Чудесный переплет. Часть 2 - Оксана Малиновская

«И всё же я шваркну тебя когда–нибудь по дурной голове чем–нибудь тяжёлым, чтобы отбить половину мозга, отвечающую за подобные глупые мысли! — раздражённо отозвался внутренний голос. — Опять ты себя на ровном месте накручиваешь!?»

«Всё, молчу, молчу. Ты прав».

— Скажи, а почему мы приехали именно сюда? Ты же царь, зачем тебе лишние сплетни и пересуды за спиной? — потягивая шейк, спросила я, отвлекая Телара от очередной гуаявы. — Мог бы вызвать лекаря на базу или в какое–нибудь уединённое место, не привлекая к себе внимания. Прокол с твоей стороны, Ваше Величество.

Я окинула мужчину подчёркнутым взглядом превосходства и, стащив с его тарелки самый большой кусок фрукта, отправила его себе в рот.

— А чего мне бояться? — жуя, спокойно ответил Телар, не глядя на меня, сосредоточившись на кусочках гуаявы на тарелке. — Я люблю тебя, ты — меня, отныне мы будем вместе, следовательно, пусть привыкают.

Меня словно кирпичом по голове шарахнуло: Телар произнёс эти священные слова таким обыденным тоном, как если бы он являлся счастливым обладателем единственного в мире кобеля, выжившего после ядерной войны, а я — суки и сомнений в том, что отныне они должны жить вместе и старательно воспроизводить собачий род, не было.

От его слов я непроизвольно глубоко вдохнула, и пришпоренный воздухом кусок не разжеванного фрукта заткнул моё горло, словно точно подогнанная пробка — горлышко бутылки. Почувствовав, что не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть и смертельно испугавшись, я вскочила, вылупив глаза, и сжала горло обеими руками, как если бы пыталась выдавить злосчастный кусок наружу. Не на шутку перепуганный Телар подскочил ко мне, едва не опрокинув стол и, обхватив меня сзади, изо всех сил нажал руками на живот. В тот же миг, собрав остатки мужества, катастрофически исчезающего под воздействием паники, я сделала резкий выдох и под напором наших с Теларом совместных усилий кусок гуаявы выскочил. Поддерживаемая Теларом, я медленно опустилась обратно в кресло, не в силах успокоить трясущиеся руки и ноги — настолько силён был стресс.

— Господи, как тебя угораздило? — испуганным голосом прошептал присевший рядом Телар, которого трясло не меньше, чем меня.

Он принялся бестолково поглаживать меня по плечу.

Замахав беспорядочно руками и тряхнув головой, я остановила его, дав понять, что не намерена сейчас ничего обсуждать и вообще хочу, чтобы меня на время оставили в покое. Телар послушно повиновался и без особого энтузиазма вновь сосредоточился на своей гуаяве.

Опомнившись от стресса, связанного со злополучным куском одного из самых любимых фруктов, я вновь попала под стресс, но уже от фразы, произнесённой мужчиной и спровоцировавшей инцидент, едва не лишивший меня жизни. Две вещи в словах Телара сразили меня наповал. Во–первых, всего несколько минут назад я пришла к заключению о неготовности услышать признание в любви и тут — на тебе, признание, как гром среди ясного неба. Во–вторых, я же женщина! Да, в чем–то сильная и мужественная, но женщина же! А какая женщина жаждет услышать признание в любви, произнесённое таким само собой разумеющимся, обыденным тоном!? Какое же это признание!? Хрень какая–то, а не признание! И эту хрень я должна запомнить на всю жизнь и в старости поделиться хреновыми воспоминаниями с потомками!?

Ехидная память на пару с воображением тотчас прокрутили в голове отрывок из кинофильма «Обыкновенное чудо»: «Мне ухаживать некогда. Вы привлекательны, я — чертовски привлекателен. Чего зря время терять? В полночь жду». Так куда там герой приглашал героиню? На сеновал? М-да… После такого признания Телару впору забить мне ночью стрелку на пляже, на топчане, или на травке под гибискусом.

Телар говорил так, как будто давным–давно и неоднократно излил мне свои чувства и теперь лишь повторял то, что было и так известно, причём всему свету. Но больше всего бесило даже не это, а беспечная уверенность, с которой он утверждал, будто я люблю его! В этом я даже сама себе до сих пор не признавалась, поскольку не была уверена!

«Закрой рот и не вздумай спорить, послушай умного человека… что–то здесь не так», — предупредительно зазвучал в голове знакомый поучающий голос в тот самый момент, когда я уже была готова взорваться.

На этот раз я не стала с ним спорить, а неимоверным усилием воли взяла себя в руки, на ходу меняя тактику.

