Незнакомка до востребования - Анна Данилова

— Марина, она что, ударила тебя?

— Думаю, да. Я же не видела ее, как она замахивается, как бьет, я даже представить себе не могла, что она начнет действовать так быстро!

— То есть вы стояли рядом с машиной…

— Да, я стояла, а она потом стала нервно ходить взад-вперед, молча, пыхтя, видимо обдумывая случившееся. И в какой-то момент она приняла отчаянное решение, взяла что-то в руку, возможно, кусок дерева или что-то там, что было под ногами, может, камень, и оглушила меня. После чего я очнулась, как вы знаете, уже в больнице.

— Да, но с двумя ножевыми ранениями! Получается, что она сначала оглушила тебя, а потом взяла нож и дважды ударила тебя в грудь!

— Да ты пойми, Зоенька, в моем лице она увидела конец своей спокойной и сытой жизни! Если бы я осталась в живых, то непременно раскрыла бы глаза Максиму на Веру, я нашла бы следователя, который вел дело Коростелева, и тот бы подтвердил ее косвенную причастность к этому делу… Ведь и она побывала в руках садистов (по документам следствия, их было двое), но только ей повезло, и она осталась в живых в отличие от Милы. Не думаю, что Максим остался бы с ней после этого. Вера ясно представила себе перспективу своей дальнейшей жизни: панель! И ничего не случится, все останется по-прежнему, если меня не будет. Вот что заставило ее найти в машине нож и вонзить его сначала один раз, а потом, чтобы уж наверняка, второй… Она четко уяснила себе еще тогда, в истории с Милой, принцип: нет человека — и нет проблемы!

— Эта хрупкая с виду девушка, по сути, убила тебя! Ведь это чудо, что ты осталась жива.

— Я на самом деле первое время ничего не помнила… Это было ужасное состояние… Как раз тогда ко мне в палату пришел Тихий… Я испугалась ужасно… Это был шок, и именно тогда память моя начала проясняться. Ведь я одна знала, кто мой убийца, как знала и то, что больница, вернее, моя палата никем не охраняется. И тогда я решила сыграть на своей мнимой амнезии.

— Марина!

— Сразу после ухода Тихого, когда все уже спали, я встала, закуталась в одеяло и пошла вдоль коридора. Я имела самое смутное представление о том, как именно я сделаю то, что задумала. Но цель была одна, и очень ясная — сохранить себе жизнь. Я добрела до ординаторской, там было пусто. Вероятно, в это время доктор Дворкин уже уединился где-то со своей любимой медсестрой Эммой. Сладкая парочка! Я увидела на вешалке мужское меховое пальто, закуталась в него, сунула руку в карман и обнаружила там ключи от машины! В шкафчике, где персонал хранит чашки и кофе, я нашла нож, взяла его с собой. Выйдя из ординаторской, я спустилась вниз. Больница как вымерла. Больничный двор плохо освещается, там разбитые фонари. Я на свой страх и риск отключила сигнализацию невидимой мне машины, и она тотчас отозвалась… Это был черный джип. Веришь, я как во сне села за руль и выехала с территории больницы. Подумала, что, если меня остановят, буду и дальше притворяться полубезумной, ничего не помнящей пациенткой доктора Дворкина.

Без приключений я доехала до дома Караваевых. Посмотрела наверх — окно спальни горело. В гостиной же окна были темные. Я решила так. Поднимусь. Если мне откроет Максим, я сразу же ему все расскажу и тем самым, быть может, сохраню себе жизнь. Вера в тот момент представлялась мне настоящим монстром, непредсказуемым животным, зверем, способным напасть в любую минуту…

— Вера… Кто бы мог подумать?! — воскликнула взволнованная Зоя. — И что, кто тебе открыл дверь?

— Во-первых, я не увидела рядом с домом машину Максима. Это Вера ставила свою новую машину в гараж, а Максим парковал обычно на своем месте рядом с крыльцом. Из этого я сделала вывод, что его дома нет. И я поднялась.

— Что ты чувствовала?

— Не знаю… Это трудно передать словами. Это было сильное чувство, продиктованное инстинктом самосохранения. Я хотела жить. Очень хотела. Мне казалось чудовищной несправедливостью, что такая стерва, как Вера, будет жить и наслаждаться всеми благами и продолжать обманывать Максима, а я, которой и так досталось в жизни, умру…

— И ты убила ее?

— Я поднялась, позвонила и отошла в сторону. Я загадала: если Вера откроет, то случится то, что должно случиться. Если же не откроет, то я дождусь Максима и стану рассказывать ему про Веру прямо в ее присутствии, в красках…

— Она, конечно, открыла… — Зоя схватилась за голову.

