Низверженное величие - Слав Караславов

В последнее время Тилю что-то нездоровилось, и фрау Бекерле не находила себе места. Большую собаку с лоснящейся шерстью ей подарили за год до назначения мужа в Болгарию, и она так привязалась к ней, что не могла без нее прожить и дня. И сейчас она взяла Тиля с собой в Банкя, но его печальный вид пугал ее. Тиль был невесел, лежал уткнув голову в лапы, глаза покраснели и помутнели.

Хотя на дворе был уже май, погода стояла холодная и противная. Бебеле закуталась в пестрое верблюжье одеяло и думала, чем накормить Тиля, чтобы поднять его настроение. Наверно, и на него действовали эти необычные для мая холода. Низко нависшее небо, пустынный сад, неприбранный двор напротив — все это ее угнетало, и она решила вернуться в Софию. Шофер Альтнер отвез ее.

Всю дорогу ее не покидало плохое настроение. Квартира поразила своим нежилым видом. Муж отсутствовал. Фрау Бекерле велела служанке затопить большой камин с кафельными плитками и, завернувшись в одеяло, легла на диван. Огонь в камине вернул ее к жизни, что-то вспыхнуло в ней самой — какое-то далекое воспоминание, но она поспешила его отогнать. Тогда, совсем юная, она работала в весьма низкопробном заведении. Их труппу предоставили в распоряжение национал-социалистской партии… Это было в Гамбурге… Гамбург! Этот период жизни она хотела бы забыть навсегда, но воспоминания против воли преследовали ее… Во Франкфурте все сложилось иначе. Там она появилась как актриса с именем, актриса, которую ценили в высшем обществе. Она стала кумиром национал-социалистской молодежи. Там она познакомилась с Бекерле и связала с ним свою жизнь. К добру ли? Кто знает. Детей у них нет. Это ее вина. Хотя ее идеалом был фюрер, призывавший арийских женщин рожать солдат, она уже не помнит, сколько сделала абортов. Бебеле натянула одеяло, зевнула и забылась легким сном. Русые, платинового оттенка волосы упали на лоб и чуть шевелились при дыхании.

Такой застал ее Бекерле. Он вернулся недовольный и утомленный разговором с министром иностранных дел Шишмановым. В последнее время у Бекерле было много споров с правительством по поводу советской ноты об открытии консульства в Болгарии.

Регенты пребывали в растерянности, а кабинет Божилова не решался предложить ничего существенного. Министр-председатель боялся большевиков и не скрывал своей боязни. Хорошо, что Шишманов поддерживал с ним, Бекерле, регулярную связь, и он был постоянно в курсе дел, касающихся этой ноты. Следует ли сейчас на нее отвечать? Именно сейчас, когда германские войска на Восточном фронте продолжают свертывать оборонительные линии, а здешние партизаны подняли голову, несмотря на плохую погоду? Бекерле сел возле камина, протянул к нему руки, чтобы согреть застывшие пальцы. Огонь таит в себе нечто живое и легкое. Пусть он сейчас укрощенный, даже добрый на вид, по сути своей он остается коварным и изменчивым. Если в данный момент огонь служит человеку, то только потому, что находится в его власти. Всему нужна сильная рука. Вот пришла русская нота, и все, от регентов до последнего министра, начали умничать и высказывать свои суждения.

В сущности, все болгары склонны рассуждать и поучать. Эту их черту Бекерле обнаружил уже давно. Можно соединить его открытие с наблюдениями Бебеле, которыми она делилась в Чамкории с Морманом. Это люди с недостаточной уверенностью в себе и в то же время с огромным желанием давать советы, поскольку чувствуют себя умнее и хитрее других. Нет, тут не все концы сходятся. Что-то у Бебеле получается не так. Адольф Бекерле посмотрел на свисающую с дивана руку жены. Легкие отблески огня скользили по ее смуглой коже. У Бебеле маленькая полная рука с короткими пальцами, и, возможно, поэтому она так тщательно ухаживает за своими длинными ногтями. По рождению она не аристократка. Да и он не может похвастать своим происхождением. В сущности, эта слабость людей, окружающих фюрера, — любовь к родовым титулам, стремление всеми правдами и неправдами заполучить к фамилии приставку «фон» — многих делает смешными. Его прямой начальник фон Риббентроп — один из них. Ему удалось найти дальнюю родственницу, которая усыновила его, и тогда он смог украсить себя титулом. Дохода это не приносило, но поставило его в один ряд с аристократами, которые неохотно пускают в свою среду простолюдинов. Фон Риббентроп звучит иначе, чем просто Риббентроп или господин Риббентроп. Сейчас, куда ни плюнь — в господина угодишь. Бекерле отвлекся от своих рассуждений, почувствовав, что Бебеле на него смотрит. Он подошел к ней, нагнулся и легонько поцеловал ее в лоб.

