Political tribes - Эми Чуа

который утверждает, что «Америка не является ни землёй свободных, ни домом отважных. Это земля угнетения для всех, кто не является белым, богатым мужчиной-христианином». По мнению режиссёра Майкла Мура, США – «страна, построенная на геноциде и спинах рабов». И Тони Моррисон, один из популярнейших писателей Америки, считает, что «В отличие от любой европейской нации США сохраняют белизну своей объединяющей силой». К сожалению, в утверждениях Мура и Моррисона есть зерно правды. Но если Америка – это просто земля угнетения, основанная только на геноциде и белом супремасизме, трудно понять, почему за Америку стоит сражаться.

Нынешние исповедники политического трайбализма, как слева, так и справа, думаю, что защищают американские ценности, но на деле они играют с ядом. Америка перестанет быть Америкой, перестанет быть супер-группой если мы будем определять нашу идентичность в терминах «белизны», «англо-протестантизма», «европейского христианства» и любого другого термина, не включающего в себя все религиозные и этнические группы. Но Америка перестанет быть Америкой если достаточное количество наших сограждан начнёт верить, что наша страна и её идеалы – это ложь. Есть разница между утверждением, что Америка не смогла жить согласно своим идеалам, когда и по сей день существует вопиющая несправедливость, и утверждением, что принципы, которые гипотетически, объединяют нас, есть всего лишь маскировка угнетения.

Опасность, стоящая сегодня перед нами, заключается не только в том, что Америка не смогла жить согласно своим идеалам, но в том, что американцы могут перестать верить в эти идеалы или прекратят бороться за них. Двумя сторонами одной медали являются как растущее среди левых убеждение, что американский идеал всегда был ложью, так и растущее среди правых убеждение, что американский идеал всегда соответствовал действительности – и уже был достигнут.

Через несколько месяцев после выборов 2016 года один из моих студентов рассказал мне одну из самых замечательных историй, что я когда-либо слышала. Джованни был самого скромного происхождения. Ребёнком он жил вместе со своими мексикано-американскими родителями в фургончике, торгующим тако, до того, как они переехали в дом на колёсах за 1800 долларов. Он рассказал мне о пожилой парочке белых пенсионеров из Луизианы (назову их в этом рассказе Вальтер и Ли Энн Джонс), которые жили в том же трейлерном парке, что и семья Джованни. Джованни говорил, что Джонсы были добры к ним с первого дня: «Вальтер помог нам поставить наш фургончик с тако и приносил мне и моей сестре сладости из местного пункта выдачи еды, где он волонтёрил, развозя еду на своём грузовом пикапе. Неоднократно на день Благодарения он дарил нашей семье индейку, которую тоже брал из пункта выдачи еды. Также Вальтер любил огнестрельное оружие и сказал, что будет защищать нас, если кто-нибудь будет нас обижать: «…Здесь много плохих людей, но пусть они попробуют до вас докопаться. Они пожалеют об этом»».

Но десятилетие спустя, во время выборов 2016 года, Джованни понял, проанилизировав посты Джонсов на фейсбуке, что у Вальтера и Ли Энн твёрдые расистские взгляды. Но, по мнению Джованни, Джонсы «воплощали критический парадокс, на который прогрессисты часто не обращали внимания или отбрасывали в сторону, к собственной невыгоде». Несмотря на расистское отношение к «безликим смуглым людям». Джонсы «относились к моей семье с исключительной любовью и уважением, несмотря на наше иммигрантское происхождение и статус иммигрантов. Фактически, Джонсы относились ко мне и к моей сестре как к приёмным внукам. Более того, пункт выдачи еды, где Вальтер был волонтёром, обслуживал в первую очередь чёрную общину. Я был непосредственным свидетелем радости, которую испытывал Вальтер, помогая этой общине».

Я сочла историю, рассказанную Джованни, потрясающей в первую очередь потому, что она рассказывает о расизме таким образом, который является табу среди прогрессистов (группы, к которой Джованни относит себя). В среде прогрессистов если кто-то определён как расист, то это всё. Вы не можете говорить с ним, вы не можете идти на компромисс с ним и в определённо не можете предполагать, что он может быть неплохим человеком просто потому, что он хорошо относится к отдельным представителям меньшинств. (Глаза у либералов начинают закатываться, как только «расист» упоминает своих «чёрных друзей»). Я сочла эту историю потрясающей также и потому, что Джованни сделал дальнейшие выводы: Джонсы не считали себя расистами. В их сознании «бесчисленные акты доброты и уважительного отношения к представителям меньшинств были неопровержимым доказательством того, что они не расисты». В результате, когда либералы называли их «изуверами», они чувствовали себя несправедливо обиженными, что вызывало вспышку гнева. «Когда убеждение в своей моральной невиновности сталкивалось с либеральным возмущением, это вбивало клин между элитариями-прогрессистами и рабочими, которым они формально желали помочь».

Наконец, я нашла эту историю примечательной, потому что она рассказывает о великодушии, столь редком в наши дни. В данном случае неясно, были ли соседи Джованни сторонниками Трампа, поскольку Джованни считал избрание Трампа глубокой, нутряной угрозой своей семье и своей общине. Но он был готов преодолеть племенной раскол из веры в общую человечность и чувства принадлежности к одному месту, к одной Америке – в данном случае, трейлерного парка в Техасе, где люди помогали друг другу встать на ноги.

Если мы хотим сплотиться воедино как нация, нам всем нужно поднимать друг друга вверх. Нам нужно найти способ говорить друг с другом, если мы хотим получить хотя бы шанс на преодоление наших различий. Мы должны позволить себе увидеть в наших племенных противниках сограждан-американцев, вовлечённых в общее дело.

Тем, кто беспокоится об угрозе терроризма, следует позволить выражать своё беспокойство без того, чтобы их клеймили исламофобами. Тем, кто с тревогой относится к колоссальным демографическим изменениям в Америке и массовому притоку иммигрантов, следует позволить выражать свою тревогу без того, чтобы их клеймили расистами. Изменение состава населения является болезненным, и у этнического разнообразия есть свои издержки. Но мы проходили через это раньше. Вновь и вновь на протяжении американской истории волны новых иммигрантов приплывали к нашим берегам, всегда встречаемые подозрениями и страхом, что они ставят под угрозу характер нации и её ценности, делают опасными улицы городов. Каждый раз мы преодолевали этот страх, процветали и становились сильнее.

С каждой волной иммиграции в прошлом американские свобода и открытость торжествовали. Станем ли мы, сказав себе: «Эти иммигранты – другое дело», слабым звеном, первым поколением, потерпевшим неудачу? Забудем ли мы, кто мы?

И в то же время те, кто обличал гротескную несправедливость в Америке в прошлом и в настоящем – они тоже правы, они оказали нам услугу. Ни одна страна не