Академия Ребеллион (СИ) - Цезарь Юлия "Skazka569"

А Генрих никуда не собирался. Он не только не встал, вместо того с силой потянул Риз на себя, заставляя ее упасть обратно и притягивая в объятия к себе спиной.

— А мне нравится здесь, — тихо сказал он, положив подбородок ей на плечо. — Тихо, никого нет, а в ясную ночь открывается прекрасный вид на звёздное небо. К концу учебы я обязательно восстановлю это место, чтобы оно снова стало красивым и его захотели посещать. Тоже самое я хочу сделать с королевством после правления безумного короля.

Крепче обнимая Риз за плечи, Генри прижимал ее спиной к своей груди. Он прикрыл глаза и осторожно втянул носом аромат ее волос. Какой же он был приятный. Просто сидеть рядом с ней было хорошо. Так бы всегда, чтобы грустные мысли ушли; чтобы он перестал уже видеть бешенные глаза отца.

— Посиди со мной немного, — попросил он шепотом. Ему с ней становилось чуточку легче. — Мы завтра собрались в город. Хочешь с нами? Нет, не так… Пойдем со мной завтра в город.

— Зачем ты всё это делаешь? — шёпотом спросила она, боясь пошевелиться в его руках. То, что он сделал, было неожиданным, и она даже чуть-чуть вскрикнула, когда падала на него. И в мужеских руках ее бросило в дикий жар. — Ты меня погубишь, неужели этого не понимаешь?

И, как нарочно, он вновь напомнил о том, кем он станет в будущем. Зачем она вообще распиналась на практике? Он, кажется, её совсем не слышал. Она готова была остаться, если ему действительно от этого становится легче — Риз понимала, что значит остаться наедине со своими мыслями. Но изначально она шла не для этого! Она рассчитывала на разговор, который оборвет их связь.

И вспоминая это, Риз поёжилась и попыталась выбраться из объятий.

— Я о чем тебе говорила несколько часов назад? — строго спросила она, пытаясь повернуть к Генриху лицо. — Если тебе от этого легче — я побуду тут с тобой, пока твои мысли не придут в порядок. Но завтра никуда не пойду, Генри. Ты звал меня, чтобы что-то обсудить.

— Мне жаль, что я доставляю тебе столько неприятностей, — вздохнул он и слегка ослабил хватку, чтобы дать Риз возможность повернуться к нему корпусом и лицом. Было так забавно, когда он встретился с ее строгим взглядом. — Но я ничего не могу с собой поделать, мисс Тонкие ножки.

И опять странное чувство внутри подтолкнуло его к ее губам. Мягкие, как он помнил, но целуя Риз в этот раз, Генри ощущал гораздо большее волнение. Лишь бы опять драться не начала. А сюда она шла с явным намерением отделаться от него, так что можно было ожидать чего угодно. Но он был готов принять любое наказание от нее.

Когда же Генрих отстранился, его дыхание было сбивчивым, а сердце было готово выпрыгнуть из груди. Ничего подобного он не испытывал при поцелуе ни с одной девушкой. Риз точно была особенной. Он разглядел в ней эту искру ещё при первой встрече, и пусть Винс смеётся сколько угодно над ним, но он готов был бегать за ней столько, сколько придется. У этого определенно будут последствия, но если он будет рядом, он сможет её защитить. Он станет ещё сильнее, чтобы с ним было безопаснее, чем без него.

Но как, как она могла не ответить на поцелуй? Такой, как первый (второй) раз и даже лучше! Такой горячий и мягкий, с привкусом легкой соли — вкус Генриха после целого дня тренировок. Риз отвечала ему, пусть неохотно, путь неумело, но отвечала, обдумывая все свои сказанные слова.

Он её губил. Точно демон из поэмы, он губил её, того не зная. Тянул куда-то в свой ад, откуда сам сможет выбраться спокойно, но где оставит её одну.

Поцелуй уже закончился, а Риз всё еще подобно статуи сидела в его руках и с закрытыми глазами ловила вкус исчезнувших губ. Это было неправильно и больно, и лишь когда уста Генриха её больше не целовали, не приносили иллюзию рая, Риз вновь начинала думать, анализировать, представлять своё будущее.