— Да, открыла. Она не сразу поняла, что произошло. Я же была в мужском пальто, с поднятым воротником. На ногах — больничные тапки. Волосы растрепаны, лицо — краше кладут в гроб. Я оттолкнула ее и вошла. Когда она через мгновение поняла, что произошло, она вся съежилась, а лицо ее позеленело… «Это ты? — спросила она, не веря своим глазам. — Сука!» Она сначала как-то обмякла, видимо, ноги не держали ее… Знаешь, она была такая холеная, в роскошной пижаме, от нее пахло какими-то кремами или духами… А я, по ее расчетам, уже давно должна была кормить червей! Я достала из кармана нож и, зажмурившись, ударила ее в грудь. Она вскрикнула и повалилась на меня… Она лежала лицом вниз у моих ног, а я стояла и не понимала, что я сделала… Потом очнулась, пошла на кухню, отмотала бумажное полотенце, завернула в него нож и сунула в карман. Вернулась в прихожую, пощупала пульс — его уже не было. Я перевернула ее, положила палец на сонную артерию… Словом, убедилась, что она мертва. Теперь важным было не допустить того, чтобы в убийстве жены обвинили Максима. Я не знаю, где взяла столько силы, но сначала выдернула из-под тела коврик, успевший слегка напитаться ее кровью, сунула за пазуху. Потом подняла Веру — она показалась мне тяжелой, как чугунная плита! — взвалила на себя, на плечи, как большую тряпичную куклу, и вместе с ней вышла из квартиры. Ногой помогла себе захлопнуть дверь. Я понимала, что меня могут увидеть, все понимала, поэтому и не вызвала лифт… Спускалась по лестнице долго. На некоторых этажах было темно, лампочки перегорели. Вынесла я ее, открыла багажник, уложила туда труп и спокойно выехала со двора. Когда въехала в арку, навстречу мне, ослепляя фарами, двигалась на малой скорости машина, и вот когда мы разминулись, я оглянулась и поняла, что это вернулся Максим. Я успела! Мне так хотелось, чтобы он ничего не заметил… Ни капель крови на лестнице, ничего…

Зоя слушала ее с застывшей на лице маской страдания.

— …Я отвезла ее подальше от города, просто мчалась на машине, стараясь избегать тех мест, где по ночам можно встретить полицейских. — Рассказывая, Марина смотрела куда-то в пространство, словно снова переживая свой стремительный кошмар. Речь ее была взволнованной, торопливой, как будто бы она хотела успеть рассказать все до того, как ее прервут. — Так я оказалась на какой-то железнодорожной станции. На пустынном месте, возле темной, спящей деревни я выложила это неимоверно тяжелое тело на землю, отряхнулась, села в машину и поехала обратно, в город. По дороге разбросала в разных местах по канавам: нож, коврик из квартиры Караваевых; в лесу спрятала в кустах испачканное кровью покрывало из багажника машины Дворкина. Я не хотела его подставлять. И меня всю эту ночь не покидало чувство какого-то страшного полета, у меня постоянно кружилась голова. И что еще придавало мне силы, так это то, что мне удивительным образом везло во всем! Меня никто и нигде не остановил, никто не увидел, словно вся вселенная помогала мне… Я стала для всех невидимой. Я совершила казнь с такой легкостью, словно у меня за спиной был мой ангел-хранитель.

Под утро я вернулась в больницу. В ординаторской повесила на место пальто Дворкина. Потом, заметив, что оно в области груди испачкано кровью, достала из стеклянного шкафчика вату, смочила ее спиртом и принялась очищать… На это у меня ушла большая упаковка ваты, которую я потом завернула в газету и выбросила в мусорный контейнер в туалете на третьем этаже…

— Марина, ты и правда действовала, как сом — намбула! Тебя же могли застать за этим занятием.

— Нет, не могли. Я бы услышала шаги по коридору. Но было очень тихо. Я чистила, чистила, потом промокала салфетками… Словом, сделала все, что могла. Если у него что-то и осталось, то на темно-коричневой замше можно было различить лишь большое влажное пятно, сильно пахнущее спиртом. Но и оно могло к утру высохнуть. Я вернулась в палату и легла. Я еще тогда не осознавала, что я сделала, но спала первый раз за все эти часы, прошедшие после операции, крепко. Я знала, что теперь-то меня убивать некому. Что я останусь жить. А еще я откуда-то знала, что поступила правильно. Да, я убила человека, но зато осталась жива. Что скажешь, Зоя? Теперь тебе страшно оставаться со мной, ведь я стала убийцей.

— Нет. Не страшно. А что за история с Масловым?

— Думаю, он шантажировал ее прошлым, возможно, он был ее клиентом…

Слышно было, как посапывает во сне маленькая Маша. За окном опускалось солнце, и его лучи позолотили сидящих за длинным столом на террасе мужчин. Они чему-то громко смеялись, а Вик так просто хохотал до слез. «…а я-то думал, что сбил человека, — задыхаясь от смеха, рассказывал друзьям Саша Тихий, он выпил и находился в состоянии приятной расслабленности. — …а на самом-то деле я сбил корову, которая потерялась и блуждала в тумане… Причем сбил не насмерть, ее нашли утром живую и относительно здоровую, неподалеку от деревни… Вы представляете себе, какое я испытал облегчение, когда мне стало известно об этом?!»