Зенитчик - Вадим Полищук

"Воздух!", и буквально тут же "К бою!". Ненавижу фрицев – поесть спокойно не дали. Сами уже, небось, пожрали и даже до нас долететь успели, а то, что до нашей батареи кухня долго добирается, ни с какого бока их не волнует. Дожевывая на ходу, бежим к орудию. Первая волна состоит из двенадцати "хейнкелей" прикрытых истребителями. Наши ястребки подняться в воздух опять не успели, и встречать их приходится нам.

— Огонь!

Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Черные пятна разрывов ложатся все ближе и ближе к цели. Сейчас, сейчас, еще немного… В дело вступают другие батареи, ковер разрывов становится все гуще, а интервалы между разрывами все короче.

— Воздух над третьим!!!

Мой взгляд рванулся в направлении третьего ориентира. Пара "мессеров", воспользовавшись отсутствием истребительного противодействия, решила "причесать" нашу батарею. Самолеты заходят в атаку с пологого пикирования. В наиболее выгодной позиции для отражения этой атаки оказывается первое орудие первого взвода, ему ее и отбивать, остальные продолжают стрельбу по основной цели. Командир орудия что-то орет расчету. Из-за грохота выстрелов ничего не слышно, я вижу только, как он открывает рот. Орудие рывком разворачивается в направлении опасности, но выстрела нет – заряжающий замер со снарядом в руках не в силах отвести взгляд от пикирующей смерти. Командир подскакивает к заряжающему и в ухо ему – бац! Этого оказывается достаточно: снаряд тут же оказывается в стволе.

Гах! Бах! Та-та-та! В интервале между залпами, одиночный выстрел прозвучал весьма отчетливо. И тут же взрыв – прямое попадание! Один шанс из ста тысяч! Самолет с оторванным крылом потянуло в сторону, он успел пару раз, перевернутся вокруг продольной оси прежде, чем плашмя врезался в землю. Отлетело в сторону второе крыло, шлейф черно-оранжевого пламени протянулся за фюзеляжем, двигатель сорвался с моторамы и закувыркался по степи. Красота! Фантастика!

— А-а-а-!

В восторге орут все, кто хоть на секунду смог отвлечься и увидеть незабываемое зрелище. Второе, оторванное снарядом крыло, упало на землю гораздо позже, чем сам самолет и довольно далеко от места его падения, с другой стороны огневой позиции. Второй "мессер" выпустил короткую, неприцельную очередь и, используя набранную на пикировании скорость, свечой ушел в небо. Отбились. Залп батареи снова становится четырехорудийным. А вскоре немцы выходят из нашей зоны поражения. Едва прозвучало "Отбой!", как все бросаются поздравлять расчет, сбивший "мессера". Остатки истребителя горят жарким бензиновым пламенем, в полусотне метров лежит металлическая глыба, перемазанная черноземом – двигатель.

Не успели остынуть страсти, как снова доносится "К бою!" — на подходе девятка двухмоторных "юнкерсов". Идет вторая волна немецких бомбардировщиков и истребителей. На подходе ее перехватывают наши истребители, в воздухе закипает бой. Время от времени из воздушной свалки вываливаются горящие точки. Но вот истребители метнулись в сторону – теперь наступает наше время.

Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Немцы вынуждены выполнять противозенитный маневр, научили мы их уважать нашу стрельбу. Потерь у них нет, но и скоординированной атаки на город не получается. Ну, почти не получается. На отходе на них опять наваливаются наши истребители. В здешней дивизии, каких только истребителей нет, даже "харрикейны" одно время летали, но сейчас куда-то исчезли. Основу ее самолетного парка составляют МиГи, еще из современных – штук десять ЛаГГов. Есть несколько "ишаков" и "чаек". Но исправных самолетов всего три десятка, не больше.

— Отбой!

Только расслабились, как тут же.

— К бою!

На подходе третья волна. Люди устали, но темп огня не снижается. Несколько бомбардировщиков прорываются к городу, на этот раз они идут к переправам через Воронеж. Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Г-г-г-гах!

— Горит! Горит!

Это уже наша работа. Немцы торопливо освобождаются от груза и поворачивают обратно. Только присели и перевели дух, как опять.

— К бою!

Совсем озверели фрицы. Несколько наших истребителей пытаются клевать немецкий строй, но сами оказываются втянутыми в карусель с истребительным прикрытием. Очередная девятка входит в зону зенитного огня, на этот раз это опять "хейнкели". Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Все впустую – все фрицы уходят назад целыми.

Надеюсь, это были последние. Ага! Счаз-з-з! Команда "К бою!" заставляет меня с трудом оторвать свое увесистое тело от планеты и приступить к своим обязанностям.

— Темп десять, совмещай.

Небольшая пауза.

— Огонь!

Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Г-г-г-гах! Да чтоб вы все сдохли, сволочи! "Сволочи" в очередной раз разгружаются над городом и уходят, подыхать они не собираются. Одного мы, вроде, зацепили, но и он ушел, чуть отстав от основной группы.

— Отбой!

Я падаю там же, где стоял, рядом валится расчет. Только наводчику Дементьеву хорошо, ему падать не надо, он и так сидит. Казалось бы, я в бою снаряды не ворочал, а гимнастерку хоть отжимай. Понятно, что жара в конце июня стоит, но не до такой же степени. Видимо, сказывается нервное напряжение.

На бруствере появляется комбат, я только рот открыл, чтобы "Смирно!" скомандовать, но Филаткин меня опередил.

— Вольно.

Видимо команда подразумевает разрешение лежать в прежних позах, но я все-таки поднимаюсь – неудобно с командиром разговаривать лежа, да еще на полтора метра ниже его сапог.

— Как орудие?

— В порядке орудие, товарищ старший лейтенант.

Комбат спрыгивает вниз, забирается на повозку и прикасается рукой к цилиндру накатника. Я в шоке, раньше за ним таких привычек не водилось.

— Горячий, — Филаткин отдергивает руку и поясняет, — на старых три ка сегодня были случаи отказов из-за перегрева.

— У нас порядок, товарищ старший лейтенант.

— Ладно, отдыхайте, — разрешает комбат, — минут через сорок придут грузовики со снарядами.

Курорт закончился, началась война.

Тридцать пять ящиков на семь мужиков, каждый ящик восемьдесят два килограмма. Эти восемьдесят с гаком килограммов нужно снять с кузова трехтонки, пронести несколько метров и аккуратно опустить в специальный ровик. Что Вы говорите? Плевое дело? Ах да, денек у грузчиков был, не приведи господи, с ног валятся. Все равно плевое? Ну, ну. Поглядев на нас, Коляныч впрягся в разгрузку без всяких дополнительных приказов. Но все равно последние ящики тащили буквально волоком. Когда ЗиС отъехал от позиции, расчет уже лежал в разных позах, тяжело дыша. Посмотрев на часы, я принял следующее решение.

— Сейчас отдыхаем. Минут через пятнадцать-двадцать кухня приедет. После ужина еще ствол протрем.

— Протрем?! — взвыл Серега Дементьев, — командир, имей совесть – ночью, наверняка, опять стрелять будем.

— Так что, если у нас красноармеец Дементьев слегка притомился, то пусть ствол мхом зарастает? Ни хрена! Надраивать не будем, но нагар убрать надо. А что касается совести, то я ее на сержантские петлицы поменял. Так что на будущее, взывать к ней – бесполезно. Кстати, Серега, сколько у меня треугольников в петлице?

— Ну, два.

Осторожно отвечает наводчик, опасаясь подвоха.

— А я сейчас к комбату пойду и еще по одному попрошу.

— Зачем?

— А чтобы такой "пилой" тебя пилить удобнее было.

Гы-гы-гы – негромко смеются мужики. Они очень устали и надо как-то поднять им настроение, ну хоть чуть-чуть. Потом приехала долгожданная кухня, и мы медленно ковыряли надоевшую "шрапнель", чтобы оттянуть начало чистки орудия. Когда каша все-таки заканчивается, нас ожидает привычное "И-и-и, раз! И-и-и, два!". Сначала протираем ствол банником, потом сливаем керосин и еще раз проходим по стволу банником, обмотанным чистой ветошью. После этого приступаем к пыжеванию. Дважды прогнав пыж через ствол, решаем, что хватит, и буквально уползаем в свою землянку. Я днем меньше остальных работал, а вымотался так же, возраст, однако, сказывается.

Едва стянув сапоги, я уже намеревался забыться в спасительном сне, но мне и тут покоя не дали.

— Командир, а, командир.

— Чего тебе, Рамиль?

— А первый расчет к награде представить хотят.

И когда он только эти сплетни собирать успевает? Вроде, постоянно вместе со всеми был. Остальные притихли, им тоже интересно.

— Ну и хорошо. Очень за них рад.

— Так мы тоже немца сбили! Почему нас не награждают? У нас же еще три танка есть!

— Ты танки не трожь, к ним только Иван отношение имеет, и то к последнему. А что касается сбитого "мессера"…

Ну как ему объяснить, что сбили мы его, как бы находясь в составе другой части, и нашим командирам к награде нас представлять смысла нет, они с этого дивидендов не получат. Другое дело – сегодняшний "мессер", теперь номер полка прогремит по всей цепочке прохождения наградных листов. Глядишь, и комполка по головке погладят, и у комбата за ушком почешут. А после второго-третьего достоверно, или не очень достоверно, сбитого можно и начальству что-нибудь получить. Однако такие аргументы озвучивать, естественно, нельзя, поэтому пытаюсь выдумать другую причину.