.

— Убирайтесь отсюда, стервятники! Мы еще не умерли! — кричала она. — Воры, головорезы, прочь отсюда со своей шайкой!

Старуха огрела Дункана тростью сначала по плечу, потом еще раз — по ребрам. Это была та самая трость, которую отец Бет сделал специально для своей тетки. Когда он уезжал, то положил ее в свой багаж.

— Тетя Козетта! — воскликнула Бет, появляясь из-за спины Дункана.

Старуха занесла было палку, чтобы нанести новый удар, и замерла. Ее тонкие брови вопросительно поднялись кверху, она вскинула голову, словно птица, потом засеменила к окну, отдернула занавески и начала пристально всматриваться в девушку. Та была похожа на ее сестру — такую, какой она была полвека назад.

Бет улыбнулась и протянула для приветствия руку.

— Это я, тетя Козетта. Я, Элизабет.

Глаза старой дамы внезапно поблекли. Похоже, она никак не могла вспомнить это имя.

Дункан начал терять терпение. Ему было ясно, что старуха не может узнать Бет.

— Бет, что она бормочет? Я не понимаю ни слова из здешнего языка.

Козетта медленно подняла глаза на Дункана и царственно склонила голову.

— Тогда я буду говорить на вашем, — произнесла она, как королева, снисходящая к простолюдину. — Ведь вы не участвуете в революции.

— Нет, мадам, я не мародер. — Дункан изящно поклонился, взял узловатую руку старухи в свою, поцеловал ее и представился. — Дункан Фицхью, к вашим услугам.

Этот жест понравился Козетте. Она всегда требовала, чтобы с ней обращались с подчеркнутой учтивостью. Убирая свою руку, она улыбнулась. Затем, обратив взор к внучатой племяннице, сказала:

— Я вижу, что вы, Элизабет, привезли с собой на редкость обаятельного кавалера. — В глазах Козетты вдруг блеснули слезы, и она обняла девушку. — Тебе не стоило бы находиться здесь, но это так прекрасно — взглянуть на тебя в последний раз, Элизабет. — И старуха поцеловала девушку в лоб.

Бет положила обе руки на руку женщины.

— Тетя Козетта, где мой отец?

Старуха глубоко вздохнула. Сердце ее забилось чаще при одном только воспоминании о том дне, когда увезли ее дорогого племянника. Если бы эти подонки так не жаждали ее смерти, она бы с радостью умерла. Жизнь еще теплилась в ней, но она чувствовала себя такой усталой. Она прожила долгую жизнь, и, не считая нескольких последних лет, эта жизнь ее радовала. Но видеть родину в таком состоянии, видеть, как разрушают то, что казалось ей бесценным, было невыносимо, все это нанесло ей незаживающие раны, как и ее старшей сестре.

Козетта сдержала слезы. Нет, плакать можно только молодым и слабым. Она же не принадлежала ни к тем, ни к другим.

— Его забрали, — ответила старуха.

— Забрали? — в ужасе воскликнула Бет.

— Кто забрал? — спросил Дункан.

Скривив губы, Козетта вспоминала клички, которыми они называли друг друга.

— «Друзья народа», «враги короны», — старуха обреченно пожала плечами. — Выбирайте какое хотите прозвище из тех, которыми они награждают друг друга. — Ее глаза потемнели, и она с отвращением бросила: — Все они убийцы. — От гнева ее голос задрожал. — Что они сделали с моей Францией! — Усилием воли Козетта постаралась выпрямить спину, но ей это не удалось. — Франция погибла!

— Тетя, а что с бабушкой? — нерешительно спросила Бет, боясь того, что может услышать в ответ.

Старуха печально улыбнулась:

— Она наверху, но больше не выходит из своей комнаты. Все, что могу, я для нее делаю. Но она угасает, остается только ждать… Пойдемте, я провожу вас к ней.

Козетта повернулась и маленькими шажками направилась к двери. Когда Дункан предложил ей свою руку, она приняла ее с удовольствием и с той снисходительной благосклонностью, которая подобала ее положению в обществе.

— К нам так давно никто не приходил с визитом, — улыбнулась она Дункану, и он вдруг подумал, что в молодости Козетта явно была очень хороша собой. — Теперь это совсем не принято — стараться угодить таким, как я. — В голосе старой женщины слышалась горечь: — Женщины, которые раньше не осмелились бы коснуться подола моей юбки, теперь, когда я прохожу мимо них по улицам, плюют мне вслед.

— Вы выходите на улицу? — удивленно спросил Дункан.

Козетта беспечно пожала своими худенькими плечиками.

— Время от времени я должна выходить. — И продолжила с вызовом: — Этот город в такой же степени принадлежит мне, как и им. И мне даже в большей степени. Наш род существовал во времена крестовых походов, а происхождение свое ведет от Карла Великого. А этот гнусный сброд только вчера вылез из сточных канав. — Старуха возмущенно тряхнула головой.

Когда они поднимались по лестнице, Дункан хотел было поддержать старую даму, но потом передумал: помощь могла бы оскорбить Козетту, ведь у нее не осталось ничего, кроме гордости.

В коридоре было очень тихо.

— А где же все ваши слуги? — спросил Дункан.

— Ушли. Удрали. — Махнув рукой, словно кого-то прогоняя, Козетта фыркнула. — Все они трусы, кроме Терезы, которая, несмотря на опасность, потихоньку приносит нам еду. А между тем помогать нам небезопасно — ведь нас считают врагами народа.

Старуха печально вздохнула и, отстранив Дункана, который хотел открыть перед ней двойную дверь, сама распахнула ее. С достоинством, ощущавшемся в каждом ее шаге, Козетта вошла в просторную спальню, посреди которой стояла большая кровать с балдахином.

В ней лежала маленькая женщина, казавшаяся в огромной кровати совсем крошечной.

— Козетта, Козетта, кто тут? — слабо вскрикнула она.

Приблизившись к кровати, старая дама взглянула в лицо той, которую так любила вот уже больше семидесяти лет.

— Это Элизабет, Дениза. Дочь Филиппа.

— Элизабет?

Козетта шепнула на ухо Бет:

— Она ничего не видит.

У Бет сжалось сердце. Подойдя к кровати, она упала перед бабушкой на колени, потом поцеловала ее слабую руку.

— Бабушка!

— Наверное, ты стала красавицей. Не надо плакать, моя крошка. И зачем ты сюда приехала? Здесь опасно, очень опасно.

От горя у Бет сдавило горло, но, чтобы не огорчать бабушку, она сдержала слезы.

— Я приехала за папой.

Сморщенные губы Денизы задрожали, и она еле слышно сказала:

— Ты опоздала, детка.

— Но ведь его куда-то увезли? — спросил Дункан, выступая вперед.

Услышав незнакомый голос Дениза повернула голову: