Источник миров - Генри Каттнер

— Приемник чего? Передатчик чего? — Я чувствовал себя Алисой в Стране Чудес.

— Материи, конечно. Ведь это гораздо проще, чем передвигаться пешком. — Она снова нажала на кнопки, и панель со стеклом вернулась на место, скрыв от меня чудный пейзаж. — А теперь, — сказала она, — нам пора идти. Правда, я не знаю куда… Лорд Пайнтер…

— Знаю, старый дурак.

Топаз рассмеялась.

— Приказ Лорда уже должен был прийти, посмотрим, пленка уже на месте. — Она снова нажала на кнопку.

— Пойдем.

В голове у меня завертелось, и звук этого древнего, чудесного, ужасного Города растаял вдали.

11. Тридцатисекундная интерлюдия

Это было немного похоже на спуск в скоростном лифте. Сознания я не потерял, но физические ощущения от передачи были такими, что я полностью потерял ориентацию и теперь не могу воспроизвести в деталях все подробности передачи. Все, что я помню, это мгновенная вибрация стен комнаты, внезапное исчезновение силы тяжести и сильное головокружение, а затем, без какого-либо изменения в ощущениях пространства, стены комнаты успокоились. Но они уже не были бледно-серыми и эластичными. Теперь стены состояли из перекрывающихся металлических пластин, похожих на чешую, на которых то там, то тут виднелись следы ржавчины. Это комната была заметно меньшего размера, и я был в ней один.

— Топаз, — позвал я, осматриваясь, — Топаз! — А затем, не получив ответа. — Доктор Эссен, где вы?

Тишина. На этот раз мне было труднее прийти в себя. Видимо, такие вещи, как изумление, тоже накапливаются, я не знаю почему. Второй раз я совершил прыжок в неизвестное, и, по-видимому, снова меня перебросило не туда, куда надо.

Я тупо смотрел на стены и пытался перебороть панический страх. Похоже, что на этот раз я переместился по временной оси и очутился в той же комнате в Городе-Музее, но уже во времени, когда этот мир умер.

Я остался один на один с собой, в совершенно незнакомом мире, запертый в этот ржавый железный гроб.

Положение мое было не из приятных и оптимизма не добавляло.

Мне требовалось что-то, чтобы разрушить мои ужасные предположения. Очевидно, первое, что мне нужно сделать, — это выйти отсюда. Снова что-то случилось с силой тяжести, я как будто потяжелел, колени мои буквально подгибались, будучи не в силах держать удвоенный вес. Я собрал все свои силы и с трудом двинулся к стене, отчаянно сопротивляясь силе, которая придавливала меня к полу.

Я нажал на стену, послышался скрежет ржавых петель, и дверь отворилась.

Все, что происходило, происходило слишком быстро, но осознал я это позже. В следующие тридцать секунд произошло главное событие в этом мире — во всяком случае, из тех, что касались меня лично. Через открытую дверь проникал воздух, слышалось жужжание, гудение и слабое постукивание. Я мог предположить все что угодно.

Я стоял на пороге огромной комнаты. По ней во всех направлениях тянулись громадные железные заржавленные балки. Они были такие громадные, что при взгляде на них сразу приходили воспоминания об архитектуре Египта. Эти балки тянулись вдоль комнаты во всех направлениям и, вероятно, предназначались для передвижения по ним. Я обратил внимание на то, что почти все они заржавели, и только те, по которым мог бы пройти человек, были отполированы до блеска.

Через большие окна в стене комнаты я мог видеть город, но Топаз сказала, что у них нет городов, кроме музея. Может, так оно и есть, может, я опять вернулся по временной оси и теперь смотрю на город, который подобен музею, но который живет, хотя и очень стар. Громада города, может быть даже некрополь, в том смысле, в котором употребил этот термин Де Калб. Везде были запустение, грязь, ржавчина и позаброшенные дома. Небо было черным, хотя это был день. В туманных небесах виднелось очень тусклое и слабое двойное солнце.

На улицах я видел людей, при виде которых вновь обрел самообладание. Ненадолго, потому что вскоре я заметил нечто странное и страх подступил опять. Эти люди двигались как привидения. Я с изумлением смотрел на них, пока не понял, в чем дело. Я ожидал увидеть в городе будущего либо машины, перевозящие людей, либо подвижные тротуары. Здесь же я увидел на улицах установленные через равные промежутки какие-то диски. Человек становился на диск и исчезал для того, чтобы через мгновение оказаться на другом и спешить на третий диск.

Передача материи используется для передвижения людей. Быстрым взглядом я окинул город и увидел много любопытного, но не стану описывать это. Самое главное, что я осознал после тридцатисекундного пребывания здесь, — это существование самого Города. Еще два важных момента. Первый — это возросшая активность в громадной комнате, а второй — то, что происходило совсем рядом со мной.

В дальнем конце комнаты что-то зашевелилось. Я не мог рассмотреть, что там было, из-за большого расстояния. Люди в темных одеждах столпились вокруг чего-то. Я разглядел большой стол, вроде операционного, и лежащего на нем человека или труп. Над столом висела сеть — паутина из какого-то тонкого светящегося вещества, а может быть, и света. Мне пришло в голову, что это модель нашей нервной системы. Нижние концы блестящих нитей соединялись с телом на столе, наверху же они исчезали в лабиринте балок, и не было видно, чем они кончаются. Некоторые нити были цветными, некоторые просто блестящими. Яркий цветной свет непрерывно перемещался по нитям, ярко вспыхивая на пересечениях. Но все это было не так важно для меня, как то, что стояло рядом со мной, ожидая меня.

Это самая трудная часть моего рассказа. Мне хочется ее изложить наиболее четко.

На меня смотрел высокий человек. Он стоял здесь, когда открылась дверь, и, видимо, ждал меня. Он был одет так же, как и остальные — в темную обтягивающую одежду. На лице его не было никаких эмоций, как на лицах греческих статуй или Будды. Это был Ира Де Калб.

Все в голове у меня закружилось, и я уже ничего не понимал. Этого не могло быть! Этот Де Калб не мог быть Де Калбом, как Топаз не могла быть доктором Эссен, но в таком случае не было никаких отличий в физическом смысле этого Де Калба от того. Это был тот самый Де Калб, которого я видел спящим в пещере, с которым отправился в путешествие по Оси Времени. Ни моложе, ни старше, в нем ничего не изменилось, за исключением одной мелочи. У того Де Калба, которого я знал, были глаза, подернутые пленкой, как у птицы. Они были серыми с легкой голубизной. Этот же Де Калб смотревший на меня с безразличной холодностью, как будто видел меня впервые в жизни, имел странные глаза.