В присутствии Бога (100 писем о молитве) - Анри Каффарель

93. Мистика

Дорогой господин Аббат, не стану скрывать от вас, что в среду вечером я был поражен, чтобы не сказать больше, тем развязным, граничащим с насмешкой, тоном, с каким вы говорили о мистике и мистиках. У меня возникло ощущение кощунства. Я подумал о наших великих католических святых, каких мы знаем, которые почти все были мистиками. И, глядя на студентов, слушавших с таким доверием своего молодого проповедника, я говорил себе, что вы рискуете сбить с толку тех среди них, которые, стремясь ко встрече с Богом, потеряют надежду обрести Его в католической религии, где все, похоже, сведено к рациональным объяснениям и практической морали. Увлечение индийскими религиями среди молодежи, среди знаменитых писателей, успехи всевозможных сект, невероятное почтение, каким пользуется в Париже некий прибывший с Востока маг, часто не имеют иных объяснений, как умаление мистической жизни столькими священниками и католиками-мирянами. Не возражайте мне, что всякому исповеднику приходится рано или поздно столкнуться со лже-мистиками: мне это хорошо известно; но разве поддельные Рембрандты должны умалять наше восхищение подлинными творениями голландского мастера? Несомненно, нужно различать между собой лжеи подлинных мистиков, и важно хорошо определить это слово, смысл которого столь часто выворачивают наизнанку! Оставляя в стороне тонкости, я буду говорить о подлинной мистике, которая чувствует в «центре души» действенное присутствие Бога, и воспринимает от Него различные импульсы: к молитве, к любви, к действию, к самопожертвованию… Можно сказать, как св. ап. Павел: «Дух Святой свидетельствует духу нашему, что мы — дети Божии» (Рим 8,16). Тот же св. Павел на всех страницах своих посланий являет себя великим мистиком: у него есть сознание, что он находится во власти Божией, движим Его Духом. И он возвещает нам, что таково свойство детей Божиих: «Все, водимые Духом Божиим, суть сыны Божии» (Рим 8,14). Вы видите, что я не включаю в определение мистического опыта «чрезвычайных» явлений:

экстазов, видений, откровений; они могут встречаться в подлинной мистической жизни, но они не составляют ее сути. Вы скажете: «Мистика — удел святых; для чего же говорить о ней тем, кто едва влачится по равнинным дорогам?» — Нет, мистический опыт не есть прерогатива одних только святых; подобный, хотя нередко кратковременный, опыт лежит в основе многих обращений, а также встречается у христиан, еще недалеко продвинувшихся по пути святости. Но, я согласен, вершины мистического опыта доступны только весьма духовно развитым личностям: таковые живут с Богом, Богом и в Боге. Св. Иоанн от Креста в «Живом Огне Любви» так описывает их глубокую жизнь: «Душа достигает состояния, когда она вся наполнена лучами божественного, и вся преображается, подобно своему Создателю. Ибо Бог сообщает ей сверхъестественным образом Свое существо, так, что она становится как бы Самим Богом, ибо она имеет то, что имеет Бог, и все, что присуще каждому из них, кажется составляющим одно благодаря такому преображению. Можно даже сказать, что благодаря такому приобщению, душа становится как бы более Богом, нежели сама собой, хотя при этом она и сохраняет свое существо, и это существо отличается от существа Божия, как стекло остается отличным от луча света, который его освещает и пронизывает».

Начинающий христианин, несомненно, далек от такого опыта, но случается порой, что Господь позволяет ему разглядеть эти вершины, чтобы побудить его желать и следовать к единению с Богом, что является целью всякой христианской жизни. Св. Тереза Авильская, св. Иоанна де Шанталь сообщают нам, что их молодые монахини очень часто достигали мистической молитвы через полгода или год новициата. Мистический опыт, как это явствует из определения, данного мною выше, посещает нас не только в часы молитвы. В повседневной жизни мистик также ощущает, что им движет Бог, движет, чтобы он действовал, движет, чтобы он молился в процессе действия. Однако, именно в час молитвы, ибо тогда она полностью ото всего освобождается, душа становится податливой, вверяется Богу, «как посох в руке странника», — обнаруживает более легко, что ее Бог находится в ней, в ней действует. И снова я заимствую у св. Иоанна от Креста описание такого опыта. После напоминания, что в первый период молитва состоит из размышления, он показывает, что очень скоро молитвенные души, особенно те, которые оставили все, чтобы отдать себя Богу в монашеской жизни, получают благодать «созерцания по наитию» или, иными сло