— Ты такой эгоист, — прошептала она в его губы, но беззлобно. Она его сейчас видела таким, сказала то, что считала. И всё же ответила этому эгоисту. Вновь закрыв глаза, Риз решилась на отчаянный шаг. Казалось бы, это все происходит не с ней, и утром она уже вновь будет большой и стойкой девочкой, а не маленькой мечтательницей. Но, увы, она еще не знала, что из капкана, в который угодила, больше не было выхода.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Риз первая и впервые коснулась Генри, запечатляя на его губах свои слова об эгоизме, а потом, неуверенно слизав их, попробовала повторить все те действия, который показывал ей Генрих, когда «учил».

Он позволил ей проделать со своими губами все, что ей захочется. Подставлял и умело вел ее, хоть ей и казалось, что она все делала сама. Когда язычок Риз неуверенно и с большой осторожностью проник в его рот, Генри был готов сойти с ума. Прежде чем затеять с ней игру, он проверял, насколько далеко она готова зайти. Но сдерживаться было так трудно.

Потеряв терпение, Генри перехватил инициативу обратно в свои руки. Он обвил ее язык своим и пытался тянуть на себя, затем убегал, прося ее догонять, и вновь ловил, когда она этого не ожидала. Рука, которой он придерживал ее плечи, спустилась чуть ниже по спине и надавила, чтобы подтолкнуть ближе. Ее колени двинулись в сторону, чтобы принять более удобное положение, но нога Генри мешала. Тогда он подхватил ее под коленями и перекинул прекрасные тонкие ножки через свое бедро, чтобы развернуть Риз всем телом к себе. Но он знал границы, поэтому вторая рука вернулась к ее шее, поглаживая большим пальцем челюсть.

Генрих проваливался все глубже. Этот поцелуй стирал все плохие события прошедших дней, но тянул куда-то туда, откуда уже не будет возврата. Чем дальше, тем быстрее начинали вращаться сферы света над их головами, движимые чувствами Генри. Было уже поздно, им давно пока возвращаться в комнаты, потому что скоро прозвонит колокол к отбою, но Генрих не хотел останавливаться, не хотел терять этот момент, когда его волновало лишь то, что он может сделать неосторожное движение и спугнуть Риз. Она права: он эгоист.

— Как думаешь, как скоро профессора отправятся нас искать? — шепнул Генри, прерывая поцелуй, но сразу же вернулся к ее губам, потому что расстаться с ними было выше его сил. Казалось, что он даст ей ещё один шанс ответить, но опять накрыл губы своими. И все же в конце концов заставил себя остановиться. Облизывая свои губы, чтобы хоть как-то продолжать ощущать ее вкус, он голодным взглядом смотрел в пылающее жаром лицо Риз. Он хотел большего.

Тяжело дыша, еще не научившись дышать сквозь поцелуи, Риз даже не думала отвечать на ранее заданный вопрос, который она уже забыла. Мутным затуманенным взглядом она смотрела на Генриха и пыталась сфокусироваться на его глазах, но взгляд как бешеный метался из стороны в сторону, находя новую точку на лице принца, за которую можно было бы зацепиться.

Риз то и дело облизывала верхнюю губу, не осознавая, что тем самым подталкивала принца к действию, а то, как она сидела на нём… Он ведь даже не позволял себе лишних прикосновений, а внизу живота разгорелось горячее пламя, заставляя внизу чувствовать дискомфорт, какое-то зудящее чувство, от которого хотелось двигаться, которое хотелось немедленно удалить, но как?.. Что-то подсказывало, что помочь в этом может то, что сейчас ей так сильно упиралось в бедро. Риз была большой девочкой, всё понимала, и понимала, что сейчас этот человек не просто поцеловал её. Он её возбудил, и это не могло не напугать Риз. Всё-таки это был первый её мужчина, а еще много страшных сказок помнилось из детства.

— Не знаю, скоро ли. — Всё-таки отголосок вопроса в воспоминаниях остался, и тихим жарким шёпотом она ответила. — Но нам всё равно надо идти.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Потому что она не хотела, чтобы это зашло слишком далеко. Не так. Не тут.

И новая попытка подняться была ей предпринята.

Риз была права, им пора возвращаться, но Генриху так не хотелось никуда идти. К тому же ему сначала нужно было успокоиться. Сделав глубокий вздох, он отпустил Риз, а чуть позднее встал сам.

— Подожди, я уберу инструменты на место, — попросил Генри и потратил это время, чтобы привести свои чувства в порядок. Он сжал кулак, чтобы боль в разбитых костяшках отвлекла его. Дыхание выровнялось, сердце замедлило свой бег, и когда он вернулся, уже был похож на самого себя: высоко поднятая голова, горделивая осанка и слегка хмурый взгляд. — Идём.