Добро пожаловать домой (СИ) - Пьянкова Карина Сергеевна

— Джой? — тихо окликнула я, предположив в первый момент, что навязчивый призрак убийцы решил пошутить надо мной таким образом.

Никто не отозвался. Да и не мог это быть Джой, если вдуматься. Он никогда бы не стал прятаться, при мерзкой привычке внезапно появляться рядом со мной, доводя до нервного тика.

Пожав плечами, я не нашла ничего лучшего, кроме как пойти на звук шагов, чтобы самой посмотреть на того, кто так же как и я решил побродить ночью по особняку.

Я пошла на звук шагов. Были ли страшно? Ни капли. «Роза» не пустит в дом чужаков, в это я теперь верила едва ли не больше, чем в Бога. А обитателей «Белой розы» я не боялась вовсе. Ни живых, ни мертвых.

Поэтому я упорно шла вперед, вслушиваясь в темноту. Звук шагов то приближался, то отдалялся.

Коридоры все вились и вились, и в моей душе уже зародилось подозрение, что «Белая роза» может по собственной воле расти не только вверх. Кажется, меняться способны не только верхние этажи, но и те два, на которых обитают живые. Днем дом точно не был так велик. Похоже, «Роза» могла стать такой, как желала она сама…

И у меня не было ни единого шанса догнать того человека, который посреди ночи бродит по дому, если сам дом этого не пожелает.

Но «Роза» пожелала. И после очередного поворота я буквально влетела всем телом в того, за кем так упорно гналась.

Это был мужчина. Я уткнулась лицом ему прямо в грудь, так что сомнений насчет пола быть просто не могло. Разве что пах он странно… Почему-то… фиалками. Едва уловимо, но несомненно фиалками.

Незнакомец не возмутился — только рассмеялся, — когда я едва не сбила его с ног. Крепкие руки на мгновение обхватили меня кольцом, будто оберегая от чего-то, но потом отпустили.

Разглядеть его никак не получалось: темнота словно сгустилась вокруг, не давая рассмотреть лица незнакомца. Видны были только очертания его фигуры. И мне определенно нравилась эта фигура…

— Ты куда-то спешишь? — тихо спросил он мягко, отстраняя меня от себя.

И тут я поняла две вещи: это он приходил ко мне в спальню прошлой ночью, и в этого человека можно было влюбиться из-за одного только голоса, глубокого, бархатного, выразительного. Этот голос проникал под кожу, обнимал… Этот голос сам по себе был как ласка.

— Кто ты такой? — выпалила я первое, что пришло в голову.

Только бы не ушел…

Он лишь рассмеялся в ответ.

— Тебе все равно ничего не даст мое имя. Так зачем тебе его знать?

Мне, может быть, и ничего. А вот дяде Рене, к примеру, оно, наверное, могло бы многое объяснить. Или тете Жаннет.

— Зачем ты стер мою память?

На этот раз я спросила едва ли не с обидой.

— А зачем тебе нужна эта память, девочка? — спросил он меня в ответ. — Ты хочешь помнить изуродованные тела? Или тебе не хватает ночных кошмаров? Для чего тебе эта память? Разве ты хочешь страдать?

Если на мои вопросы он отвечать не хотел, то я на его ответить просто не могла. Потому что мне действительно не нужны были те ужасы в моей голове, все верно. Я вовсе не хотела страдать. Но… Но это мои воспоминания, моя жизнь и мои кошмары.

— Но ты мне не только память стер! Почему… почему меня теперь начало тянуть делать странные вещи?

Мой собеседник рассмеялся.

— К примеру, красиво и женственно одеваться? Я всего лишь забрал с собой лишний нелепый страх. Тебе он был тоже ни к чему, ma petite, - пояснил он без тени раскаяния в голосе.

И это злило до зубовного скрежета.

— Разве я об этом просила?

Он приблизился ко мне и в самое ухо шепнул:

— Но разве теперь тебе стало хуже?

Как будто бы я знала. В том-то и заключался ужас произошедшего: во мне что-то изменилось, изменилось без моего ведома или желания, а я даже не могла понять — к лучшему эти изменения или к худшему.

— Это была часть меня! Я имею права сама решать, что будет твориться в моей голове! И кто же ты такой? Ты ходишь по «Розе», и можешь делать то, что по силам только тете Жаннет и дяде Рене! Кто ты?

— Скажу. При случае, — рассмеялся он снова, а после резко толкнул меня назад, в темный зев коридора… И я с изумлением поняла, что передо мной появилась стена.

