Колдун высшего звена - Анна Велес

– Естественно, любит, – согласилась девушка. – И отец в мальчике души не чает. Я видела, как он с ним носится.

– Как и любой нормальный любящий отец. – Врач улыбнулся. – Хоть один хороший родитель в семье. Но, как я сказал, главное в том, что она напугала и разозлила мальчика. Вот Эдик и ляпнул ей что-то. Вроде чтоб ты сгорела. Или еще что-то подобное.

– А ведь они и правда сгорели! – в голосе девушки послышался некий страх.

– Ой, только не надо этой тупой мистики, – немного раздраженно ответил Игорь Александрович. – Все очень просто. Они сгорели. Потому что глупая женщина курила в постели. Да они пьяны были оба в стельку. Небось, разлили водку, уронили окурок. Вот тебе и вся мистика. Мальчик здесь ни при чем.

– Главное, ему это расскажите, – участливо попросила Мариша. – Жалко ребенка.

– Жалко. – Врач прикурил. – Но как такое ребенку объяснишь. Она ему все же мать была…

Елена отстранилась мысленно, оставляя в детском сознании новую информацию. Эдик и правда был очень умным. Он легко вытащил на поверхность ту маленькую деталь, которую Елена только недавно добавила в его память. Комната матери, она жмется к любовнику. Закрывая дверь, мальчик заметил мокрое пятно на полу, опрокинутую бутылку, сигарету, тлеющую на углу прикроватной тумбочки…

Так. Первый тайм мы уже отыграли. Дальше мозг ребенка быстро начал анализировать имеющиеся данные. Елена не стала дожидаться результатов. Это был своего рода полет. Полет над чьей-то душой и судьбой. Елена мотала эту пленку, когда надо, резко останавливала, вносила изменения и летела дальше. Вот такое глубинное перекодирование.

Она не злоупотребляла созданием лишних образов, где надо, она просто меняла эмоциональную окраску событий или восстанавливала значимые для ее замысла, но почти потерянные для Эдика детали.

Так, например, она заставила его заново пережить один маленький, но важный момент, на положительное действие которого рассчитывала впоследствии.

Прошло полгода после смерти матери. Они с отцом жили хорошо, стараясь изо всех сил держаться друг за друга. Пока Эдик спрятал свои тайные страхи очень и очень глубоко. И вот воскресный пасмурный день, где-то в начале зимы. Слякоть и лед. Мальчик вышел из подъезда, собираясь садиться в машину. Они с отцом планировали ехать на хоккей.

На краю лужи, метрах в двух от дома, сидел маленький щенок. Замерзший, голодный, брошенный. Он дрожал и тихо поскуливал, следя за мальчиком доверчивым и жалостливым взглядом. Эдик с трудом заставил себя пройти мимо. Ему очень было жалко щенка, но он знал, что не может его взять. Щенок просил взглядом о помощи. Отец подтолкнул легонько мальчика к машине, чуть виновато улыбнулся, видя, как ребенок хочет этого щенка. Эдик продолжал смотреть на собаку через стекло машины. Комок застрял в горле. От жалости сжималось сердце. Ну, хоть кто-нибудь, помогите ему! Он маленький и одинокий. Ему нужны дом и любовь!

Машина тронулась с места, Эдик повернулся, стараясь не выпускать щенка из виду как можно дольше. Они уже почти выехали из двора, когда он заметил девочку лет пяти. Она подбежала к собаке, рывком взяла на руки. Молодая женщина, видимо, ее мать, нежно улыбнулась, глядя на дочь, и кивнула. Комок в горле исчез. Мальчик успокоился. У собаки будет дом.

Далее она просто транслировала свои мысли и установки, отмечая важность действия его мыслей и желаний.

Какая-то старуха орет на него, чтоб он сдох, за то, что мальчик случайно налетел на нее во дворе, возвращаясь со школы. Сама сдохни! И на следующее утро они спокойно провожают друг друга взглядами. Живые и здоровые. Новая установка. Взрослый анализ фактов, какой мог бы Эдик провести сам.

И дальше, дальше, дальше. Затирая негатив, выделяя позитив. Чтобы Эдик понял… Елена невольно замечала, как быстро он умеет думать и анализировать. Было похоже на то, что он сам ведет ту же работу, следуя за ней.

