Перейти грань - Роберт Стоун
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты знаешь, — не слишком уверенно выговорила Энн, — все может закончиться для нас не так уж плохо. Мы можем выпутаться из всего этого, добившись успеха.
— Ты так думаешь?
— Гарри был само обаяние.
— Правда?
— Оуэн может получить свое собственное дело в результате этого. Или даже местное представительство фирмы.
— Это просто здорово! — воскликнул Джек. — Только вот в результате чего — «этого» — победы или поражения?
— Что ты имеешь в виду?
— Мне интересно, Гарри поставил на то, что он победит или проиграет? Получит ли он местное представительство, если береговая охрана выловит его завтра утром из «лужи»?
Она еще отпила из стакана.
— Гарри хороший человек.
— Ты что, не понимаешь, что Гарри и вся его компания брошены на произвол судьбы и расхлебывают кашу, которую заварил Мэтти Хайлан? Он может оказаться не в состоянии помочь тебе. Несмотря ни на что.
— Возможно, Оуэн напишет книгу обо всем этом. У него хорошее перо. Или сделает видеофильм. Его все знают в спортивном мире.
Кэмбл поднялся, подошел к телескопу и посмотрел на лежавшую внизу гавань. На стене рядом с ним висела картина, нарисованная эмигрантом из Восточной Европы и изображавшая ночную набережную, где тени бесстрастно соседствовали с яркими пучками света.
— Дела у Мэгги в школе идут хорошо, — сообщила Энн.
— Я позабочусь, чтобы она осталась в школе. Не беспокойся об этом. И твоему чрезвычайно щепетильному муженьку совсем не обязательно знать, кто платит.
— Пожалуйста, папа.
— Извини. Но мне известна его гордыня. Его представления о чести и тому подобное.
«Он говорит, как антрополог, — подумала она, — описывающий не без юмора представителя какой-нибудь экзотической и чуждой культуры».
— Очевидно, — продолжал Джек, — этот человек гипнотизирует тебя. Тебе пришлось даже дожидаться, когда он уйдет в море, чтобы повидать меня.
— Мы не приходим наверх, — сказала Энн. — Ты не приходишь вниз.
— Я так полагаю, что это загадочное путешествие оплачивается Торном и группой «Хайлан»?
— Да.
Кэмбл повернулся к окну и скрестил руки на груди.
— Просто фантастика, — заявил он. — Я не могу поверить в это, клянусь. Никогда бы не подумал такое даже о нем. Пойти вокруг этой проклятой земли!
— Просто ты не моряк, папа.
— Скажем, я просто не яхтсмен, — поправил Джек. Джек Кэмбл был несколько велеречив, чтобы сойти за пролетария нью-йоркской гавани, но ему нравилось представлять себя таковым. Он закончил Йельский университет в двадцать пять лет, сразу после Второй мировой войны, прерывая свою учебу на время службы в торговом флоте. Там он проявил себя способным матросом и продвинулся до палубного помощника капитана, совершив восемь переходов из Дейвисвиля в Ливерпуль и с десяток в Мурманск из Скапа-Флоу. До этого, между семестрами, он неоднократно был вынужден выполнять черные работы в местах лишения свободы, где ему часто приходилось защищаться с прикроватной цепью в руках. Короче говоря, он не испытывал ностальгии по своим юношеским приключениям.
Еще больше пришлось хлебнуть его отцу — выходцу с судоремонтного завода «Кингз Коув» на Ньюфаундленде. Буксиры Старого Джека и его брата Дональда завоевывали гавань с помощью своей эксплуатационной надежности и террора. Дела у них пошли в гору, после того как Старый Джек женился на дочери состоятельного торговца, чье семейство некогда прозябало в лачугах на берегах Широкого пролива.
— Если бы Оуэн стал работать на тебя, — сказала она, — было бы гораздо хуже. Слава Богу, что он не сделал этого.
— Он слишком хорош для нас. Слишком благородный.
— Я очень горжусь им, папа. — Она самодовольно улыбнулась, хотя знала, что это выводило его из себя. — И Мэгги будет гордиться.
— Я полагаю, — сказал Джек, — он избрал отличный способ сбежать от всего сразу.
— Это может потребоваться на какое-то время любому из нас.
— Что обычно говорится в подобных случаях? — спросил Джек. — Понять свои чувства, побыть самим собой, осознать себя и прочая брехня. Да я выжал из своих носков соленой воды больше, чем твой благоверный видел за всю жизнь.
— Он не пытается состязаться с тобой.
Джон рассмеялся так, словно и помыслить не мог о подобном состязании.
— У меня есть парни, которые любят ходить под парусом и которые, тем не менее, работают на меня, — произнес Кэмбл примирительно. — Они в восторге от его поступка.
— Он не похож на тех, кто работает на тебя, — заметила Энн.
— Чем же не похож?
— Он считает, что в жизни есть вещи поважнее, чем деньги.
