Слишком дружелюбный незнакомец - Валентен Мюссо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ты бредишь, приятель! Мысленно ты садишься на самолет, а на самом деле торчишь в этом погребе!
Вывод напрашивался сам собой.
Никто не забеспокоится по поводу его исчезновения по той простой причине, что он и не исчезал.
По крайней мере, не в том смысле, в каком ему хотелось бы.
Брайан снова подумал о матери и о еще одном ее излюбленном выражении: «Главное, не влипай больше во всякие истории!»
Судя по всему, у нее был своего рода пророческий дар. Каждый раз, когда она произносила эти слова, он вмешивался в какую-нибудь потасовку или получал дисциплинарное взыскание за то, что курил в туалете колледжа.
Сидя на матрасе и уставившись в пустоту, он сказал себе, что на этот раз он точно влип в очень дерьмовую историю.
4
— Перестаньте ребячиться. Вы должны покушать, вам надо набраться сил.
Скорее сдохнуть…
В то же время он был в состоянии проглотить что угодно, лишь бы заткнуть огромную дыру, пожирающую его желудок, и в конце концов едва не подавился своими слюнями.
Он спросил себя, сколько времени ничего не ел. Наверно, сорок восемь часов…
Стоящий прямо на полу с другой стороны решетки пластиковый контейнер был доверху наполнен тушеным мясом с овощами. Вероятно, остатки блюда, которое эта ненормальная подавала вчера на ужин.
Он не стал пить пиво, которое она ему принесла. Это доставило бы ей слишком большое удовольствие… В любом случае ему этого не хотелось.
Никакой стеклянной посуды… Только пластиковый стаканчик. Чего она боится? Что он попытается сделать с собой что-нибудь нехорошее?
Успокойся, у меня нет никакого желания покидать этот старый мир…
Или сделать что-нибудь нехорошее с ней?
А ведь на это я вполне способен…
Брайан продолжал неподвижно сидеть на матрасе.
— Я не буду есть, пока вы не откроете мне эту чертову дверь!
Даже не глядя на свою тюремщицу, он легко мог представить себе ее неодобрительный вид.
— Мне не нравится, когда вы так грубо разговариваете! Раньше вы такого себе не позволяли.
Раньше я не был заперт в погребе!
Он быстро понял, что оскорблять ее тоже без толку. Единственное, что, ему удалось, — это немного спустить пар. Брайан попробовал было, когда она пришла в следующий раз, но та будто оглохла. Чем бы дитя ни тешилось…
— Кушайте, Людовик. Знаю: вам нравится все, что я для вас приготовила. Помните, что вы мне тогда сказали: «моя мать любит готовить, но у нее никогда не получалось так хорошо, как у вас».
Нет, он об этом уже не помнил.
Когда его угораздило сказать эту глупость? Неделю назад? Месяц? Два месяца? В любом случае его мать почти никогда не готовила. У них чаще всего были макароны и самые дешевые замороженные блюда. Или что-нибудь жирное и сладкое, из-за чего отец поправился на двадцать килограмм. В их семье Брайан был единственным, кто оставался худым, как гвоздь.
Что она делала, чтобы вспомнить фразы вроде этой? Или записывала в тетрадочку все, что он говорил?
Брайан проглотил слюну, заливавшую ему горло. Как будто едкая жидкость, которая поднимается у него из желудка, будто грязная вода из засорившейся канализации.
— Почему вы так со мной поступаете? Я не сделал вам ничего плохого…
На этот раз голос его был спокойным и ровным, без всякой злобы. Он не мог понять, каким образом ситуация могла настолько выйти из-под контроля. Как все могло так резко измениться, причем незаметно для него самого.
— О нет, Людовик, сделали. Скорее всего, сами того не желая…
Но у него не было никакого желания возобновлять поток безумных упреков. Надо попробовать новый метод.
— Клянусь вам, мадам Вассер: если вы сейчас позволите мне уйти, я никому ничего не скажу. Я уеду, и вы никогда больше не услышите обо мне. Я не пойду в полицию и не сделаю ничего в таком роде. У меня нет никакого желания причинять вам неприятности. Вы столько сделали для меня, и ничто не сможет заставить меня это забыть. Но давайте покончим с этим… Вы совершили ошибку, такое может случиться с каждым человеком…
Примерно секунду Брайан был очень горд своей речью. У него было впечатление, что он попал в цель, и ожидал только хорошего результата. Но лицо собеседницы выражало скорее досаду.
— Вы сказали, что я никогда больше о вас не услышу. Но вы здесь именно потому, что я не хочу, чтобы вы уезжали…
Он оказался полным дураком. И его стратегия тоже была донельзя глупой.
Может быть, надо ее напугать… Поменяться ролями. Попытаться заставить ее осознать если не безумие своего поступка, то хотя бы его последствия.
— Моя семья… она будет волноваться, если не получит от меня известий. Моим родственникам известно, что я здесь. Вы не можете меня здесь держать, иначе в один прекрасный день сюда нагрянет полиция.
Его голос был чересчур угрожающим, и Брайан сразу же пожалел об этом. Он хотел напугать ее, но не выглядеть при этом шантажистом.
— Вы лжете, Людовик, и делаете это очень неумело. Вы же сами мне сказали, что давно не поддерживаете отношений с семьей.
Он что, действительно ей это сказал? Или она просто-напросто блефует? Единственное, что Брайан смутно помнил, — в самый первый день он и в самом деле говорил о родителях.
Лучше бы ты помалкивал! «Как можно меньше рассказывать о себе» — разве это не твой девиз?
— Я просмотрела ваш мобильник. Вы никому
