Никто не будет по ней скучать - Кэт Розенфилд

говорить я, но он не шел к Адриенн. Он отходил, глядя на меня огромными, напуганными глазами.

– Ты ее пристрелила, – сказал он. – Твою мать. Зачем ты ее пристрелила?

Я посмотрела на пол у кровати, куда пулей отбросило Адриенн, или ее останки. Стену за ней покрывали брызги, а под ней расползалась лужа крови. Я почувствовала тошноту и сглотнула.

– Ты ее слышал, – тихо сказала я. – Ты слышал, что она собиралась сделать.

– Да, но…

Я повернулась, протягивая ему ружье обеими руками. Он отшатнулся, будто думал, что оно кусается.

– Возьми его, – сказала я. – Положи в машину. Потом убери его тело с лестницы и положи на пассажирское сиденье. Он не очень крупный. Ты сможешь его сам дотащить. Если увидишь кровь, не вступи в нее. Будь осторожен.

– Но, – снова сказал он, но я шагнула вперед и резко пихнула ружье ему в грудь.

– Возьми. Его. Ты хотел, чтобы у меня были идеи? Вот она. Вот моя идея. Остальное я объясню позже. Сейчас нам нужно закончить с этим, пока еще немного светло. Отнеси ружье и тело в свой грузовик. Жди снаружи. Где твой складной нож?

– В кармане.

– Дай сюда.

Он молча послушался. Я прижала нож к своей груди.

– Сделай, что я сказала, а потом жди снаружи. Сюда не возвращайся.

Я думала, он начнет спорить, но этого не случилось. Он, наоборот, будто испытал облегчение, бросив последний косой взгляд на тело, прежде чем отвернуться, сжимая ружье. Прощальный взгляд любовника. Интересно, о чем он думал, было ли это что-то нежное. Интересно, нравилась ли она ему вообще.

Я дождалась хлопка сетки и хруста его шагов по дорожке. Я не хотела, чтобы Дуэйн видел, что я собиралась сделать, но даже когда он ушел, я поколебалась. Голос в голове подстегивал, но часть меня все еще понимала в тот момент, что я не обязана слушаться. Что были другие способы закончить это, включая версию, где я подключаю телефон к сети, звоню в полицию и позволяю им приехать вовремя, чтобы застать, как мой обрызганный кровью муж заталкивает тело Итана Ричардса на пассажирское сиденье своей машины, в которой лежит только что выстрелившее ружье. Версию, где я говорю всем, что Дуэйн убил обоих, а я либо не успела, либо слишком испугалась, чтобы его остановить. Было бы мое слово против его, но я думала, что смогу заставить их поверить мне. Если пришлось бы. Если бы я хотела. Шансы на это были уж точно выше, чем на успех моего второго плана, едва продуманного и только казавшегося возможным просто потому, что был настолько безумным: Адриенн в свои последние мгновения была похожа на мое отражение в кривом зеркале.

Правда в том, что я не спешила это принимать. Все это время я представляла себе другое развитие событий. Я думала, как это может кончиться: с Дуэйном в тюрьме или, может, даже мертвым, если бы полиция приехала в плохой момент или если он был бы достаточно глуп, чтобы потянуться за ружьем. Со мной, стоящей в одиночестве посреди нашего хлипкого домика и глядящей на продавленный в диване ров, где по вечерам растягивался мужчина, которого я обещала утешать и оберегать в радости и горе. Я представляла взгляды, перешептывания, злость, если его отправят в тюрьму, а я останусь на свободе. Они бы сказали, что это я его довела. Сказали бы, что ему нужно было убить и меня. Может, полиция мне и поверит, возможно, поверит даже суд присяжных, но мои соседи? Никогда. Могла ли я остаться в Коппер Фолз после такого? И если бы я уехала, куда мне деваться? Я представляла, как пытаюсь начать новую жизнь: без денег, образования, почти в тридцать лет, в месте, где никто не знал моего имени, и потом поняла, что после случившегося здесь такого места не будет. Куда бы я ни поехала, я буду той же. Блудницей со свалки. Деревенской сукой. Улизнувшей от правосудия после того, как ее муж убил двоих людей. Адриенн была права: это была чертовски хорошая история. Только в отличие от нее я не получу предложения написать книгу о моем опыте выживания, не буду расхаживать по ток-шоу. Я не из тех девушек. Я все еще слышала ее слова, правду в них, отдающуюся у меня в голове.

Посмотри на меня, сказала она. Посмотри на меня и посмотри на себя.

Я взяла нож и принялась за дело.

Дуэйн не забывал точить лезвие. Родинка под моей грудью отделилась со вспышкой такой резкой и сильной боли, что я охнула. В одно мгновение она была частью меня; в другое это был просто маленький, черный кусок, зажатый между моими указательным и большим пальцами, не оставивший после себя ничего, кроме тупой пульсации. Я беспокоилась, что пойдет кровь, но ее почти не было. Я хранила банку суперклея в одном из кухонных ящиков; тем летом я клеила им отбившуюся ручку на любимую чашку Адриенн. Хватило одной капельки, чтобы родинка приклеилась – вместе со сплетнями, распространявшимися всю мою жизнь. Я вспомнила о мальчиках, гнавшихся за мной по лесу все те годы назад, вздернувших мою футболку и рассказавших всем, что находится под ней. Унижение от того момента никогда не покидало меня, но теперь я была за него благодарна: это упрощало мне задачу выдать чужое тело за свое. Я стащила кольцо с бриллиантом с ее окровавленного пальца и заменила его своим простым золотым ободком. Отошла назад, закрыла глаза, вдохнула. Мое сердце стучало, но в мыслях царило жутковатое спокойствие. Я потянулась к выключателю. Для следующего этапа мне нужно было видеть отчетливо.

Посмотри на меня и посмотри на себя.

Я включила свет и посмотрела.

Красноватый оттенок ее волос с легкостью мог сойти за мой цвет. Ее тело было не совсем таким же, торс длиннее, груди округлее, но это едва ли имело значение, когда никто, кроме Дуэйна, не видел меня обнаженной много лет. На пальцах ног у нее был лак оттенка, которого у меня, кажется, не было, но кто будет проверять? Особенно если они будут уверены, что это я, а я не сомневалась, что так и будет. Родинка на месте. Одежда совпадает. Она была бледной, как я. Голубые глаза, как у меня. Выстрел нанес слишком большие повреждения, чтобы все, что было ниже, имело значение. Хотя ее нос… я прищурилась. Почти. Может, чуть более вздернутый. Разница едва заметна. Нужно было очень пристально всмотреться. Я была почти уверена, что никто не заметит.

Нельзя рисковать с «почти».

Я скривилась. Поколебалась.

Мясо, подумала я. Это просто мясо.

Закончив, я набросила на нее покрывало, стараясь не размазать кровь вокруг, следя за каждым шагом. Слушая расчетливый голос в