Королевский долг - Пол Баррел

Принц заботился об экологии, поэтому устроил канализационную систему в поместье так, чтобы отходы не загрязняли окружающую среду. Там были хитро устроенные отстойники, в которых сточные воды фильтровались через тростниковые фильтры. Как-то принц оставил мне записку и по поводу канализации: «Сообщи, пожалуйста, гостям поместья Хайгроув, что нельзя бросать тампоны и презервативы в унитаз — от этого засоряются тростниковые фильтры». И как я, спрашивается, должен был сообщить такое гостям? Признаюсь, что мне было ужасно неловко выполнять такую просьбу принца, и в итоге я передал гостям, что Его Высочество просит не бросать в унитаз посторонние предметы. Уточнить, какие именно, у меня не хватило духу. Принц считал, что все отходы, которые можно переработать, должны быть переработаны. Все пищевые остатки и кухонные отходы, включая яичную скорлупу, сваливались в компостные кучи.

Принцесса больше, чем кто-либо другой, знала, как много значит для ее мужа Хайгроув. С самого начала она регулярно фотографировала дом и сад, запечатлевая, как хорошеет поместье с каждым годом. Она делала сотни снимков и прилежно вставляла их в альбомы — исключительно для того, чтобы порадовать принца. Если бы те, кто смеет утверждать, что принцесса презирала любовь принца к садоводству, видели эти альбомы, они бы поняли, насколько они не правы. Она делала это ради принца. Она искренне старалась проникнуться любовью к тому, что любит он, даже в то время, когда — как выяснилось позднее — в их брак с обеих сторон оказались привлечены «третьи лица».

В буфетной хранился еженедельник формата А4, и мы с Венди вели регулярные записи. Мы фиксировали, кто приезжал в Хайгроув, а если принц был в поместье один, то отмечали уголок страницы красной полосой. Если в поместье была принцесса, мы проводили широкую зеленую полосу, если она приезжала с Уильямом и Гарри — писали букву Д, т. е. «дети». Когда на странице еженедельника появлялись все три условных знака — значит, вся семья была в сборе. Мы вели записи из чувства долга и потому, что так было легче разобраться в беспорядочной жизни Хайгроува. Мы записывали имена гостей и время, когда их ожидали, — просто так, не строя никаких планов, и, конечно, нам и в голову не могло прийти, что наши записи станут причиной таких неприятностей.

Еженедельник хранился в буфетной. Мы его не прятали, потому что это была обычная записная книжка для слуг, облегчающая работу. Я не думал, что в нем таятся какие-то секреты и его надо прятать.

Весной 1988 года какая-то страница в еженедельнике была отмечена красным — принц один. И тут же безо всякой попытки что-то скрыть записано: «К обеду прибыло четверо: Его Королевское Величество, миссис Паркер Боулз, мистер Нил Фостер и мистер Вернон Рассел-Смит», а рядом упоминание о том, что вызывали электрика, чтобы починить проводку в библиотеке. Вот так, ничего особенного. Точно так же я записывал: «Эмма Томпсон и Кеннет Брана к обеду», «Майкл Портилло к обеду», «Джимми Сэвил к обеду» (он был единственным, кому разрешалось курить в особняке), «Селина Скотт» (телеведущая), «мистер и миссис Гектор Варрантс к обеду» (мать герцогини Йоркской с мужем, отчимом герцогини). «Мистер и миссис Оливер Хоур и миссис Паркер Боулз к обеду», «миссис Кандида Люсетт-Грин и миссис Паркер Боулз к обеду». «Мистер и миссис Паркер Боулз с детьми».

И вдруг в августе 1988 года, за три месяца до сорокалетия принца Чарльза, в ящичек в буфетной опустился красный диск с надписью «Библиотека», и я отправился на вызов.

— Пол, ты можешь мне объяснить, откуда принцесса знает, кто на неделе был в Хайгроуве?

Я ничего не мог понять и совершенно растерялся. Я ведь ни слова не говорил принцессе о посетителях Хайгроува.

— Простите, Ваше Королевское Высочество, но я не знаю, — в тот момент я и правда не мог сообразить.

Я совершенно забыл о частых визитах принцессы в буфетную, где она украдкой читала желтые газеты, болтала со мной за чашкой кофе или помогала мне — вытирала посуду, которую я мыл. Я ни разу ничего не заподозрил, когда приходил в буфетную, а принцесса уже ждала меня там. Слуги привыкли видеть принцессу на своей территории еще с тех пор, когда она впервые появилась в Букингемском дворце. Тогда я еще не знал, какой она может быть хитрой.

Принц расспрашивал меня, я говорил, что ничего не знаю, он стал уличать меня во вранье, и тут я с ужасом все понял:

— Дело в том, Ваше Королевское Высочество, что я… да, я записываю имена ваших гостей, — робко признался я.

— Зачем? — теперь мы оба понимали, откуда принцесса все знала. — Зачем ты записываешь все в еженедельник?

Я робко принялся объяснять, мол, чтобы охрана знала, кого ждать, и чтобы мы с Венди знали, что приготовить, и…

— Хватит, — перебил он. — Больше никогда не записывай никаких имен. Ты понял?

С тех пор я больше никогда не записывал имена гостей и не отмечал на полях разноцветными полосами, кто находился в поместье. Записи стали короткими: «к обеду четверо». Никаких имен.

Когда принц и принцесса вернулись из Балморала после ежегодного семейного отдыха, что-то изменилось в их отношениях. Они больше не проводили вместе каждые выходные в Хайгроуве. Теперь это стало редкостью, и появлялись они здесь вместе только в присутствии гостей. Всю осень и зиму 1988 — начала 1989 года принцесса приезжала на выходные с детьми в Хайгроув только когда там не было принца.

Мы стали четко различать атмосферу «дома принцессы», как мы это называли, когда в поместье была она и «дома принца». Когда из Лондона со своими слугами и детьми приезжала принцесса, тут легче дышалось. Я не прислуживал за обедом, а только выставлял блюда на стол в столовой, накрытый клеенкой. А когда тут был принц, я прислуживал ему за столом, накрытым белой льняной скатертью.

Принцесса часто заходила в буфетную. Мы болтали, а она грызла белый шоколад, который я держал специально для нее в холодильнике для вина. Когда она заходила в буфетную, то прикрывала за собой дверь и все понимали, что нам нельзя мешать. Правда, дверь в коридор оставалась приоткрытой, и принц Чарльз не раз видел, как его жена стоит, опершись на стол, и болтает со мной или, как он считал, сплетничает. Он велел принцессе не слушать сплетни слуг, а я начал бояться, как бы наши беседы не сказались на его отношении ко мне. Как-то раз в Букингемском дворце на Рождественском балу для прислуги принцесса полчаса проговорила со мной и Марией. Мы стояли в дальнем конце картинной галереи, на принцессе было платье от Зандры Роудс с бахромой по подолу. Помню, что я подумал: это неприлично, что мы так долго занимаем время принцессы.