Бирит-нарим - Влада Медведникова

Гроза…

Лабарту поднялся на ноги, медленно, держась за стену. Тело не слушалось, не желало верить в свободу, все еще оставалось там, где колдовские узы держат прочнее оков и терзают сильнее жажды.

Нет… Я знаю, где я. И здесь гроза…

Он стоял на уступе зиккурата, — город лежал внизу, темный сейчас, едва различимый сквозь стену ливня. Тучи скрывали небо, но Лабарту знал, — уже наступил рассвет, солнце встает, поднимается над крепостными стенами.

Обернулся на шорох шагов, готов был сорваться с места, ударить, бежать, — ведь воздух все еще звенел и не отпускала память о боли.

Из галереи храма вышли двое младших жрецов.

Лабарту перевел дыхание, вновь запрокинул голову. Дождь был неистовым и теплым, и на вкус — совсем не тот, что во сне.

Совсем не тот, что тогда…

— Гроза, — тихо сказал один из жрецов. Лабарту искоса взглянул на него. Человек стоял, подставив дождю ладони, словно пытался, но не мог удержать воду. — Сколько лет не было такого? Должно быть, это знак…

— Осада скоро кончится, — согласился второй. — И читающие по звездам говорили — война не будет долгой…

Не глядя на них, Лабарту прошел мимо, в распахнутые двери, прочь от потоков воды и росчерков молний.

Тот дождь, что мне снился, — добрым знаком быть не может.

Тучи все еще скрывали солнце, когда во двор храма хлынула толпа. Исчезли уже следы дождя, вода ушла сквозь камни, впиталась в сухую землю, — но то и дело слышался дальний гром и воздух был пронизан силой.

— Закрывайте ворота! — закричал начальник стражи. — Больше никто не вместится в храм! Закрывайте ворота!

Лабарту стоял на лестнице, среди обитателей святилища. Здесь были писцы и жрецы, служанки и рабыни, — смотрели вниз, на толпу, заполонившую двор, и вглядывались вдаль — не горит ли город, не тянутся ли над крышами клубы черного дыма. Но впервые за многие дни воздух очистился от гари, и нигде не виднелись следы огня.

И все же, город пал, в этом не было сомнений.

Лабарту стоял, обхватив ладонями локти. Озноб бил его — следы дурманящей крови, отпечаток безумных снов.

— Царь сам отдал им Баб-Илу… — пробормотал кто-то неподалеку. — Могли бы выстоять, продержаться, не так силен Элам…

Я хочу увидеть… тех, кто пришел взять этот город.

Лабарту обернулся. Дети его сердца стояли ступенькой выше. Зу, закутанная в покрывало, была неподвижна, и взгляд терялся в тени накидки. Ишби же переминался на месте, то смотрел на хозяина, то озирался по сторонам и вглядывался вниз.

Разве не должен я остаться здесь, в безопасности, рядом с теми, кого обратил?… Лабарту зажмурился на миг, но мысли яркими были, лихорадочными, обжигали. Но я хочу увидеть, что там, за стенами храма… Да, знаю, чего хочу, и сделаю так.

Заговорил — еле слышно, так, чтобы лишь экимму могли различить его слова:

— Выйду за ворота. Но буду рядом. Если нужен буду вам — зовите, и вернусь немедля.

Не дожидаясь ответа, побежал вниз по лестнице.

Ворота с глухим лязгом захлопнулись, рассекая людской водоворот. Старший жрец и стражники кричали что-то, пытаясь успокоить толпу, но голоса их терялись среди гомона и шума.

Лабарту не оглядывался, спешил, но никто не остановил его, не задержал на пути к потайным воротам.

Едва заметен был этот выход — ступени, спускающиеся к нише в стене, а там — дверь, столь низкая, что Лабарту пришлось согнуться, проходя.

— Все страшатся грабежей и разбоя, рвутся в храм, — сказал стражник, отодвигая тяжелые засовы. — А ты хочешь покинуть эти стены? Да, царь мирно отдал чужакам город, но добра от них ждать не приходится, а ты, тем более…

— Не тревожься за меня, — отозвался Лабарту. На миг задержался, взглянул на стражника, коснулся его текучей силой чар. И тот замолк, отступил с дороги. А Лабарту добавил: — Нет причин для тревоги, скоро вновь буду здесь, в стенах храма.

И выскользнул наружу.

Торопился, словно что-то ждало его впереди. Сердце колотилось, обгоняя мысли, и путаница переулков показалась бесконечной, хоть и миновал их за несколько мгновений. Но выбежал на царскую улицу и остановился, замер среди людей, жмущихся к стенам.

Грозовое небо клубилось, текло над городом, а воздух, пронизанный страхом, стал прозрачным, и оттого еще ясней стали звуки: цоконье копыт и скрип колес, бесконечная череда шагов, окрики и глухой стук дерева о бронзу.

