Стражники Иерусалима - Франциска Вульф

По рядам прокатилась волна недоумения, собравшиеся испуганно переглянулись.

– Но не отчаивайтесь, братья и сестры, ибо этот путь тоже уготован нам. Он часть того креста, который мы должны взвалить на свои плечи, дабы следовать слову Господа и приготовить путь Ему. Ибо Он сам сказал: «Не мир пришел Я принести, но меч». Нам предстоит последовать примеру святых мучеников, вынести предательство, заточение в темнице, пытки, может быть, даже смерть, чтобы служить нашему Господу. Ибо Царство Божие уже близко. Имена осквернителей веры будут стерты со скрижалей. И каждый, кто страдает за Него, будет сидеть по правую руку Его, когда Он придет!

– Аминь!

– Братья и сестры! – Отец Джакомо сделал шаг вперед, подошел к краю плато и распростер руки. Он вглядывался в лица присутствующих, словно желая обнять каждого. – Несите дальше нашу весть. Но будьте бдительны. Остерегайтесь янычар, всюду рыщущих по нашему следу. И держите свои сердца закрытыми от отравленных, смертоносных речей богохульников. И тогда послужите Господу, как Он того ожидает от нас. А теперь давайте вместе помолимся и примем святое причастие.

Все собравшиеся преклонили колена. У Элизабет по щекам струились слезы. Да, она хочет служить Господу, всем сердцем хочет. Она передаст дальше послание отца Джакомо. И она уже даже знает – кому именно...

V

Заговор в Иерусалиме

Эздемир, наместник султана Сулеймана II, прозванного Великолепным, восседал в своем кресле и молча слушал доклад Ибрагима, «мастера суповой миски». Эздемир никогда не мог привыкнуть к обычаю янычар давать своим офицерам кухонные титулы. Ничего, кроме улыбки, такое странное звание у него не вызывало. Он всегда представлял себе, как Ибрагим, облачившись в фартук и поварской колпак, командовал своими янычарами и заботился о том, чтобы лук был порублен достаточно мелко, а зелень была действительно свежей. Но от сегодняшнего доклада Ибрагима смех так и застрял в горле наместника.

– Мои люди прочесали всю округу храма Гроба Господня, обыскали каждый дом, каждую квартиру, вплоть до самой убогой каморки, и ничего не нашли, – произнес мастер. – Никакого намека на этого проповедника Джакомо, ни малейшего следа его появления. Ничего.

Эздемир протер глаза. Он устал и измучился. Груз ответственности за этот город порой тяжко давил на него. Так же как когда-то, полторы тыщи лет назад, давил на плечи прокуратора Понтия Пилата. Настолько тяжко, что иногда он мечтал просто сбросить его и вернуться домой. Домой, в горы, туда, где была одна-единственная мечеть, где все мужчины и женщины знали суры Корана и никто ни с кем не спорил о достоверности их содержания. Но это желание было не так-то легко осуществить. Одному Сулейману Великолепному было дано решать, когда Эздемир может сложить с себя полномочия наместника Иерусалима и может ли вообще. Наместник вздохнул.

– Либо этот патер Джакомо чрезвычайно умный человек, которому ловко удается уходить от наших розысков, – продолжал Ибрагим, чье лицо при этом стало мрачнее тучи, – либо его последователи так боятся его, что готовы лучше навлечь на себя тяжелую кару, нежели предать его. Или же...

Эздемир вскинул глаза.

– Почему ты замолчал, друг мой?

– Прошу прощения, наместник, но я не имею права забывать, кто донес нам на этого таинственного проповедника.

Эздемир пожал плечами:

– Разве это играет какую-нибудь роль?

– Если копать неглубоко, то нет. Тогда он всего лишь простой человек, – хмуро произнес Ибрагим. – Голодный гончар, который после утомительного дня, проведенного на базаре, заглянул в харчевню и там случайно стал свидетелем того, как два приверженца проповедника пытаются настроить хозяина-христианина против его иудейских и мусульманских гостей. – Он щелкнул языком. – Но если знаешь, что гончара зовут Мелеахим, дело выглядит иначе.

– Мелеахим, говоришь? Так этот горшечник – еврей. Ну и что? – Эздемир недоуменно покачал головой. – Я тебя не понимаю, Ибрагим. Куда ты клонишь?

– В той истории, которую преподнес нам этот Мелеахим, кое-что не сходится. – Он поднял руку и начал считать: – Первое. Почему именно он – еврей – доложил об этом происшествии, хотя в харчевне якобы обедали и мусульмане, ни один из которых к нам не обратился? Второе. Он утверждал, что видел этого отца Джакомо с его спутником несколько месяцев назад по пути в Иерусалим. Разговор якобы шел о «последнем крестовом походе», который они замышляют. Если это так, почему он не явился к нам сразу? Почему только сейчас решил рассказать о тех паломниках? И третье. Почему, объясни мне, пожалуйста, еврей идет обедать в христианское заведение, когда через улицу еврейских шалманов что собак нерезаных? Насколько мне известно, у евреев требования к пище гораздо строже, чем запреты Корана. По словам этого Мелеахима, он обычно не ходит обедать в городские заведения и поэтому не слишком хорошо ориентируется в Иерусалиме. Туда он якобы забрел случайно и уже не отважился уйти. И все это, разумеется, происходит именно в тот день, когда парочка учеников Джакомо решает выступить с проповедью в харчевне этого христианина. – Он яростно затряс головой. – Я просто отказываюсь верить этому. Слишком много случайных совпадений.

– Вместо этого ты решил, что этот жалкий гончар замыслил заговор?

– Может быть, не он один. Но среди евреев есть тоже неблагонамеренные по отношению к нам. Они все еще утверждают, что Иерусалим принадлежит им. Считают нас чужаками, захватчиками и мечтают изгнать из города и нас, и христиан. Этот проповедник мог бы быть им полезен. Благодаря ему все наше внимание переключилось только на христиан. Мы их подозреваем, обыскиваем их дома, кого-то бросим в темницу, многие предпочтут бежать – но при этом... – Ибрагим помедлил. – При этом таинственный проповедник Джакомо окажется не более чем тенью, сказкой, выдуманной фигурой. А тем временем евреи могут безнаказанно замышлять новое восстание.

– Ну, по крайней мере эти двое приверженцев проповедника не были вымышленными персонажами. Хозяин вышвырнул их на улицу на глазах всех своих постояльцев.

Ибрагим презрительно фыркнул:

– Это мне известно. В конце концов я сам допрашивал его. Но почему-то среди посетителей харчевни не нашлось ни одного, кто мог бы подтвердить рассказ Мелеахима о двух возмутителях спокойствия. Кроме того, и это для меня самый весомый аргумент, жена хозяина – еврейка. Она даже дочь раввина, с которым мы не раз имели дело из-за его чересчур радикальных взглядов. Но, может, тебе не доложили об этом.

Эздемир вздохнул. Этот факт действительно был ему неизвестен. Конечно, это представляло историю гончара в ином свете. И все же ему не верилось, что старый горшечник солгал.