вами, благодать мистической молитвы. И вот как он описывает эту новую форму молитвы: «Господь изливает тогда в тайне и мире в душу мудрость и свет, без того, чтобы совершать в ней множество действий, различимых, определимых или повторяемых. В другой раз, однако, Бог производит в душе какое-либо из таких действий в продолжении некоторого времени; душа должна в таком случае, со своей стороны, ограничиться тем, чтобы с великой любовью устремить свое внимание на Бога, не совершая никаких иных действий, кроме тех, к которым, как она чувствует, Бог ее склоняет. Она должна оставаться пассивной, не совершая ни малейшего движения, не отвлекаясь ни на что другое, кроме этого любовного внимания, простого и устремленного только на свой объект, так, как если бы кто раскрыл глаза, чтобы смотреть с любовью. Бог желает тогда общаться с душой через простое и исполненное любви познание; душа же должна принимать Его просто и с великой любовью, чтобы и с той, и с другой стороны познание отвечало на познание, и любовь на любовь. Не подобает ли, чтобы тот, кто принимает дар, вел себя в соответствии с тем, что получает, чтобы получить его таким, как он ему дан, и сохранить его таким, каким он его получил?» Не следует думать, что подобное времяпрепровождение есть роскошь; во время такой молитвы Бог совершает в душе и, как следствие, в Церкви, великие вещи. «Малейшее из чудес благодати, какое Бог совершает в душе через это сверхприродное уединение и через этот совершенный Божественный покой, есть неоценимое сокровище, более драгоценное, нежели сама душа и ее духовный руководитель могут себе представить». Отвращать душу от такого способа молитвы, от этого «сверхъестественного сосредоточения», заставлять ее «выйти из потока глубоких вод», как это делают некоторые духовные руководители, это, — строго заявляет св. Иоанн от Креста, — ошибка с неисчислимыми последствия «Будет ли простой неосторожностью, легкой ошибкой, заставить душу утратить эти неоценимые блага, предлагая ей ложное руководство и позволяя ей только жалким образом ползать по земле? Если есть на свете дела, которым следует предаваться с наибольшей осмотрительностью, то это, несомненно, дела Божии; нельзя ими заниматься иначе, как только с широко раскрытыми глазами, особенно когда речь идет о самых возвышенных, самых тонких вещах, которые влекут за собой благо или зло почти что бесконечное, согласно доброму или дурному духовному руководству».

Значит ли это, что подобная молитвенная жизнь протекает всегда только спокойно, без испытаний, без опасностей, без иллюзий? Разумеется, нет. Именно поэтому св. Иоанн от Креста, св. Тереза и многие другие решили посредством своих произведений быть проводниками душ, которые Бог выводит на этот путь. Не следует опасаться, что подобная молитвенная жизнь затрудняет апостольство. Примера одной св. Терезы Авильской довольно, чтобы отмести такое возражение. Чем больше душа предается молитве, тем больше укрепляется и усиливается в ней потребность познавать и приводить к познанию, любить и приводить к любви, служить и приводить ко служению Господу. «Она [душа] получает неодолимый импульс, — пишет Бергсон, — который толкает ее на осуществление самых обширных замыслов. Спокойная экзальтация позволяет ей видеть масштабно, и, какой бы слабой она ни была, она достигает великого. Главное, она смотрит просто, и эта простота, которая бросается в глаза так же сильно в ее словах, как и в поступках, проводит ее через все затруднения, которые она как будто даже не замечает. Врожденное знание или, скорее, приобретенная невинность подсказывает ей сразу нужный поступок, решительное действие, слово, на которое невозможно возразить. Тем не менее, для нее сохраняется необходимость усилий, а также твердости и постоянства. Но они приходят к ней сами, они сами появляются в душе, одновременно действующей и испытывающей воздействие, чья свобода сопрягается с действием Божиим». Простите меня, дорогой господин Аббат, за то, что пишу вам столь длинно. Но тема эта особенно близка моему сердцу. Ибо, действительно, я замечаю, что христианская жизнь тех душ, которые предают себя воздействию Духа Божия, намного более исполнена полета! Души эти ликуют даже в испытаниях, им свойственно постоянство в восхождении к Богу, даже если порой они теряют силы на пути, а действия такой души приобретают исключительную силу и плодотворность. Я прошу вас, дорогой господин Аббат, рассматривать это письмо, как выражение моего величайшего уважения к вашему самоотверженному священническому служению и пожелание, чтобы вы вели к наивысшей близости с Богом множество душ, которые оказывают вам доверие. Верьте в мою братскую дружбу.