Кофе с мышьяком - Александра Столярова

– Ким обычно отшучивалась или отмалчивалась. Она вообще не была расположена к обсуждению своей личной жизни и больше молчала, чем говорила.

О черт, и здесь промах! Конечно, загадочная и законспирированная Ким скорее умерла бы, чем выдала свою тайну. Но я так рассчитывала на то, что она могла проговориться Тетерину – в конце концов, он содержал ее, оплачивал все ее причуды, к тому же, учитывая его характер – ревнивый, нетерпимый, он должен был выбивать из Ким признания чуть ли не силой. Оказывается, нет. Или он лжет сейчас?

– Я жду, – напомнил о себе Тетерин. Он даже не притронулся к салату из даров моря, сверля меня пронизывающим взглядом.

– Что, простите? – прикинулась я дурочкой.

Он грохнул по столу ладонью с такой силой, что зазвенели бокалы. У Волкодава, доселе сидевшего с напряженной миной на лице, непроизвольно сжались кулаки.

– Я хочу знать, что за ерунду вы сейчас наговорили. О ранении, о каком-то лесе... О том, кто еще видел шрам, черт вас возьми!

– Простите, все в порядке? – К нам подошел встревоженный официант.

– Да, извините нас, пожалуйста, – с нажимом сказала я, глядя Тетерину в глаза. – Игорь Витольдович, вы не дома, не кричите на меня. Я узнала, что Ким два года назад попала в какой-то переплет. Ее ранили ножом и бросили умирать в лесу, она лишь чудом выжила. А человек, видевший ее шрам, сейчас перед вами. Андрей – бывший молодой человек Ким, именно его она бросила, чтобы уйти к вам.

– Он? Он?! – взвизгнул Тетерин и, отшвырнув стул, бросился на Волкодава. Тот зарычал – я не преувеличиваю, он именно зарычал, словно пес, и врезал Тетерину по морде. Игорь Витольдович отлетел на два метра, сшибая мебель, стаскивая со стола скатерть... Блюда с едой, бокалы с напитками, столовые приборы посыпались на пол.

– Что вы наделали! – закричала я и кинулась наперерез Волкодаву, который размашистым прыжком приблизился к поверженному противнику с явным намерением добить его. – Перестаньте, Андрей!

– Я тебя сейчас убью, – прохрипел с пола Тетерин и принялся медленно, с усилием подниматься.

– Да прекратите же! – с отчаянием завопила я. – Ну что вы как дети малые! Игорь, Андрей!..

Они стояли друг против друга, и я отчетливо поняла: сейчас произойдет грандиозное мордобитие, и можно с первого раза догадаться, кого из двоих увезут в реанимацию, а кто пойдет под суд. Решила поиграть людьми, идиотка несчастная? Так разруливай быстрее ситуацию, не то совесть тебя будет мучить до самой смерти.

Я схватила Волкодава за рукав и попыталась оттащить его от Тетерина, который плевался сгустками крови вперемешку с выбитыми зубами. Но сделать это было не легче, чем сдвинуть с места Джомолунгму. Пришлось пойти на крайние меры: я залепила ему звонкую пощечину. Волкодав мотнул головой и злобно рявкнул:

– Отойдите отсюда!

– Да уймись же, идиот! Сейчас сюда приедет милиция, и тогда Ким ты точно не найдешь. В тюремной камере это, знаешь ли, будет проблематично.

– А по какому праву он ищет мою женщину? – взбеленился Тетерин. – Она моя, понятно?

К нам уже спешили люди, бармен тыкал в кнопки телефона, какая-то тетка в жемчугах протяжно визжала на одной ноте. Два крепких официанта разнимали дерущихся мужиков, которые никак не хотели угомониться. Я закрыла глаза. Все, конец, сейчас приедет милиция и нас всех, не разбираясь, кто прав, а кто виноват, загребут в отделение.

– Андрей, прошу вас, не надо! Уйдем отсюда!

Волкодав стоял, тяжело дыша, под курткой ходили литые мускулы, а Тетерин все еще буянил, вырываясь из рук державшего его официанта, наскакивал и верещал что-то, словно взбесившаяся шавка.

О боги, как хорошо, что я не родилась мужчиной!

– Извините нас, это случайно вышло. Мы не хотели устраивать тут беспорядки, – быстро сказала я и полезла в сумочку, выгребая оттуда наличность. – Вот все, что у меня есть, примите в счет возмещения ущерба.

– Девушка, ваши друзья тут посуды набили на гораздо большую сумму, чем вы дали, – сурово произнес один из официантов.

– Господин Тетерин тоже заплатит... Верно, Игорь Витольдович?

– Я заплачу сколько потребуется, только бы не видеть больше вашу физиономию, – прошипел он. Из-за выбитых зубов дикция у него стала весьма далекой от совершенства. – И этого типа тоже, – мотнул он головой в сторону Волкодава. – Ты у меня еще попляшешь, гнида! Ким он, понимаете ли, ищет! Не видать тебе ее как своих ушей, понял?

– А ну потише, всех клиентов нам перепугали! Девушка, уходите, и своего громилу с собой заберите! Иначе этот никогда не успокоится.

– Спасибо, – с чувством сказала я и потащила Волкодава за рукав. – Андрей, ну идемте же, или вам хочется поучаствовать в разборках с милицией?!

– Я провожу, – сказал тот, кто убрал в карман мои деньги. – Ну и устроили же вы заварушку!

– Извините, так получилось, – простонала я, чуть не плача. – Мы теперь будем ваш ресторан по дуге обходить, обещаю.

– Очень на это надеюсь, – и с этими словами нас выпроводили из ресторана под изумленные и испуганные взгляды посетителей. На улице до меня вдруг дошло, что официант был тот же самый, которому я вчера передавала записку для Филиппова. Бог знает, что он теперь обо мне подумает!

На этой мысли я не выдержала и расхохоталась. Выглядело это дико, и Волкодав дернулся, высвобождая рукав куртки из моих пальцев.

– Вы что, спятили?

– Спятишь тут с вами! Чего вы на этого идиота накинулись?

– В следующий раз я на него еще не так накинусь, – пообещал Волкодав. – Прибью гада.

– Делать вам нечего! – крикнула я на всю улицу. – А потом сядете лет на двадцать.

– А мне по фигу, – сообщил Волкодав. – И потом, вы же этого добивались, когда привели меня в это дерьмовое заведение? Ну так у вас все прекрасно получилось. Счастливо оставаться!

И он пошел вверх по улице, не оглядываясь и печатая шаг. А я осталась стоять на тротуаре. На меня наталкивались люди, пинали по ногам сумками и портфелями, кто-то раздраженно прикрикнул, чтобы я не мешала движению, а я все стояла, и по моим щекам катились слезы.

Дома я погрузилась в пучины депрессии – благо Шурки пока не было, и никто не мог мне помешать. Я закрылась на все замки, наполнила горячую ванну, щедро налила туда пены и залезла в ароматное, пахнущее лавандой и горными травами тепло. Теперь мое тело мне не принадлежало. Оно, это чужое тело, нежилось и расслаблялось в пене, а душа при этом выворачивалась наизнанку от боли, страха и стыда.

Я вспоминала лица Волкодава и Тетерина, и мне становилось горько оттого, что я посмела манипулировать чужими чувствами.

Я вспоминала их драку за Ким и плакала потому, что с такой яростью и гневом за меня не дрался ни один мужчина в мире.