Она отвлеклась лишь на секунду, окинула взглядом образ. Твари замерли, но даже их очертания еще не начали расплываться. Время… Время уходит. Она опять принялась переплетать паутину Судьбы…

Следующие годы его жизни были довольно счастливыми. Эдик относился к учебе более чем серьезно. Он был просто одержим ею. Особенно его привлекали география и история. Как жили люди в те далекие времена? Как строился их быт? Что они могли думать тогда? Как воспринимали жизнь? Отцу очень нравился такой интерес. Еще в девятом классе они с сыном решили, куда идти учиться дальше.

У Эдика просто не оставалось времени на друзей, на девочек, на развлечения. Они и не были ему нужны. На свое физиологическое взросление он старался не обращать внимания. Девочки… Они, конечно, его интересовали. Вот только из-за увлеченности учебой, да и помня о предательстве матери, он не особенно стремился узнать их поближе. У него были две небольшие школьные влюбленности, но он относился к ним как к чему-то просто приятному и не мечтал о большем. Его не интриговали и разговоры мальчишек о сексе, которые те, естественно, вели. Он внимательно слушал их, чисто с исследовательским любопытством. Что это? Зачем? Что от этого можно ждать? Но он не связывал их рассказы-полунебылицы с тем, что увидел однажды в комнате матери.

Он не вспомнил это, даже когда подруга детства, Галка, предложила попробовать поцеловаться. Она была его единственным и самым лучшим другом. И поцелуй был просто частью той дружбы. Здорово что-то пробовать вместе!

У них вообще все было вместе. Галка была отличницей. Не дутой, а реальной. Она училась с тем же маниакальным азартом, что и он. Они могли часами говорить о том, что нового узнали, что еще надо узнать. Они спорили, ссорились, строили теории и версии. Но Галка не была такой паинькой, как он. Еще в восьмом классе она начала курить. Чуть позже попробовала алкоголь. Вроде даже засматривалась на мальчиков.

Ему все в ней нравилось. Она же была его другом. Он и не подозревал, что та нежность, то ласковое удивление, которое он испытывал, глядя на нее, называются первой любовью. Ему как-то это просто не приходило в голову. До того дня…

Они опять пробовали целоваться на крыльце школы.

– По-моему, неплохо получается? – Галка хитро улыбнулась, он чуть-чуть засмущался. В ее взгляде было что-то такое взрослое. Новое, но не опасное.

Он тут же принялся это анализировать, как делал всегда.

– Слушай. Сейчас уже звонок, – сказала Галка. – А у меня сигареты кончились. Подождешь меня? Я быстро, до ларька и назад.

Ларек стоял через дорогу. Эдик посмотрел на поток машин.

– Да ну тебя с твоим курением, – отмахнулся он. – Вот как-нибудь добегаешься. Попадешь под машину.

– Никогда! – по-детски непримиримо тут же заявила она. – Я не попаду!

– А я так сказал, значит, так и будет, – немного покровительственно, «отцовским тоном» заспорил он. – Вот сейчас ты побежишь до ларька и попадешь под машину.

Ему так хотелось верить, что он всегда прав! Он знает, что говорит.

– Смотри! – И Галка припустила бегом к дороге.

Он не видел того момента, когда она выскочила на дорогу на красный свет, прямо под колеса какой-то легковухи. Он только услышал визг тормозов и чей-то крик. Это было очень страшно. Даже страшнее того момента, когда, как он думал, он убил мать. Просто глядя туда, на дорогу, на людей, начавших собираться у края тротуара, он на миг представил, что будет. Если Галки не станет…

Он бежал со всех ног. Он спешил. Как никогда. Только бы успеть, только бы сказать, как это все неправильно. Он же не виноват! Он не хотел…

Она лежала на асфальте, держась за грудь. Съежившаяся, маленькая и очень несчастная. Эдик рухнул рядом, стараясь перетянуть ее себе на колени.

– Галя, Галя, – звал он. – Галя, ты как?..

– Ты был прав. – Она через силу улыбнулась. Ей было очень больно, он видел по ее глазам. – Я больше не буду с тобой спорить.

– Галя. Я не хотел…

– А ты при чем?.. Ох! – говорить ей было тоже больно.

– Галя, ты выздоровеешь, ты обязательно выздоровеешь. Сейчас приедут врачи, они скажут: ничего серьезного. – Он твердил это снова и снова, он сам верил в это, как ни во что другое. Она закрыла глаза.

Елена была вымотана до крайности. Да, похоже, этот удар ей будет трудно отвести. Она наблюдала его глазами за приездом «Скорой», за разговором врачей. Практически чудо. Только сильный ушиб. Сломано лишь одно ребро. Нет угрозы для жизни. Но Эдик ничего этого просто не понимал. Чувство вины было таким огромным, что он даже не пытался с ним бороться и покорно в этом тонул.