Чужестранцы шли по царской улице, людская река — от ворот до площади дворца, — войско, взявшее Баб-Илу. Лабарту вглядывался в шагающих воинов Элама, но видел лишь обычных людей, гордых победой, предвкушающих добычу.

Как же?.. Ведь стены сокрушить не смогли, но вот — захватили город. Как?..

И в ответ пришел голос из воспоминаний, пропитанных дымом сгоревших кораблей.

«Нет такой крепости, — сказала Инанна-Атума, — Которую невозможно взять».

Лабарту оглянулся, почти веря, что увидит ее рядом, — но лишь горожане окружали его, и безликими сейчас казались, как кирпичи в кладке стен.

Война кончилась, а Врата Бога остались моими… Никто не посягнул…

Тесно стало в толпе и весь город, многолюдный, огромный, показался меньше храма Мардука. Перепутанные клубки улиц, храмы, пристани и площади, — все словно уменьшилось, помещалось в ладонях.

А если выйти из города — каналы, поля. А за рекой — степь, сколько хватает глаз… А если пойти вдоль реки…

Если пойти вдоль Евфрата, вверх по течению реки, то путь этот приведет в незнакомые земли, а потом…

— Я не могу уйти сейчас, — прошептал Лабарту и не заметил, что говорит вслух, на наречии, давно забытом тут. — Позже, когда свободными станут и Ишби, и Зу… тогда…

Город возвращался к жизни, но все еще походил на больного, едва верящего в выздоровление. Сперва казалось — гроза смыла запахи осады, унесла прочь, — но теперь они возвращались, сперва едва заметные, а потом все более ясные, как отрава на губах.

Ишби шел, стараясь не встречаться взглядом с людьми — ведь слишком злыми и испуганными были глаза прохожих. А Зу куталась в накидку, но шла, вскинув голову, глядя вперед.

Сегодня, после утренней молитвы, сестра попросила: «Пойдем со мной». И, прежде чем Ишби успел задать вопрос, пояснила: «Если уйдем вместе, он не обеспокоится, и ни о чем не спросит».

И сейчас они шли по улицам городам, чью кровь все еще сжигала лихорадка, и все ближе подходили к главной площади, к сердцу власти, захваченному иноземцами.

— К кому мы идем, Зу? — спросил Ишби.

Зу коснулась его плеча, мимолетно, будто пыталась успокоить.

— Шакету встретит меня на площади, — она говорила спокойно, словно речь шла о делах обсуждавшихся не раз. — Я вернусь на закате, встреть меня, вместе вернемся в храм.

— Шакету?.. — изумление прорвалось в голос, и Ишби не остановился, продолжил: — Неужели к нему ты ходишь?

Сестра засмеялась. Прохожий обернулся, и пришлось ускорить шаг. Зу плотней запахнула покрывало и шепнула, склонившись к Ишби:

— Ты порой будто правда ребенок… Разве стала бы я искать встреч с таким, как Шакету? Нет, он лишь отведет меня во дворец.

Ишби знал, что не нужно спрашивать, но промолчать не сумел.

— Но кто ждет тебя там, во дворце?..

— Скоро ты увидишь его и узнаешь его имя, — пообещала сестра. Ишби чувствовал улыбку в ее голосе. — А пока что — к чему спрашивать? Если не будешь знать тайну, то не придется и хранить ее.

Верно. Ишби вздохнул и показалось — воздух стал чище, и горожане уже не так неприветливо смотрят. Разве важно, к кому идет Зу? Важно, что это дарит ей радость.

Глава пятая Душа города

Звезды сегодня близкими были и неумолимыми, и ни туман, ни облака не заслоняли их, не мешали читать знаки ночи. На вершине зиккурата время текло медленно, — час миновал, и второй, масло дважды подливали в светильник, но огонь его словно бы мерк под холодным светом небес.

Несколько мгновений жрец стоял неподвижно, а потом заговорил вновь, и Лабарту склонился к табличке, записывая его слова.

— Звезда Нинурты соединилась со звездой Нергала в доме плодородия. — Голос жреца звучал отстраненно, спокойно, словно не по звездам он читал, а по книге. — Пробудет так долго. Звезда же Инанны вошла в обитель войны, а луна…

Палочка оставляла на глине острые следы, строки ложились одна за одной… От бессонных ночей и от жара города, не остывающего и ночью, — кружилась голова, и клинописные знаки, казалось, сплетались в созвездия. И стоит в всмотреться в темную глину, — и вот она, звезда мореходов, вот колесница, вот охотник…

— На сегодня довольно, — произнес жрец.

В молчании спустились они по лестницам, миновали галерею. Стражники у дверей расступились, пропуская в чертог наблюдающих за звездами. Было здесь темно и пусто, — но завтра соберутся жрецы Сина, станут читать таблички и толковать движения светил.