Пленник ее сердца - Тесса Дэр

«Только прикасаться, – напомнил себе Грифф. – И не более того».

Халат ее распахнулся, открыв его взгляду белоснежную сорочку под ним, на сей раз новую, поэтому вовсе не прозрачную, не то что та, в которой она предстала перед ним в первый раз, но и эта возбуждала его не меньше.

Он водил ладонями по ее телу, лаская через рубашку грудь, бедра. Лен согрелся под его руками, стал мягче, податливее. Чуть сжимая пальцами соски, он расстегнул сначала одну пуговицу, потом другую, и вот наконец добрался губами до нежных округлостей, о чем мечтал все это время.

Проложив дорожку поцелуев от шеи к груди, он не оставлял без внимания и другие части ее тела. Рука его скользила от колена вверх, и даже через ткань он чувствовал жар и влагу ее лона. Видит бог, он мог с легкостью взять ее прямо сейчас: стоило расстегнуть пару пуговиц на штанах, задрать ее рубашку повыше – и все. Секундное дело.

– Ничего, кроме удовольствия, – пообещал и ей, и себе Гриффин, лаская ее лоно, увлажняя ткань ночной рубашки соками ее тела. – Даю вам слово, что ничего не возьму от вас, буду только давать.

Наверное, стоило отнести ее на диван или уложить на ковер, но ему этого было бы недостаточно. Он хотел чувствовать ее всю сам, а не делить ее тело с диваном, с ковром или со стулом.

Обхватив ее одной рукой, другой он ласкал ее лоно, исследовал ее укромные места, узнавал секреты.

Мало что в жизни приносило ему большее удовольствие, чем осознание, что он доставил женщине наслаждение. Во многих смыслах этот процесс был подобен решению головоломки. Анатомия у всех женщин одна, но ключевые с точки зрения наслаждения части тела поражают разнообразием и реагируют на одни и те же ласки женщины по-разному. По этой причине тот набор приемов, что прекрасно работает с одной, не годится для другой. Каждый раз словно совершаешь открытие, и путь к успеху лежит через самозабвение и неистощимость выдумки. Процесс познания чудесным образом вдохновляет сам по себе.

Но в тот миг, когда тайна раскрыта, когда видишь, что угадал и с техникой, и с точкой приложения усилий, ты чувствуешь себя на вершине мира. О, сладкий вкус победы! Когда женщина вдруг обмякает в твоих объятиях, а потом словно сжимается в кулак вокруг тебя. Ему нравилось ловить каждый вздох, каждый вскрик, извещавший о приближении пика наслаждения: одни женщины всхлипывали, другие стонали, были и такие, что смеялись или кричали. Он любил радовать каждую, что отвечала ему благодарностью за подаренное наслаждение, равно как и тех, что с умилительной стыдливостью кутались в одеяло.

Грифф не представлял, какой предстанет ему в такой момент Полина, но знал, что должен это выяснить, как знал и то, что ни одна женщина не остается собой на пике экстаза, меняются все, порой до неузнаваемости. Он ожидал потрясения: предчувствовал что-то необыкновенное, такое, чего прежде никогда не испытывал.

– Вы можете сказать «нет», – пробормотал он, приподнимая край рубашки.

– Не скажу.

Слава небесам! Он медленно продвигался вверх по ее обнаженному бедру, пока терпение его не иссякло. Все. Грифф понял, что взорвется, если не окажется не важно как, но в ней, и потому, раздвинув влажные складки, погрузил в нее палец.

Полина беззвучно вскрикнула, крепче стиснув его в объятиях, впиваясь ему в плечи ногтями.

– Вы испугались? – Он замер, несмотря на предельное возбуждение. – Хотите, чтобы я прекратил?

– Да, немного страшно. – Она посмотрела ему в лицо и судорожно сглотнула. – Но не останавливайтесь, иначе я умру.

Он снова завладел ее ртом, но на сей раз язык толкался в нее в том же ритме, что и палец: медленно внутрь, затем наружу. Почувствовав, что она готова, он добавил к первому пальцу второй, и мышцы ее лона сжались вокруг его пальцев. В паху у него болело нещадно. А Полина подалась навстречу и прижалась к нему животом. Он, конечно, мечтал не об этом, но все же лучше, чем ничего.

Грифф вынужден был прервать поцелуй, едва не задохнувшись, когда бедра ее стали совершать непроизвольные движения навстречу его руке.

Он начал шептать ей что-то на ухо, хотя знал, что она уже за гранью, что не в состоянии понять, что ей говорят, и потому бормотал все, что приходило на ум: какая она прелестная в лунном свете, какая храбрая и как он гордится ею, как она очаровала его прошлой ночью. Он говорил, как обожает целовать ее шею, как, увидев ее, усыпанную сахаром, представлял, будто медленно, с наслаждением слизывает с нее эту сверкающую сладость. А еще он сказал, что все еще не придумал, как пробраться в волшебную шкатулку из стихотворения Блейка.

Проводя пальцем по ложбинке между грудями, Грифф пробормотал:

– Я попробовал бы тебя здесь. Мне было бы так сладко, а потом…

Он протолкнул пальцы другой руки глубже, до самого конца, чуть сдавив в набухший бугорок.

Ответом ему был судорожный вздох и едва не мольба:

– Грифф…

– Да, вот так.

Ее дыхание участилось, ритм его сбился, словно одну за другой она брала все более высокие ноты. И наконец он услышал ту единственную, что так хотел услышать: полустон-полувздох, долгий, судорожный.

Чудесный звук. Мышцы ее сладостно сжались вокруг его пальцев, но в общем и целом пик ее наслаждения не был чем-то из ряда вон выходящим, на что он почему-то рассчитывал.

И все же он был потрясен не ее реакцией, а своей. Это был совершенно новый для него опыт. Он не испытывал уже знакомого привычного ликования: заслуженная гордость мужчины, сумевшего ублажить женщину, – нет, его переполняла нежность, мучительная и сладостная, желание холить ее и лелеять, оберегать от всяческих бед.

– Дело не в вас, – прошептал Гриффин, покрывая поцелуями ее макушку и борясь со слезами. – Кто бы он ни был, он вас не стоит. Это либо бесчувственный чурбан, либо глупец, либо просто зеленый юнец, который сам до конца не понимал, что делает. Но вы тут ни при чем. Понимаете?

Она прильнула к нему, тяжело дыша, и наконец подняла глаза:

– Вы проводите меня наверх?

Это было самым заветным его желанием – отправиться в спальню – а там пусть все летит к черту.

– Я ничего не стану требовать или просить, – заговорила она быстро. – Мне не нужны обещания – просто хочу знать, как это может быть хорошо. Вдруг это единственный шанс, что выпал мне в жизни. Я не леди, чтобы заботиться о собственной репутации, – до нее никому нет дела.

Нет, есть. Ему есть дело до нее и до ее репутации. Он привел ее в свой дом, взял под свою опеку. Леди она или нет, он должен обращаться с ней достойно.

Ладони скользнули по груди, по плечам сверху вниз, она быстро чмокнула его в шею и попросила:

– Пожалуйста, Грифф.

В паху с живостью отозвалось на ее приглашение.