— Прости, не поняла, что ты там сказал? — спокойно спросила я, втайне на что–то надеясь… м-да… и от себя в тайне тоже.

— Что? — на автомате отозвался Телар, не переставая жевать, но отводя взгляд от тарелки и фокусируясь на мне.

— Что ты сказал, когда я подавилась? — терпеливо переспросила я.

— А! Спросил, как тебя угораздило, — наконец, сориентировался он и положил в рот очередной кусок гуаявы.

Вот ёлки зелёные, сама виновата: каков вопрос, таков и ответ.

— Да не про это, — отмахнулась я, начиная нервничать. — До того как подавилась. Про любовь что–то… Да прекрати жевать, в конце концов! Пожалуйста.

Еще чуть–чуть — и я надену блюдо с фруктами ему на голову.

Телар на мгновение опешил, но жевать прекратил и поспешно проглотил еду. Он наморщил лоб, пытаясь сообразить, о чём это я, и через несколько секунд раздумий обрадовано выпалил:

— А, вот ты про что! Я сказал, что плевать хотел на сплетни, поскольку мы с тобой любим друг друга и всё равно поженимся, — сказал и снова принялся за гуаяву.

У меня перехватило дыхание, а перед глазами почему–то пронеслось стадо диких колобков, пискливо верещащих рэповую песенку и размахивающих косынками… Класс, просто класс, час от часу не легче: теперь — ещё и «поженимся». А это, как мне представляется, предложение руки и сердца?! Так на что я там втайне надеялась? И как быть? Надеть ему всё же фруктовую тарелку на голову — и вполне заслуженно — или, может, радостно запрыгать, захлопать в ладоши и по–блондински зачирикать: «О–о–ой, Тела–а–арчик, любовь моя до гро–о–оба! Я настолько счастлива, что у меня вот–вот грудь из лифчика от восторга выпрыгнет! Оказывается, у нас любовь и всё такое, и теперь мы поженимся — даром, что ли, приданое с пелёнок припасала? — и я нацеплю себе на голову дорогущую корону и пропишусь на твоём поганом троне!» Так, что ли!?

Разве так делают предложение руки и сердца!? Неужели я не заслуживаю нормального, человеческого признания в любви? Неужели я не заслужила того, чтобы он по крайней мере оторвался от своей поганой гуаявы и в торжественной обстановке предложил стать его женой? М-да… ещё чуть–чуть и, запихнув в рот очередной кусок, он небрежно пододвинет мне под нос вымазанным в соке ножом коробочку с обручальным кольцом…

С превеликим неудовольствием отрывая взгляд от такой манящей тарелки с фруктами и на всякий случай вцепляясь в спинку кресла, чтобы занять так и чешущиеся руки, я шумно сглотнула и, чувствуя, как начинаю краснеть и ощущать неловкость, осторожно спросила:

— Э–э–э… прости, пожалуйста, не поняла: это ты мне так в любви оригинально признаёшься?

— Зачем? — тоном, предполагающим, будто я несу полную околесицу, в свою очередь, спросил Телар.

— Что… зачем? — опешила я, почувствовав себя в костюме плэйбоевского зайчика на свадьбе у засидевшейся в девках пуританки.

— Зачем в любви признаваться? Я же ни в чём не провинился. А ты и так знаешь, что я тебя люблю, — недоумённо пожал плечами Телар и уставился на меня.

В свою очередь, я изумлённо уставилась на него, пытаясь уловить, разыгрывает ли он меня таким идиотским образом или его за компанию со мной тоже ядовитая змея тяпнула, только та, от яда которой помутнение рассудка наступает, надеюсь, временное? Мне вдруг страшно захотелось схватить в руки не фруктовую тарелку, а что–нибудь о–о–очень тяжёлое и изо всех сил шваркнуть его по башке: что он вообще себе позволяет!?

Начнём с того, что Телар сам заговорил о любви, и я его не подначивала, и не провоцировала. Он не просто испортил такой важный в отношениях момент — момент признания в любви, он вообще не счёл нужным этого делать, хотя и не отрицает своих чувств ко мне. В результате выходит следующее: я, как последняя блондинистая дура, требую от него признания в любви, а он не просто не хочет этого делать, а искренне недоумевает, как эта идиотская мысль вообще могла прийти мне в голову! Я чувствую себя оплёванной с головы до ног мохнатым, вонючим верблюдом.

— Алён, правда не понимаю… Я тебя люблю, ты меня тоже, чего ещё ты от меня хо… — растерянно заговорил Телар и внезапно застыл с открытым ртом, так и не закончив фразы, увидев, как моё лицо начинает со скоростью света наливаться кровью, ладони сжимаются в кулаки, а глаза исчезают под потоками слёз.