Подземелье для феи - Эль Санна

— Какое? — Неслабо нахмурившись, резко села и спустила ноги на траву. — Что?!

— Там. — Снова мах рукой в беседку и недовольное. — Родить родила…

— ЧТО??? — Выговор, да еще и злой, да еще и от Маруси… нет, это что-то из ряда вон выходящего. — Маруся!

— Иди.

И я пошла.

Шаг, другой… идти все сложнее… беседка все дальше… а внутри нее надрывный плач. Плач… такой… знакомый?

Ребенок? Чей?

Струна… тончайшая струна, запиравшая ЗНАНИЕ…

Рвется.

Мир взрывается осколками, крошащими мое тело, колени подгибаются и тело падает, а душа рвется туда… туда, где плачет ребенок. Мальчик… Сын…

МОЙ СЫН!!!

— Ярик… — Шепот окровавленных губ вырывается из почти умершего тела, но лопатку обжигает знак, доставшийся от ушедших демиургов.

Нет. Я. Буду. Жить!

— Ярик… ЯРОСЛАВ!!! — Душа, презрев законы и каноны физических миров, встает и поднимает голову, чтобы собрать по кусочкам не только мир, но и память. Твари… не знаю кто, не знаю, как… не понимаю зачем… но они пытались украсть у меня сына.

Обнимая рыжика, сопливо сопевшего у меня на коленях, клялась себе, что отомщу. Не знаю кому… не знаю как… не представляю когда… но я отомщу тем, кто пытался забрать у меня часть моей жизни.

Да, у меня есть не только дочь. У меня еще есть сын. И ему почти четыре…

— Марусь…

— Да?

— Как?

— Не знаю. — Блондинка, все сидевшая у противоположного края озера, собирала камушки и на меня старалась не смотреть. — Это все Дэми. Сначала она спросила, где твой сын и почему ты про него ничего не говоришь, потом Ведьма засуетилась и задала вопрос на Совете… а потом Ксена "увидела"… в общем мы поняли, что тебя "затерли". Ну а потом меня выбросило сюда и мы тут уже три ночи. Он все плачет, а меня туда не пускает.

— Извини…

— Да ладно… — Сморщив нос, неловко отмахнулась. — Только что теперь? Это ведь не он… в смысле не физическое тело. И мы понятия не имеем, что делать и где он по настоящему.

— Я знаю. Но у нас нет полномочий. — Ида, свалившаяся с дерева и переломавшая половину веток, отплевавшись от листьев, сплюнула травинку. — Тьфу! Блин… Эль, прости. Это не мы, честно. Кажется, кто-то хочет вмешаться в твою Судьбу. Мы можем попробовать, но тебе придется выложиться и результат я не гарантирую.

— Говори, что делать. — Сомнений у меня не было. ЭТО МОЙ РЕБЕНОК! И ни одна тварь, решившая сыграть моей жизнью не посмеет… а если посмеет, то горько об этом пожалеет! — Ида, говори.

— Ты уверена?

— Не задавай глупых вопросов. — Ответив резче, чем следовало, прикрыла глаза и попыталась притушить злобу, растущую откуда-то из глубин. — Если не получится, то они умрут. Все.

— Эль, это… — Начав говорить, но осекшись под моим ненавидящим взглядом, поджала губы и просто кивнула. — Как скажешь. Тогда возьми его крепче. Крепко-крепко… прижми так крепко, как только можешь и даже не вздумай отпустить. Повторяй за мной: Я, Эль Моранса, фея снов, заклинаю Равновесие…

Повторяя за Идой слово в слово, чувствовала такую яростную и даже наверное дикую решимость, что совсем не вникала в смысл произносимого. Меня не интересует смысл… мне важен результат.

— …не для забавы или развлечения, а Равновесия ради. Я сказала, я осознала и я отвечу.

Боль, скрутившая внутренности, началась настолько неожиданно, что я едва не разжала руки, пытаясь обхватить саму себя и содрать начавшую заживо гореть кожу. НЕТ! Нет… нет, я выдержу… я должна, я обязана…

— Ярик… — Шепча уже сгоревшими губами имя сына, чувствовала, как по щекам текут слезы и тут же испаряются. Горела я… горели подушки, горела беседка, горели деревья, горел спящий сын…

— НЕ-Е-ЕТ!!! — Дикий вопль, раздавшийся в шесть утра, заставил подпрыгнуть Хранительницу, спящую рядом и разбудил ребенка. — Нет… нет… нет.

— Эль! Всё! Всё-всё! Успокойся… у тебя получилось! Получилось!!! — Прижав к себе фею, Хранительница мысленно просила помощи у сестер: аптечку, успокоительное и самое главное — живое присутствие и участие. — Элечка… тихо-тихо, все хорошо, он тут… не пугай его… все хорошо…

— Тут? — Обожженные губы растянулись в неверящей улыбке и тут же потрескались, обильно закровив. — Где?

— Тут. Спит. — Она почти сразу наложила на малыша лечебный сон, чтобы он не увидел свою мать в таком состоянии и не перепугался. — Спит, с ним все в порядке, все хорошо, только не паникуй и не кричи…

Взгляд вправо, влево…

Спит… мое рыжее солнышко… слезы потекли сами, прочертив соленые дорожки по щекам и заставив зашипеть от боли.

— Что со мной?

— Ты обгорела.

— Сильно?

— Нет. Ну… — Отведя взгляд, Ида неуверенно промямлила. — Ты фея, на тебе все хорошо заживет…

— Насколько хорошо? — Уже сама чувствуя, что все не "хорошо", а "отвратительно", поднесла пальцы к глазам и тут же прикрыла веки — пальцы были черными и весьма обугленными. — Ладно, что дальше?

— Только не паникуй!

— Не дождетес-с-сь… — В утреней тишине скрип зубов донесся настолько отчетливо, что я вздрогнула сама. — Кого мне за это благодарить?

— Я не знаю. Честно. Но я узнаю. Обязательно. — В голосе Хранителя прорезались жесткие нотки и решительный кивок я практически почувствовала. — Твое благополучие — наша приоритетная задача и теперь в нее включен поиск того, кто посмел провернуть подобное. Мы обязательно разберемся.

Шорох от дверей отвлек от безрадостных мыслей, а испуганные женские вздохи подсказали, что пришли сестры. Вот и славно…

— Спи, спи, милая… мы все сделаем, мы обо всем позаботимся… отдыхай и ни о чем не переживай… теперь о тебе и твоих детях позаботимся мы… — Аккуратно надавив мне на плечи, Ида умудрилась уложить меня обратно на подушки, а Ада и Ода, сняв остатки сгоревшей ночнушки, начали обтирать и смазывать прохладной мазью обгоревшие участки кожи. — Спи, милая, спи… и пусть тебе приснится хороший сон…

— Фея… зачем же ты это делаешь, фея… — Поцелуй плеча, поцелуй в лопатку, а затем в шею и вдоль позвоночника…

Прогибаюсь, как кошка, чувствуя его обжигающие ладони у себя на бедрах и выгибаю шею, когда он снова отдает ей свое внимание. О боже… как же давно мне не снилось ничего подобного…

— И надо было тебе… — Поцелуй… еще поцелуй… Переворачиваюсь, чтобы проявить активность самой и завладев его губами, прижимаюсь так, что между нами невозможно протиснуть ни нитки. — О, да…

Да… да… Ласковые губы покрывают поцелуями лицо, но стоит ему спуститься к груди, как тело пронзает нешуточная боль. Боль… Дернувшись и со стоном сжавшись в комок, прижала обожженные ладони ко лбу. Снова слезы… снова боль, разрывающая череп на части…