Ученик ведьмы - Элизабет Бойе

Среди ночи Нидбьерг вдруг подняла их в путь, так нещадно бранясь на всех без разбору, что Ивар заподозрил, будто Гизур уже близко. Он мешкал и спотыкался в темноте, надеясь задержать старух. Притом он изнемогал от усталости и не видел почти ничего, что придавало бы его тактике законные основания. Вначале он держался за хвост Сольборг, и она с радостью тащила его по рытвинам и острым камням, заводила в ледяные ручьи, так что в конце концов Ивар попросту сел на землю и отказался идти дальше, пока не развиднеется. После долгого спора, щедро сдобренного угрозами, сестры сдались, и Торвор неохотно произнесла заклинание, приняв свою фюльгью, так что Ивар поехал верхом, вместо того чтобы брести наугад в темноте.

— Это безумие, — бормотал он, покуда вся компания тряслась по камням и сам он восседал, цепляясь изо всех сил, на костлявом хребте Торвор. — Да мы все здесь шеи свернем. Почему бы не подождать до утра?

Нидбьерг вместо ответа лишь угрожающе оскалила зубы, и путешествие во тьме продолжалось. Временами Ивар впадал в дрему, и хуже всего было то, что пробуждался он неизменно свисающим со спины кобылы, и ему стоило немалого труда вскарабкаться наверх.

Когда начало светать, они прокладывали путь по неровному отрогу горы под порывами промозглого ветра. Ивар рад был, что на нем черный плащ Бирны, который отталкивал ветер и туман, как перья утки отталкивают воду. Он злорадно заметил, что у Нидбьерг посинел кончик носа. На самой вершине горы ветер набросился на них с новой силой, осыпав пригоршнями мерзлого снега. Нидбьерг не обратила на это внимания, но обе лошади стонали, вздыхали и с несчастным видом хлопали засыпанными снегом веками.

Тропа спустилась в долину, укрытую от ветра. Вид зелени так обрадовал всех без исключения, что Нидбьерг устроила привал. Будь воля Ивара, он полдня провел бы, греясь на солнышке, но Нидбьерг очень скоро опять погнала его в путь, на сей раз пешком, чтобы Торвор могла ехать верхом и отдохнуть. Ивар спросил было, когда же придет его черед отдыхать, но получил в ответ только угрожающее клацанье зубов Сольборг. От избытка великодушия Нидбьерг посулила в полдень, что на ночь они остановятся в странноприимном доме, который как раз должен быть по пути.

Солнце почти зашло, когда они наконец увидели этот дом. Из трубы не тянулся дым, и во всем доме не было ни единого признака жизни. Подойдя ближе, он разглядел «дом» во всех подробностях — жалкие развалины с провалившейся крышей и сгнившими дверными косяками. Разочарованный, он отогнал прочь сладкие мечты о тепле очага и сытной стряпне. При их приближении из дома вспорхнуло семейство сов, ухая так возмущенно, словно их уже много лет никто не тревожил. Ивар жадно следил взглядом за птицами, но все это были большие серые совы, ничуть не напоминавшие белую сову, которую он втайне надеялся увидеть.

— Мерзкое место, — бормотал он, совершенно пав духом и обозлясь. — Только альвконуры могли устроить здесь ночлег. Ни крыши, ни хвороста, ни еды. Альвы хоть и неумехи, зато, по крайней мере, знают толк в еде и удобствах.

Он ворчал вполголоса, покуда ведьмы были заняты устройством не слишком роскошной стоянки. Нидбьерг была туговата на ухо, а другие к нему не прислушивались, так что он от души добавил к своей тираде кое-какие оскорбительные реплики. Сольборг сбросила облик фюльгьи и с нескрываемой злостью ворчала на то, что сестры плохо с ней обращаются, потому что она младшая.

Ивар кое-как наскреб древесины себе для костра — главным образом с торфяных стен, укрепленных когда-то балками. Наконец он разжег огонь и, завернувшись в плащ, с тяжелым вздохом улегся у костра. Сестры меж тем развлекали себя воспоминаниями.

Воспоминания перешли в обсуждение разных гостей, которых сестры в свое время заездили до смерти в конском облике или загубили как-то иначе, так что гнев, вскипавший постепенно в Иваре, прогнал сон. Наконец он сел, одарив сестер яростным взглядом:

— Эй вы, мерзкие чудовища! На вашей совести тысячи убийств, и если вы думаете, что я стану пособлять вам, то ошибаетесь. Когда меч окажется в моих руках, первое, что я сделаю, — изрублю вас всех на куски!

Торвор слегка встревожилась, но ее сестры обменялись презрительным фырканьем.

— Полагаешь, мы об этом не подумали? — осведомилась Нидбьерг, плотнее кутаясь в платок. — У нас достанет заклинаний, чтобы обеспечить твою покорность. Видел ты старину Груса, голову тролля, с которой советуется Лоример? Есть немало чудесных таинственных способов оживить мертвеца и завладеть его разумом и силой, вместо того чтобы позволить ему догнивать в земле. Черная магия — дивное искусство, доступное лишь избранным. Я принадлежу к ним и полагаю, что легко справлюсь с тобой, превратив в упыря, — если ты, конечно, не смиришь свое упрямство.

Она говорила, не отводя глаз от Ивара, и он съежился от яда, который буквально источал ее голос. Он не хотел смотреть на ведьму, но что-то в ее глазах притягивало его, делало бессильным и испуганным. Чем больше он старался убедить себя, что должен бежать или погибнуть, тем больше Сила Нидбьерг доказывала, что он не только не сумеет бежать от нее, но что и сама мысль лишиться ее сомнительного покровительства начинает пугать его.

Не в силах освободиться от этих чар, он молча закутался в плащ и снова улегся у огня. Униженный и испуганный, он следил за ведьмами, приоткрыв один глаз. Сестры бормотали и перешептывались, а затем отправились спать, оставив на страже Торвор. Она развлекала себя вязанием, и у Ивара, наблюдавшего за ней, скоро стали слипаться глаза. Это был беспокойный сон с тяжкими кошмарами и судорожными пробуждениями. Один раз, проснувшись — или это ему так показалось? — он обнаружил, что Нидбьерг втихомолку измеряет его размеченной палкой; затем она уселась изучать толстую книгу, которую прятала прежде в рукаве. Она перелистывала страницы, внимательно прочитывала что-то и снова листала, как кухарка в поисках подходящего рецепта из необычных и непривычных продуктов. Ивар не сомневался, что этот «продукт» — он сам, и от этой мысли кровь в его жилах застыла. Придется ему бежать, все равно, сумеет Гизур прийти к нему на помощь или нет.

Весь следующий день он только и искал возможности улизнуть, но местность не слишком располагала к этому. Путь лежал по дну глубокого ущелья, обвивая здесь и там шишковатые холмы. Черные иззубренные камни то высились на вершинах холмов колючей короной, то торчали, словно остроконечные уши. Ивар был подавлен недобрым предчувствием — кто знает, какая злосчастная судьба уготована ему?

К приходу ночи они спустились с гор в низины, где тучи комаров клубились и жужжали над бесчисленными болотами и воздух был пропитан зловонными миазмами разлагающихся растений. Нидбьерг принюхивалась с довольным видом собаки, обоняющей ароматы родного скотного двора.