«Белая роза» не просто пустила незнакомца внутрь. Она ему подыгрывала, служила как верный пес…

— Что за черт… — обиженно вздохнула я.

Ко всему прочему, я еще и оказалась недалеко от собственной спальни, хотя бродила по коридорам никак не меньше получаса. Шутки дома…

Утром меня разбудил ненавидимый мной джаз. Музыка была настолько жизнерадостной, что оставалось только застонать от расстройства. Мелодия была на слуху, но я не знала ни ее названия, ни имени композитора. Наверняка в Новом Орлеане это было своеобразным святотатством. Чертов город джаза…

Я поспешно оделась, уже не заостряя внимания на том, что руки будто бы сами потянулись к юбке. Бабушка Мэгги все твердила мне, что такие ноги грех прятать. А я не слушала ее и натягивала широкие джинсы. Потому что не верила. Мне не нравилось, как я выглядела. По сравнению с портретами мамы, в окружении которых я росла, мое отражение напоминало мне исключительно серую невзрачную мышь.

Мелодия французской колыбельной все еще звучала в голове, придавая уверенности и радости. Заодно она отвлекала от звуков джаза.

Колыбельная… Нужно было рассказать о незнакомце, которого я встретила, тете Жаннет или дяде Рене. Это ведь важно, что по «Розе» так спокойно расхаживают посторонние. Да не просто расхаживают… «Белая роза» явно на стороне чужака.

Часы говорили, что меня разбудили просто неприлично рано. И это тоже не радовало. Стоило только мне не выспаться, как весь день шел наперекосяк.

— Тесса, поспеши! — услышала я из коридора голос тети Лотты. — Мы сегодня завтракаем раньше. Мадам уже ждет.

Не стоит заставлять Мадам ждать больше необходимого…

Первым, на что я обратила внимание, было то, что в столовую явилась еще и тетя Жаннет, которая обычно игнорировала семейные трапезы. Но не на этот раз.

За столом выяснилось, почему на этот раз накрыли завтрак так рано. Родственники в полном составе покидали «Белую розу». Какие-то дела Ковена, про которые мне никто не стал ничего подробно разъяснять. Я кивнула, приняв к сведению. Рассказ о вчерашней встрече пришлось отложить до вечера.

— Ты не испугаешься остаться одна? — спросила с легким беспокойством бабушка. Ей явно не нравилось, что кроме меня в особняке останутся только горничные.

Вопрос меня сильно озадачил.

— Мне семнадцать лет, я уже не ребенок.

Эти слова не успокоили никого, кроме разве что близняшек. Но те считали, что и в свои тринадцать они уже состоявшиеся мужчины…

— Не выходи за порог «Розы», — потребовал у меня дядя Рене. — Что бы ни случилось. В доме ты будешь в полной безопасности.

В безопасности? Возможно… Все же тот странный ночной певец ничего не сделал мне… Почти ничего.

— Не выйду, — пообещала я. — Но… после занятий ко мне должна прийти Мари. Я ее пригласила.

Тетя Вирджини брезгливо поморщилась. А вот тетя Жаннет довольно улыбнулась. Её моя странная дружба с внучкой королевы вуду вполне устраивала.

— Ты член семьи, дом тебя принял, — пожал плечами дядя Рене. — Ты спокойно можешь впустить внутрь своих гостей. Только не разгромите особняк. Все же это историческое наследие Нового Орлеана.

Последние слова были… шуткой. Я уставилась на дядю с немым изумлением. Он пошутил. Действительно пошутил. Стало быть, все-таки живой человек…

— Постараюсь, — неуверенно улыбнулась я мужчине. — Хотя не думаю, что «Роза» позволит хоть кому-то себя разгромить.

— Какая идиллия, — едко прокомментировала наш разговор тетя Вирджини. В ее голосе было… омерзение. И ненависть. Не такая сильная, как у Кройца, но мне и этого хватило, чтобы почувствовать тревогу.

Тетя Жаннет ничего не сказал младшей сестре. Она просто… посмотрела. Выразительно посмотрела. И больше вторая моя тетка не произнесла ни одного слова.

Когда за родственниками закрылись двери, я почувствовала себя… странно. И почему-то одиноко. Пусть особо общительной меня назвать было нельзя, но само знание того, что я не одна, что могу в любой момент пойти к кому-то из родственников, как оказалось, успокаивало.