Вверх за тишиной (сборник рассказов) - Георгий Балл

— Галя! — крикнул я. Голубое облачко в белесом небе почти не видно. Я вышел на крыльцо. Разгорался день.

Мимо с чугуном скорой походкой прошла к свинарнику Мария Васильевна, теща Миши. Она улыбнулась мне.

Впереди, среди разросшейся бузины, как и раньше, стояла банька, правда, крыша провалилась, торчали черные балки.

А внизу под угором текла речка Яхронга.

Я пошел вниз, всполоснуть лицо. Вода охладила меня.

Я поднял голову. На угоре стояли все они: Григорий Куприяныч, Мария Васильевна, мои родители, Толик, Алла и еще множество знакомых и незнакомых людей. Они молча смотрели на меня.

Я услышал неторопливый голос старца Григория Куприяныча:

— Прощай и прости нас.

— Значит, я…?

— Да, тебе дано еще время подготовиться к смерти. Не профукай.

Слово корябнуло меня. Но ответить уже не мог. На угоре никого не было.

Парило. А в белесом небе я увидел белую точку. Я не сомневался. Душа Гали покидала меня. Встречусь ли я с ней когда-либо?

Посмотрел на речку. Я увидел, как, подгоняемая течением, плыла моя долбленка. На дне ее плескалась вода. Покачивались шест-весло и черпачок.

Я полез в воду. Поскользнулся. Упал. Правую руку обожгло. Я вытащил разбитую поллитровку. Боли не чувствовал, но кровь по руке текла сильно. Я перевалился в лодку. Она почти затонула, а выдержала. Иван Руфыч, подумал я, лодка твоя хороша.

Из дырки, где был сучок, заплескивалась вода. Я взял черпачок, стал вычерпывать воду. Вода окрасилась алой кровью.

Стал зализывать рану. Потом взял весло. Кровь не переставала течь. Я сел на досточку и начал грести.

Мелькнуло в голове: «За что же мне такое?» Да тут же по-местному, по-озерецки отогнал эту мысль. Хозяин знает, кого в фатеру пускать.

Я был покоен. И уже не трудил голову, за что мне это. Только бы не профукать, улыбнулся я словам старца Григория.

Я не знал, где Яхронга впадает в ту реку, что протекает рядом с Селением. Где-то была излучина, за мостом. Мне хотелось напоследок еще раз увидеть мужиков из Селения. Не знаю, зачем, но очень хотелось. И чтоб слепой обязательно был. Он придет, я не сомневался.

Вокруг меня сгущались годы. Я смотрел вдаль и видел отдельно каждую травку: на склоне холма среди камней — черноголовник, вдоль берега, на отмели, — горец, на лугу — чистяк. И я удивился: ведь был близоруким. Откуда? Значит, так надо. Или как Мишка говорит: «Все путем».

И вспомнил, что на высоком бугре стоят и церкви, и погосты. Ближе к небу. Особенно погост вспомнил, среди сосен, и там, рядом с крестами, трава, земляника от солнца переспелая, почти черная.

Я махал веслом. Кровь на руке засохла. Привычно работал. Мелькнуло в голове: «Как же потом, против течения, по той реке, где Селение?» А, ладно. Где шестом буду пихаться, где волоком потащу.

С лодкой я не хотел расставаться.

Я вывел лодку на середину реки. Семя времени уничтожилось в моей душе. И я услышал, как поднимается слабый росток новой жизни.

Пошел лес. Но не черный, живой. С подлеском бузины, малины.

Тень от высокого берега. Облака в воде.

Ветер я чувствовал лицом, запотевшим от работы телом. Далеко, в темноте леса, услышал крик дятла. Он забарабанил по дереву. Я слышал дробь не ствола — вибрирующей ветки. Когда, в эту минуту или в немеренной веками будущей моей жизни?

Прикрыл глаза. И сквозь ресницы: излучина, упавшая в воду сосна, вода шевелит ветки.

Бурунчики кружились вокруг весла.

Лодка, подгоняемая течением, неслышно скользила посередине реки.

1967

Примечания

1

Здесь и далее замечания в скобках сделаны мной. (Г. Б.)

2

sfumato (ит.) — мягкий, рассеянный.