Таня Гроттер и посох Волхвов - Дмитрий Емец

Однажды, когда Гурий в очередной раз досаждал Тане своими признаниями, дверь магпункта распахнулась, и вошел Баб-Ягун. Таня попыталась стряхнуть руку Пуппера, которая неизвестно когда успела гусеницей переползти ей на колено, но было поздно.

– О, интимный момент! – пробурчал Ягун, хмуро уставившись на Пуппера. – Я, собственно, пришел посмотреть, не оставил ли я здесь шныряющую насадку для трубы?.. А, вот, кстати, и она! Ну да не буду мешать, эх мамочка моя бабуся!

Он взял насадку и, хмыкнув, удалился.

Таня вскочила, собираясь бежать за Ягуном, но внезапно поняла, что не сделает этого. С каких это пор она обязана отчитываться перед внуком Ягге? Что он ей, нянька? Да какое он вообще имеет право лезть в ее дела и забивать себе в баранью башку всякие глупости? В конце концов, Пуппер ради нее убежал из Магфорда и едва не погиб во время перелета – уж что-что, а это о многом говорит.

– Еще раз распустишь руки – больше меня не увидишь! – накинулась она на Пуппера.

Гурий обиженно надул губы.

– Но, Таня, почему ты такая суровая? Я же люблю тебя! – сказал он.

– ОПЯТЬ ЗА СТАРОЕ? Еще одно слово – и я пришлю к тебе Гробыню! Она давно рвалась за тобой поухаживать! – оборвала его Таня.

Возможно, это было не совсем вежливо, но Гурий успел уже изрядно наскучить ей.

– Ладно, ладно… Я исправлюсь! – поспешно сказал Пуппер и, смирно сложив ручки на животике, потребовал бульону.

Будь Таня чуть внимательнее, она заметила бы в глазах у Гурия легкий ужас. Пуппер боялся Гробыню – русскую девушку с «hleb-and-sol» – просто патологически. И это при том, что внешне Склепова по-прежнему продолжала притягивать его, вселяя в душу робкого англичанина неопределенные и пугающие его самого желания.

Напившись бульону, Пуппер еще некоторое время надоедал Тане списком гостей, которых он пригласит на помолвку. Список был довольно длинным – фамилий в сто – и начинался с какой-то тети Настурции. Последними в списке значились издатели календариков и представители Магщества Продрыглых Магций.

«И с чего Гурий решил, что будет какая-то помолвка? Ладно, пускай выздоравливает, я с ним потом объяснюсь!» – подумала Таня, великодушно разрешая Гурию мечтать, сколько ему заблагорассудится.

Дверь магпункта снова открылась. В магпункт вошел Ванька Валялкин и, явно игнорируя Таню и Пуппера, направился за ширму к Лизе Зализиной. Таня закусила губу.

– Конечно, Гурий, я жду не дождусь нашей помолвки! – громко сказала она.

Пуппер изумленно уставился на нее, не смея верить своему счастью. Но Таню интересовал не он, а Ванька. Ей почудилось, что Валялкин на секунду застыл, даже споткнулся, но после, не оборачиваясь, проследовал дальше.

«Ах так! Тебе все равно! Ну и мне все равно!» – решила Таня и принялась усиленно кормить Пуппера бульоном.

– Кушай, Гурочка, кушай, женишок мой родной!

– Таня, умоляю! Не надо так глубоко запихивать ложка! Я могу захлебываться и умирать! – в панике пробулькал Пуппер минуту спустя.

– Для умирающего ты слишком разговорчив! Ешь, пока дают! – буркнула Таня.

Малютке Гроттер на миг захотелось нахлобучить Пупперу на голову тарелку, но она сдержалась и стала кормить Гурия более аккуратно.

Шли дни. Пуппер окончательно поправился. Некоторое время Ягге еще сопротивлялась, требуя вылежать еще недельку, но потом махнула рукой и разрешила Гурию тренироваться вместе с командой Тибидохса.

– Только первое время особенно не надрывайся! Легонько, вполсилы! – наставляла его она.

Посмотреть на первую тренировку Пуппера собралась добрая половина школы. Из преподавателей пришли Поклеп Поклепыч, Великая Зуби и Тарарах.

Питекантроп выглядел неважно. На лбу у него был след от удара копытом, а рука была основательно покусана. Вчера циклопы принесли ему из леса раненую химеру. Как и все химеры, чудовище имело огнедышащую львиную пасть и туловище козы, а хвост был драконий.

Собственно, с этого хвоста все и началось. Химера ухитрилась защемить его в треснувшем дереве, ослабела от голода и выла так кошмарно, что ее услышали циклопы. Вой химеры, тоже гречанки по корням, тронул их мозолистые сердца. Опутав химеру веревками, они доставили ее в Тибидохс к Тарараху. По дороге неуклюжие циклопы неосторожно помяли и взбесили свою соотечественницу, так что под конец она была прямо-таки в бешенстве. Ну а последствия этого бешенства становились видны, стоило взглянуть на питекантропа. Единственным утешением для Тарараха служило то, что раны заживали на нем быстро, как на собаке.

