Я твоя черная птица - Елена Федина

Леонард обнимал Лаису, она совсем по-детски всхлипывала у него подмышкой, Конрад изучал подобранный лучемет, а Веторио сидел рядом со мной.

— Так вот ты кто, — сказал он, когда я взглянула на него.

— Я твоя птица, — повторила я безрадостно, потому что уже знала, что он моего подвига не одобрит.

— Ты жестокая птица, — сказал он.

— Жестокость тоже нужна, — ответила я ему, — иногда.

— Зачем ты убила Юстина и Расму? Они же не нападали, они убегали, сломя голову!

— Я же спасала тебя!

— От чего?

— От рабства!

— Что такое моя свобода по сравнению с их жизнью? Человеческая жизнь бесценна, неужели вы никто никогда этого не поймете?

— Не поймем, — сказала я, — мы дикари, для нас честь дороже.

— А Филиппа? Ты тоже убила ради чести?

У меня уже тряслись руки от обиды и негодования.

— А это уже не твое дело, — сказала я сквозь зубы.

Мы смотрели друг другу в глаза. Между нами была пропасть, и совсем не потому, что я была человеком, а он нет. Мы совершенно по-разному видели мир, у нас были разные точки отсчета и разные понятия о добре и зле. Он не понимал моей жестокости, а я — его смирения.

— Кто ты, Веста? Какая сила тебя создала? Мы не слыхали ни о чем подобном.

— Я сторож, — сказала я почти с гордостью, — сторож двери и утеса, и пока стоит утес, я никого к нему не подпущу, даже родного сына!

— А кто они, а?

— Не знаю. Их нет.

— Как нет?

— Существо, с которым я общаюсь, не имеет ни голоса, ни тела, оно читает мысли и всё делает мысленно.

— Похоже на полевые структуры.

— Оно велело уничтожить тебя в первую очередь.

— Меня? За что?!

— Наверно, потому что ты слишком часто подходишь к двери. И слишком много знаешь.

— Однако они уничтожают без разбора! По одному только подозрению. Интересно, что же там, за этой дверью, и ради чего льется столько крови?

— Не смей даже думать об этом, Веторио!

— А ты сама не любопытна?

— Я?!

— Тебе никогда не хотелось туда заглянуть?

Он не стал дожидаться ответа, потому что я смотрела на него совершенно растерянно, и было видно, что мне такая крамольная мысль даже в голову не приходила. Встал и подошел к Леонарду.

— Господин барон, вы как будто забыли, что женаты! — сказал он насмешливо.

— Иди к черту! — ответил Леонард и поцеловал Лаису в шею, — ты ничего не понимаешь…

— А если баронесса увидит?

— Ничего, переживет… что ты ко мне пристал?

— Только затем, чтобы сообщить вам одну приятную новость: вы уже не женаты. Вы совершенно свободны, господин барон!

— Приятно слышать, — усмехнулся Леонард, — и где же моя жена?

— Ее теперь зовут Саломея, она немножко изменилась внешне за эту ночь и выходит замуж за Конрада.

Леонард обвел нас всех изумленным взглядом и уставился на Веторио.

— Это опять твои проделки, шут гороховый?

— Оставь его в покое, — сказал Конрад, — что я велел, то он и сделал.

— А почему меня не спросили? — возмутился Лео, но возмущало его, похоже, только это.

— Да потому что ты был пьян как боров! — выкрикнула я, — мы тебя еле довели до кровати!

— Да? — он удивленно помотал головой, — не помню…

— Ты никогда не любил Корнелию, — сказал ему Конрад, — тебя интересовала только Арчибелла.

— Арчибелла? — Леонард удивленно поднял брови и взглянул на Лаису, — какая Арчибелла?

Лаиса прижималась к нему, даже не доставая ему до плеча, теперь, после того, как он отломал кусок трубы от зонта, он уже не казался ей беспомощным.

Мы ушли с этой страшной площади в свою гостиницу.

31

Сборы мы отложили на утро. А вечером устроили прощальный пир. Поводов у нас было много. Корнелия, которая осталась собой весьма довольна, и еще больше довольна тем, что ей не надо прятаться, сияла как невеста. Весьма довольным выглядел наконец и Конрад. Леонард же не отрывался от Лаисы. Красивая и нежная, терпеливая и мудрая, наконец-то нашлась женщина, которая ему подходила! Среди обычных людей такой было и не сыскать!

В общем, всё складывалось просто замечательно, и даже мы с Веторио как будто примирились, хотя пропасть между нами и не убавилась.

Мы танцевали, смеялись, пели песни, ели праздничный пирог и, разумеется, пили разные вина. Вино кружило голову и разгоняло мрачные мысли. Мы мечтали, как весело, счастливо и дружно мы будем жить в замке Карс, когда вернемся. Я взяла со всех клятву, не лезть на утес и ощутила огромное облегчение.

Это был самый счастливый вечер в моей жизни. Когда настала пора расходиться, Веторио взял меня за руку и улыбнулся.

— Пойдем, моя птица?

Сердце у меня сжалось, но я все-таки сказала с обидой:

— Я же жестока?..

— Ты только орудие, — вздохнул он, — сама не ведаешь, что творишь. Пойдем, я не хочу сейчас ни о чем спорить, я не хочу ни о чем думать… я не обнимал тебя целые сутки, бесстрашная моя защитница!

Лифт поднял нас на неизвестный этаж. Мы вышли в темноту коридора и на ощупь попали в какой-то номер. Было темно, было немного холодно и было тихо на всей земле. Странный темный город лежал за синим окном под яркими осенними созвездьями, ни одного огонька не было в громадных сотах его домов. Мы стояли обнявшись у широкого во всю стену окна и качались как на палубе огромного корабля, или как два дерева в чистом поле, которые вот-вот сломает ветром.

— Как всё жутко и прекрасно, — сказала я шепотом, — я знаю, что всё это только мираж, мне часто снился белый город, но сон этот всегда кончался обычным утром. Странно, мы с тобой тоже как миражи, нас не должно быть в эту минуту, тебя — еще, а меня — уже. Мое существование достаточно условно, я существую только потому, что охраняю утес, иначе давно бы умерла… а ты вообще оказался здесь каким-то чудом!

Веторио поцеловал меня в кончик носа, как ребенка.

— Пока это недоразумение не кончилось, — сказал он насмешливо, — мы будем вести себя как живые, ты согласна?

Я даже не заметила, когда он успел меня раздеть, кажется, я и рук не разнимала, и губ не отрывала от его лица.

— Спроси, на что я не согласна…

Всю ночь я боялась выпустить его из объятий, я впитывала его своей кожей, я дышала его дыханием, я впивалась в него ногтями, я кусала его плечи, я ловила его губы своими губами и терлась мокрыми от слез щеками о его грудь.

— Я люблю тебя, Веторио! Это будет стоить мне жизни, но я тебя без памяти люблю!

— Вот видишь, как опасно петь частушки, — усмехнулся он, и пока я не успела возмутиться, наклонился надо мной и поцеловал.