— Может быть, я чего-то не понимаю? — спросил Джек. — Разве не из-за денег ты пришла сюда?
— Он полагает, что в жизни есть еще и другие ценности. Даже Гарри Торн понимает это, если хочешь знать.
— Мне кажется, что Гарри облагодетельствовал его из-за тебя.
Она уставилась на него.
— Что ты имеешь в виду? Кто тебе сказал такое?
— Все говорят, — отмахнулся Джек.
— Что с вас, мужиков, взять, — усмехнулась она, — у вас одно на уме.
— Твой муженек не внушил к себе уважения. — Джек Кэмбл продолжал в своем духе.
— А что такое теперь уважение? — спросила Энн. — Если бы мне понадобилось узнать что-то о человеческом уважении, разве сюда я пришла бы за этим? — Она обвела рукой кабинет и все, что находилось вокруг.
— У тебя хорошая выдержка, девочка.
— В этом месте, где одни холуи, нет никого, кому было бы известно значение этого слова — уважение. Даже не пытайся рассказывать мне про моего Оуэна, папа.
— Вы с ним два сапога пара, — сказал Джек. — Вы стоите друг друга.
Оставаясь каждый при своем мнении, они сидели, потягивая виски, и ждали, когда успокоятся нервы. Энн уже готова была пригрозить отцу, что не даст ему видеться с Мэгги. Наконец она встала и прошла к окну, выходившему на юг. Открывшийся из него вид на узкий пролив, через который должен был идти Оуэн, наполнил ее сердце ужасом. Слова отца о побеге все еще звучали у нее в ушах. Оуэн представлялся ей как никогда далеким и потерянным для нее.
— Я не могу понять твоего отношения к Оуэну, — говорила она, не оборачиваясь к отцу. — Я прожила с ним двадцать лет и никогда не видела, чтобы он сделал что-нибудь недостойное, А ведь он мог избежать участия в боевых действиях. Мог пойти к тебе на какую-нибудь хорошо оплачиваемую работу, где ему не надо было бы выкладываться. Так и сделали некоторые людишки, о которых я не буду говорить. Почему же ты унижаешь его все время?
Она смотрела в окно. За ее спиной раздавался смех Джека Кэмбла.
— Ты считаешь, что это несправедливо? — спросил он. — Ну, я не знаю, в чем тут дело.
— Я замечаю, что Оуэн заставляет некоторых чувствовать себя неуютно.
Отец опять засмеялся, и она почувствовала, что ее раздражение растет.
— Мне известно, что он неплохо обеспечивает семью, Энни. Он не пьет и не бьет тебя. Но… — Он посмотрел на нее с легким замешательством, словно опасался, что не сможет доступно выразить свою мысль. — Знаешь, в порту, как бы тебе сказать, человек должен держать себя определенным образом. К примеру, на улице человек ведет себя так, а в салуне иначе. В порту тоже есть свои законы поведения. Он не понимает их, вернее, понимает не так, как все.
— И это все твои претензии? — спросила она.
— Его достоинства мне известны, — не ответил он на вопрос. — Но даже лучшие из них не вызывают у меня восторга.
— Надеюсь, ты понимаешь, что я всячески подталкивала его к этому походу. — Сказав это, она ощутила паническое смятение в душе. — Ему необходимо было решиться на это. Ради себя и ради нас.
— Я бы не пошел на такое.
— Послушай, он любит яхты, любит море. Это же такие чистые и простые вещи. Я люблю его, потому что он любит их.
Терпение Джека, похоже, иссякло.
— Романтика моря? Да ведь океан — это Богом проклятая пустыня. Там нет ничего — одни только закомплексованные типы да чудаковатые филиппинцы. Там больше не найдешь американцев, потому что мы уже прошли через это.
— Ну что же, — проговорила Энн, — Оуэн имеет свой взгляд на океан и на отношение страны к этому.
— О Господи! — воскликнул Джек. — Пощади меня! Я никому не уступлю в своем патриотизме. Но совершенно не желаю знать взгляды твоего мужа на состояние страны.
Через мгновение они уже смеялись.
— Он и вправду такой хороший моряк? — мягко поинтересовался Джек. — У него есть темперамент?
— Он достаточно находчивый и сильный. Поверь мне, отец.
— И что же, он действительно дал себя уговорить? Ты и вправду думаешь, что он решился на гонку из-за вас?
— Я уверена в этом. Чтобы мы могли гордиться им. Такой уж он человек.
Довольная результатом своего визита, Энн на прощание обняла Антуанетту. Но при этом ей почудилось что-то зловещее в сочувствии, проявленном секретаршей при расставании. Словно промелькнул намек на тягучие вдовьи сумерки, которые она может разделить с ней, посещая по вечерам танцзалы, лишенные окон. И Энн вдруг резко выпрямилась и отшатнулась от объятий полицейской вдовы.