Сарданапал на тренировку не явился, хотя и был горячим поклонником драконбола. Все знали, что академик безвылазно сидит у себя в кабинете. Трещины на зеркале становились все глубже, а четыре страшные фигуры видны были все отчетливее – и это несмотря на то, что Безумный Стекольщик, затравленный собственным отражением, совсем присмирел. Порой, по личному признанию главы Тибидохса, ему хотелось дать копеечку.

Тем не менее, хотя опасность с каждым днем становилась все реальнее, а суровые боги-мстители все ближе, Сарданапал не вызывал к себе Таню и не отправлял ее в мир к лопухоидам. Что-то останавливало его, точно академик наверняка знал, что нужный момент пока не наступил.

Хорошо еще, что Сарданапал на свой страх и риск сделал исключение и, сняв блокировку на Грааль Гардарику, разрешил провести в Тибидохсе матч с полярными духами. Драконбол в мире магов слишком важен, чтобы отменять его, пусть даже и по уважительной причине.

Ученики и преподаватели Тибидохса сидели на трибунах и наблюдали, как метла Пуппера, стремительная, точно перо, смелыми росчерками скользит по сиреневым тучам. Разумеется, Пуппер не следовал совету Ягге и тренировался с полной отдачей, явно рисуясь перед Таней.

Он ловил заговоренные пасы, красиво обыгрывал защиту и ловко ускользал от молоденьких драконов, которым очень хотелось разорвать новенького на сотни кусочков и использовать его метлу в качестве зубочистки.

Единственной, кого Пуппер определенно избегал и даже побаивался, была Гробыня. Следуя своей привычной тактике, Склепова не вмешивалась в игру, а лишь небрежно скользила на пылесосике посреди поля. Всякий раз, как взгляд Пуппера случайно падал на нее, Гурий на несколько мгновений деревенел и не мог поймать даже простейшего паса. Видно было, что душа и тело Пуппера тянут его в разные стороны. Душа – к Тане, а тело – и к Тане, и к Гробыне одновременно. Сказывался, вероятно, старый сглаз на фигурку из теста. Да что такое, в сущности, тело? Что с него, глупого, возьмешь?

К счастью для Пуппера и всей команды, такие периоды замешательства были кратковременны и почти не влияли на качество игры.

Прищурив единственный глаз, Соловей О. Разбойник внимательно следил за перемещениями нового игрока. Скуластое, точно вытесанное из единого чурбака лицо тренера не выражало никаких чувств. Сложно было сказать, что он думает о Гурии на самом деле и рад ли он такому прибавлению в команде.

Лишь значительно позже, когда к нему подошел Тарарах и негромко спросил: «Ну как?» – Соловей неохотно пробурчал:

– Главное, чтоб парень не загордился и Гоярын к нему привык. А то еще проглотит ненароком. Ну не любит Гоярын метельщиков, что тут поделаешь?

Тарарах кивнул. Ему тоже неплохо были известны привычки тибидохского дракона.

– Да, Гурий хорош, что и говорить… Да только знаю я кой-кого, кто играет получше Пуппера. И ты, разбойничья твоя душа, могу поспорить, знаешь! – грубовато, на правах старого друга, пробасил он.

Длинный шрам на вытекшем глазу Соловья дрогнул. Он ничего не ответил и заметно помрачнел, как если бы одно упоминание об этом причиняло ему боль. Но Тарарах все же заметил, что старик-тренер невольно повернул голову и бросил взгляд на ту скамью, где среди зрителей сидела Таня…

Тренировка в тот день завершилась на час позже, чем обычно. Так велико было воодушевление, вызванное яркой игрой нового члена сборной. Даже Семь-Пень-Дыр и Жора Жикин, обычно ревниво относившиеся к чужим успехам, признали мастерство Пуппера. Правда, Семь-Пень-Дыру для этого пришлось трижды пропахать носом песок на драконбольном поле. Это была расплата за попытки неудачного тарана.

А вот жикинский нос уцелел. У Жоры хватило ума не разгонять швабру с пропеллером и не состязаться с Пуппером в скорости.

Возвращаясь вечером к себе, у дверей своей комнаты Таня наткнулась на Ваньку Валялкина. Она шагнула было к нему, решив, что Ванька пришел просить прощения за свое дурацкое поведение, но Валялкин, искоса взглянув на нее, поспешно скользнул за угол. Пожав плечами, Таня повернула ручку двери и замерла на пороге. Футляр с контрабасом был выдвинут из-под кровати. Подозревая самое худшее, она кинулась к нему и отщелкнула застежку.

Слава Древниру, контрабас оказался цел, но лежавшее сверху хвостовое перо жар-птица, подаренное ей Ванькой за то, что она кормила птица, пока Ванька был болен, исчезло. Таня догадалась, что Валялкин забрал свой подарок. Причем не просто забрал, а унес его тайком и без спросу, что было гораздо хуже.