Женщина в янтаре - Агате Несауле

Мы молчали. Через мгновение миссис Чигане нам улыбнулась.

— Не беспокойтесь, научитесь. Это совсем не трудно. Ведь тут все научились говорить, не так ли?

В гостинице она продолжает делиться с нами своим трудно доставшимся ей опытом. Между удобными креслами и диваном стоит телевизор. Самый первый в Индианаполисе; даже у пастора Маккормика нету такого. Если бы он работал, мы увидели бы настоящие чудеса, говорит миссис Чигане.

В ресторане она указывает нам на сложенные в кучку разноцветные коробочки. Хлопья на завтрак. Чай в пакетиках. Желе с нарезанными фруктами в нем. Бутылки с кока-колой. Она знает, что достойно внимания.

Посередине большой комнаты стоит стол, заставленный тарелками с курой, ветчиной, крутыми яйцами, белым хлебом, яблочным вареньем, маслом, мармеладом.

— Можете есть, что хотите, и брать дополнительные порции столько раз, сколько захотите, есть до отвала. Идите, накладывайте сами! Тарелки вон там, на металлической полке.

Посреди стола выдолбленная дыня. Внутри нарезанные дольками яблоки, кусочки дыни, апельсины, виноград, клубника. Рядом горкой составлены маленькие тарелочки.

— Дыня, — говорит мама.

— Дыня, — говорит миссис Чигане. — Мы возьмем ее потом, когда всего наедимся. Хватит всем.

Но когда мы возвращаемся, фруктов уже нет, в лодке из дыни пусто, только на дне немного сока.

— Не волнуйтесь, не волнуйтесь, take it easy, — говорит миссис Чигане, — это вы тоже должны научиться говорить, не волнуйтесь, take it easy.

Она окидывает взглядом комнату. Пожилая пара за столом возле окна молча ест курицу и картофельное пюре. Перед ними на очереди фрукты в стеклянных вазочках.

Миссис Чигане подходит к ним, берет вазочки с фруктами со стола ошарашенной пары, возвращается и с шумом ставит рядом со своей тарелкой. Мама смотрит на нее осуждающе.

— Я полагаю, этого не следовало бы…

Миссис Чигане ее прерывает:

— В Америке можно делать все, что хочешь. Надо только сказать excuse me. Так, девочки, этому вам тоже следует научиться. Скажите excuse me. Извините!

Мы стараемся во всем ее слушаться.

На всех радиостанциях Индианаполиса Нэт Кинг Кол со своей «Моной Лизой». Кинг[2], какой еще король? Может быть, он англичанин; никто не говорит, что он черный.

Беата как пришитая сидит возле маленького радиоприемника в одной из спален в доме пастора Маккормика. Она учит слова песни и тихонько напевает.

Община пастора Маккормика в последнее время сильно поредела; церковь расположена в северном районе Индианаполиса, а белые из среднего класса переселились еще дальше на север, их место заняли черные, остались только белые бедняки, которых здесь называют «деревенщиной». Пастор сказал, что положил немало сил, чтобы привлечь сюда новых белых из лагерей Германии, хотя ему чинили препятствия. Когда мы с родителями заходим в церковь, дамы в шляпах, украшенных цветами, и в перчатках в тон им пересаживаются на пару рядов дальше.

Дом пастора Маккормика с четырьмя спальнями стоит на тихой, поросшей вязами улице, здесь живет много латышей. Спим мы в спальнях, коридорах, в подвале и на чердаке. Мы привыкли к такой тесноте — она кажется естественной, и все-таки мы разочарованы, потому что американские фильмы обещали раздолье и богатство.

Сегодня воскресенье, но все озабочены, так как пастор вручил миссис Чигане счет за еду и жилье. Она неизвестно почему решила, что пока не устроится на работу, все будет получать бесплатно. В лагерях рассказывали удивительные истории о том, как принимают в Америке. Одну семью привезли прямо в их собственную квартиру, в буфете было полно посуды, холодильник ломился от еды, шкафы — от одежды. Дамский комитет готов был обучать их английскому языку. Другой семье предоставили возможность выбирать в продуктовом магазине все что ни пожелают, потом их отвезли в другой магазин — выбрать одежду. Берите все, что вам необходимо, сказали в распределительном комитете, это Америка, здесь улицы вымощены золотом. Никто не слышал еще историй о бывших профессорах почтенного возраста, которые работали на хлопковых плантациях Миссисипи и которым угрожали тюрьмой и депортацией, если они попытаются оттуда сбежать. Миссис Эглите еще не сошла с ума, оттого что к ней не вызвали врача, чтобы принять затянувшиеся роды. «У нас с коровами нет никаких проблем, — сказал владелец плантации. — Я думал, эта порода покрепче».

Так что счет на тысячу долларов за три месяца проживания оказался для миссис Чигане чудовищным ударом. Приличный дом в Индианаполисе можно купить всего лишь за сумму, в двенадцать раз превышающую указанную в счете. Миссис Чигане плакала, говорила, что никогда в этой стране она не выкарабкается, а пастор был предельно вежлив. Он сказал, что можно расплачиваться в течение года. Миссис Чигане не знала, как и благодарить. Чувство благодарности испытываем мы все, только это нам и позволено. Но тревогу нашу не скроешь, потому что мы даже по-латышски переговариваемся шепотом, — о пугающем будущем, о том, во сколько нам обойдется каждый день и каждый час. Стыд свой мы прячем глубоко, даже от самих себя.

Пастор Маккормик с супругой направляются в свою спальню, это единственное место в доме, где они могут остаться наедине. Нелегко миссис Маккормик жить в доме, в котором полно чужих людей, ведь она не привыкла к такой тесноте. По утрам, когда она собирается на работу, мы стараемся держаться подальше от кухни. Прежде чем зайти в ванную, мы осторожно оглядываемся. В отсутствие миссис Маккормик женщины полируют мебель, моют кухню, полют грядки. Мы готовим ужин, пока она после работы играет на пианино или читает газеты. Это лишь малая толика из того, чем мы готовы расплатиться за то, что мешаем. Нам нравится эта работа; до чего же приятно делать настоящее дело в настоящем доме.

В тот день после обеда до нас донеслись громкие голоса из спальни.

— Я хочу, чтобы они исчезли, — кричит миссис Маккормик. — Чтобы убрались сию же минуту. Я их ненавижу.

Она хлопает дверью и бежит по тропинке, обсаженной цветущими ноготками, мама как раз наклонилась над ними, выпалывает сорняки; хозяйка садится в голубую машину с опускающимся верхом и хлопает дверцей. Когда смущенный пастор Маккормик выскакивает на порог, она высовывается из машины и кричит:

— Это мой дом, мой!

Она уезжает. Пастор садится в свою машину и мчится следом. Через час он звонит и говорит миссис Чигане, что они с миссис Маккормик пару дней будут отсутствовать. Благодать!

Хотя до вечера еще далеко, женщины и дети берутся на кухне за работу. Мы месим тесто, чтобы уже утром был тяжелый кисло-сладкий латышский хлеб, а не замоченные в молоке, похожие на кашу хлопья для завтрака. Мы обсуждаем, сколько денег осталось в коробке для печенья. Еще до того, как мы узнали, сколько будет стоить наше пребывание здесь, мы тратили деньги очень обдуманно.