Люби меня - Елена Тодорова

Только вот Соня тотчас перехватывает мою руку. Жду, что, разразившись тирадой, сердито отпихнет. Но вместо этого она вдруг переплетает наши пальцы.

Что еще за муть?

Меня накрывает такой волной эмоций, будто я все же добрался до ее киски. Просто от того, как она сжимают мою ладонь, размазывает, словно жалкого сопляка. По всему телу жар несется. Слизистые пересыхают настолько, что я нормально функционировать не способен.

С трудом сглатываю и грубо вырываю руку.

Она наверняка обижается. Перестает тарахтеть и демонстративно отворачивается к окну. Я тоже молчу, давая понять, что на хрен не намерен подобному потакать.

На этот раз у подъезда не прощается и Соня.

Ну и отлично. Давно бесила ее эта привычка.

В целом, в тот вечер все крайне странно развивается. Я уезжаю на встречу с Тохой. Но уже по дороге в бар набиваю Богдановой сообщение.

Александр Георгиев: Так ты читаешь про секс?

Будто сам уже не понял, что в ее романах с чертовых поцелуев все только начинается.

С поцелуев все только начинается… Все начинается с поцелуев…

Сонечка Солнышко: Я читаю про любовь. А есть ли в книжке секс, меня не заботит.

Я не нахожу, что ей ответить. Не могу же я в самом деле запретить ей это читать.

Пока доезжаю до бара, Соня присылает очередной кусок текста. И меня вдруг такой ураган раздирает, что я выдаю совершенно незапланированную дичь.

Александр Георгиев: Подзаебала эта тема. Оставь меня хоть на вечер в покое.

Будто это она настаивала на общении! Клянусь, я сам, блядь, себя не понимаю. Не знаю, что с этим делать. Едва мне только кажется, будто я что-то там взял под контроль, накрывает снова.

Соня прочитывает мою эсэмэску. И больше ни слова не пишет. Даже долбоебучего «Пока».

К черту. К лучшему.

Только вот стартуя с бухлом, я еще не подозреваю, что по пьяной лавочке обостряются все желания, а пресловутая гордость где-то теряется.

Едва Тоха отходит, записываю Соньке тупейшую голосовуху.

Александр Георгиев: Можешь, блядь, хотя бы немного приглушить свою красоту? Я считаю, что быть настолько охуенной – на хрен недопустимо! Или ты специально такая? Специально! Ты, мать твою, не непорочная! На самом деле ты – чистый порок! Да, я хочу тебя, но в этом нет моей вины, ясно? Твой косяк. Ты слишком красивая. Охуенная! Сука… Я пропал.

Отправляю и сразу же догоняю, что надо удалить эту хероту. Но именно в этот момент мобильник вырубается. Выхожу из бара лишь затем, чтобы сесть в машину и зарядить, как вдруг… Непонятно каким макаром рядом с домом Богдановой оказываюсь.

– Спустись, – все, что говорю, когда она, наконец, принимает мой гребаный звонок.

– Ты пьян, что ли? Пьян. Я еще по голосовому поняла. Поэтому и не ответила. Зачем ты приехал? Не хочу тебя таким видеть! Кроме того, на улице дождь, ты, вообще, в курсе? Езжай домой.

Всю эту сбивчивую трескотню я слушаю молча. Пока Сонькин голос не обрывается, только дышу в динамик, словно маньяк в период буйства.

– Спустись, – и отрубаю мобильник.

Она спускается. Но из подъезда не выходит. Вижу ее через стеклянную дверь, когда дворник смахивает с лобовухи воду. Соня жестом требует, чтобы я уезжал. Да, ливень реально лупит о землю, будто готовит апокалипсис, и она, конечно же, не собирается ради меня мокнуть.

А я… Выбираюсь из машины и валю сквозь дождевые потоки к подъезду. Задыхаюсь, словно пораженный молнией, когда Соня толкает дверь и бросается мне навстречу.

– Ты сошел с ума?! – выкрикивает на эмоциях, едва застываем друг против друга.

– Да… – хриплю я, вглядываясь в ее мокрое лицо с каким-то неясным мне самому отчаянием. – Да, я сошел с ума.