— Как провела время?

— Ужасно, — ответила она, — не с кем было слова сказать…

Когда ей не с кем поговорить, это, действительно, для нее ужасно. Бекерле знал, как она мучается, когда у нее нет собеседника, а точнее, слушателя. Вот и сейчас, не успела открыть глаза, а уже начала рассказывать ему о бедном Тиле, о его здоровье, об этом гнетущем холоде, о том, что шофер Альтнер непроходимо глуп и что пора уже заменить его кем-нибудь другим. И о машине он не заботится, и с Тилем обходится грубо, непрестанно его ругает, даже бьет украдкой, позволяет себе в ее присутствии наступать ему на хвост своими сапожищами. Хорошо, что Тиль настолько корректен и мил, что только однажды ухватил его за штанину. И он отделался всего лишь прокусанной ногой и порванными брюками. Ужасный человек, как только можно терпеть его, но, вероятно, Бекерле нужен именно такой мужлан, потому что он и сам не слишком-то внимателен к окружающим. Вместо того чтобы подтянуть одеяло и укрыть жену, он стоит как истукан. Словно ему неприятно, что она возвратилась домой…

Бекерле улыбнулся в ответ на эту лавину слов…

— Ну что тут смешного? — воскликнула Бебеле. — Я чисто по-человечески жалуюсь ему на этого ужасного дикаря, а он смеется!

— Я смеюсь, потому что подумал, как это я мог провести целых два дня, не слыша твоего милого голосочка…

— Дурачок. — Она поднялась и села. — Что новенького на фронте?

— Новое — это старое. Отступаем. Когда я смотрю, как выравнивается фронт, начинаю понимать тревогу этих…

Бебеле округлила глаза и прижала палец к губам.

— …паникеров, — закончил Бекерле. — Дрожат за свою шкуру, забыв о тайном оружии возмездия. Это оружие сметет русских… — Он вновь углубился в прерванные мысли: все вместе один несчастный ответ сочинить не могут, беспрестанно его дергают. В сущности, им ничего не стоит отвергнуть предложение русских. Вначале он так и рекомендовал поступить, но их доводы заставили его задуматься. В надежде получить указания и выяснить реакцию на свои действия, он послал уже несколько телеграмм в Берлин, но столица молчит, а ему надоело редактировать проекты ответа этих перепуганных регентов. В центр Бекерле уже сообщил, что делает все возможное, чтобы задержать ответ на ноту и спровоцировать возмущение русских. Он собирался выбраться утром куда-нибудь вместе с Бебеле до того, как министр иностранных дел явится с очередным проектом. Но вышло все по-другому. День начался с дурацкого разбирательства. Работники посольства надумали перенести часть служб в другое здание. Даже договор с домовладельцем подготовили. Бекерле отказался его подписать. И так слишком уж его подчиненные рассредоточились, чтобы разрешить еще одной группе роиться. Выход какой-либо службы из-под общей крыши ведет к известной ее самостоятельности, она ускользает от его непосредственного контроля. Измельчали люди, начинают больше думать о себе, о собственном комфорте, а не об интересах рейха.

Эта задержка помогла Шишманову застать полномочного посла на службе. Он настаивал на встрече, чтобы рассказать о некоторых новых подробностях, связанных с нотой. Бекерле предпочел сам заехать к Шишманову. Новости, сообщенные ему в министерстве, до некоторой степени его успокоили. Обсуждение вопроса в регентстве было очень острым. Некоторые настаивали на разрешении открыть консульство в Варне, чтобы умилостивить русских. Мол, тогда даже в случае войны, если Советы ее объявят, народ не сможет обвинить правительство в том, что оно ничего не предпринимало. Потребовалось вмешательство Шишманова, который напомнил, что неизвестно еще мнение германской стороны. Вопрос слишком серьезный, самостоятельное его решение может привести к оккупации страны союзниками. В конце концов регенты поручили ему переговорить с полномочным послом Германии Адольфом Бекерле…

Рассказывая обо всем этом, министр Шишманов хотел подчеркнуть свою верность интересам Германии, напомнить послу, что до сего времени он уведомлял его о ходе обсуждения ноты без разрешения правительства.

Бекерле не мог не выразить ему признательности за услугу.

Они расстались со взаимными уверениями в дружеских чувствах, и Бекерле поспешил к машине — надо еще заехать за Бебеле.

Друзья ждали их в Чамкории.