Карусель памяти - Диана Чемберлен

Джон посмотрел на нее, почти не узнавая, а потом расплылся в улыбке.

– Что, черт побери, ты тут делаешь?

– Я соскучилась, – сказала она, наклоняясь, чтобы поцеловать его, и почувствовала, как плотно облегала юбка ее бедра, почувствовала обращенные на нее взгляды. Она распрямилась, протягивая руку. – Ключ от номера?

Все еще улыбаясь, Джон вытащил пластиковую карточку из кармана и вложил ей в ладонь.

– Я скоро приду, – сказал он, и она знала, что среди взглядов, наблюдающих за ней, когда она выходила из зала, был взгляд ее удивленного и довольного собой мужа.

– Как все это понимать, Харти? – спросил он, въезжая в номер полчаса спустя. Она уже приняла ванну и теперь сидела на королевских размеров постели, на ней была надета одна из его рубашек, застегнутая только наполовину.

– Ты – самый потрясающий мужчина в мире, и я боялась, что ты можешь об этом забыть, если я не приеду сюда, чтобы напомнить тебе.

Он переместился на кровать, быстрым движением рук подкатив коляску, и приблизился к ней.

– Ну, ты можешь держать пари, что каждый мужчина в зале имеет собственные фантазии насчет того, что происходит сейчас в этом номере, – сказал он.

Она поцеловала его и почувствовала нежность, смешанную с неожиданным, совершенно непривычным позывом заплакать. Она приподнялась на постели так, чтобы оседлать его, прижимая свои бедра к его.

– Ну, они могут воображать все, что хотят, но они никогда не смогут представить, как непотребно приятно это будет, Матиас.

Он вытянул руку и прижал ее голову к своей, ненасытно целуя ее, но она поймала его руки и прижала их к подушке, когда начала неспешное, дотошное, методичное путешествие по его глазам, ушам, щекам и рту, осыпая их поцелуями.

Она знала его тело почти так же хорошо, как свое. Она знала, где он может ощущать ее прикосновение, где поласкать его пальцами, где он предпочитает ее губы, ее язык. Но через несколько минут она обнаружила, что целует его, прикасается к нему в тех местах, где он не может ничего чувствовать, как будто ей сегодня ночью было мало его. И она не осмелилась остановиться, не осмелилась сбавить темп, потому что у нее так близки были слезы, и она боялась, что, если она перестанет ласкать его хоть на мгновение, они польются у нее из глаз ручьем.

17

Джереми, Пенсильвания,

1960 год

Сельский дом спал в дождливой темноте пенсильванской деревни, и дождь отбивал четкий ритм по крыше над большой спальней верхнего этажа. Такер прятался под кроватью Клэр, а Ванесса лежала рядом с сестрой, уже успокоившаяся. Когда началась гроза, Клэр позволила Ванессе забраться к ней в постель. Они с Ванессой мало чего боялись. Брали пауков голыми руками и забирались на дуб так высоко, что не было видно земли. Но Ванесса объявила, что страшится молнии. Многие шестилетки боятся молнии. И она не хотела отличаться от других.

Ванесса любила спать вместе с Клэр. Это был небольшой ритуал, через который они проходили, если ночью начиналась гроза. Ванесса обычно начинала хныкать под одеялом, пока Клэр не приглашала ее в свою постель, что она всегда делала, несмотря на то, что с Ванессой становилось так жарко ночью, что Клэр скатывала одеяло к ногам. Маленькое с золотистым загаром тельце горело, как печка, и, когда она поворачивалась, ее кожа прилипала к Клэр, как железо к магниту.

Гроза, похоже, прекратилась, и Клэр уже почти задремала, когда неожиданно за окном послышался раскат грома. Ванесса проснулась как от толчка. Она захныкала и натянула простыню на свою светловолосую голову, когда молния ворвалась в комнату, осветив мебель и перемешав всех животных с картин на стене. Потом все опять стало тихо, так тихо, что было невозможно не слышать звуки голосов, доносившихся с нижнего этажа. Даже звук дождя прекратился. Это была ночь с пятницы на субботу, и Лен приехал на ферму в обед. Комната, которую он делил с Мелли, находилась как раз под комнатой Ванессы и Клэр. Обычно девочки не могли слышать, как разговаривают их родители. В эту ночь, однако, их голоса звучали громко.

– Ты с детьми поедешь со мной назад в Вирджинию в понедельник утром, – гремел голос Лена.

Ванесса стащила простыню с головы и встретилась взглядом с Клэр. Они обе затаили дыхание, ожидая ответа своей матери.

Ответ Мелли прозвучал недостаточно громко, чтобы девочки могли разобрать ее слова. Но неважно, что она сказала, потому что это привело в ярость Лена.

– Ты – продажная шлюха! – заорал он.

– Не так громко! – сказала Мелли. – Ты перебудишь весь дом.

– Ты думаешь, меня это волнует. Пусть твои родители узнают, какую потаскуху они вырастили.

– Лен, послушай меня. Ты делаешь смехотворные выводы.

Голос Лена превратился в рык, и стало невозможно понять, что он говорит. Девочки услышали неожиданное мычание, исходящее от него, а потом легкий вскрик Мелли и звук, как будто что-то из мебели упало на пол. Ванесса тяжело вздохнула и схватила Клэр за руку своей маленькой влажной ладошкой.

– Ш-ш-ш, – сказала Клэр. Но теперь голоса были спокойными и тихими, слишком тихими, чтобы их расслышать. Она и Ванесса переглянулись, и в глазах у них появился такой страх, который не могли вызвать никакие пауки, никакой гром и молния и ничего больше в мире.

– Мы что, взаправду возвращаемся в Вирджинию? – спросила Ванесса.

– Ш-ш-ш. – Клэр ударила ее резко локтем. Ванесса не смогла говорить шепотом. – Конечно, нет. Сейчас лето. А мы всегда остаемся здесь, пока лето не кончится.

В доме опять все стихло. Из спальни на нижнем этаже больше не доносилось ужасных слов. Легкий поток холодного воздуха проник через раскрытое настежь окно, неся с собой чистый, умытый дождем запах фермы. Неожиданно Ванесса сжала руку Клэр.

– Клэр? – позвала она.

– Что?

– Что такое продажная шлюха? Клэр на минуту задумалась.

– Я не знаю, – сказала она, она и вправду не знала. Хотя была достаточно большой, чтобы понимать, что это – что-то очень нехорошее.

Утром солнце полилось в окно, и стены комнаты стали похожи на лимонный сладкий крем. Белые тюлевые занавески легонько волновались на окнах, и аромат кофе плыл с легким ветерком. Клэр и Ванесса одевались неспешно, торжественно, и ни одна из них не упомянула о прошедшей ночи, но воспоминания об этих нескольких минутах раздора между родителями висели у них на сердце тяжелым камнем.

– Я не хочу есть, – сказала Клэр. – Давай пропустим завтрак с Мелли и папой и просто пойдем навестить дедушку?

Ванесса колебалась только минуту, прежде чем кивнуть в знак согласия. Это была ужасная ночь, такая ночь, какую можно забыть только в безопасности мастерской Винцента Сипаро.