Дары ненависти - Людмила Астахова

Леди Лайд могла не сомневаться, что муж ей неверен, ведь он никогда не скрывал своего пренебрежения к супружескому ложу, но поймать его на горячем — задача непосильная. За триста лет в любом деле можно достичь заоблачных высот, тем паче в искусстве маскировки. А возобновив после смерти Бранда их с Джоной связь, Аластар воистину рисковал головой. И недовольство жены — последнее, что его волновало. Вот эсмонды… С ними шутки шутить гораздо опаснее. Князю крови диллайн вообще-то даже смотреть в сторону шуриа возбранялось, не говоря о том, чтобы с ней спать.

— Не откажите мне в удовольствии танцевать с вами миледи.

— С огромной радостью!

Баронет из Ерреа оказался очень мил, отвлекая Джону от тревожных мыслей. И рука, обтянутая белоснежной перчаткой, тверда, словно доска, как у всякого страстного любителя фехтования. А он ничего — обаятельный. И у него в доме новейшее отопление.

Скользя в танце с Хилдебером Рондом, обмениваясь с ним ничего не означающими любезностями, Джона то и дело ловила на себе внимательные взгляды леди Лайд. Очень спокойные и умиротворенно-равнодушные. Точно Аластарова женушка примеривалась, как бы половчее вонзить когти в горло леди Янамари.

Они были ровесницами. Они даже замуж вышли в течение одной недели: Джона — за Бранда Никэйна, Лайд — за Аластара Дагманда. И более сходства между двумя женщинами не имелось никакого. Никогда и ни в чем.

Рождение леди Лайд планировалось эсмондами двести лет с единственной целью — сочетать ее с Эском, чтобы их сыновья унаследовали великую силу волшебства диллайн и стали могущественными священниками-магами. В подробности Аластар не вдавался, но Джоне все равно не забыть свирепой ненависти в его взгляде и голосе, когда он рассказывал об этой истории.

«Они управляют моей жизнью. И я ничего не могу сделать ничего!» — выплюнул он через силу.

Тот, для которого не существует никаких препятствий в достижении любой цели, он же — глас истины для родни и божество для своих вассалов, чьему слову непокорны только солнце, луны и Император, обязан склониться перед безраздельной волей Эсмонд-Круга — скопища одержимых силой и властью мужчин и женщин. Это — непереносимо! Только не для Аластара Эска!

— Это было несказанное удовольствие, леди Джойана.

— И совершенно взаимное, милорд.

Пожалуй, еррейский баронет — фаворит. Только не надо думать, что мягкая полуулыбочка на устах графини-шуриа и ее томно опущенные веки помешают ей обозреть остальных претендентов. Остальные Хилдеберу Ронду и в подметки не годятся. А на Жозебе Мендии — человеке и владельце семи фабрик — лорд Джафит и Его Императорское Величество пусть сами женятся, раз им так по душе его зеленоглазость и узкобедрость.

— Не подарите ли свой танец злейшему врагу, моя леди?

А вот и тив Херевард. Легок на помине. Как это водится у диллайн, подкрался эсмонд бесшумно, заставив Джону вздрогнуть от неожиданности:

— Извольте.

«Если сию минуту на нас не смотрят все пять сотен пар глаз, я съем свои туфли», — думала графиня.

— Решили прослыть эксцентрической личностью? — усмехнулась она.

Высший иерарх Эсмонд-Круга, танцующий с шуриа, — это, знаете ли, что-то нездоровое. Тив Херевард, опустившийся на одно колено перед леди Янамари, приглашая ее к танцу, рискует приобрести репутацию человека с причудами. В его-то годы!

— Будем считать, я сегодня в легком душевном расстройстве.

Джона изогнула стан в поклоне и подала руку, сквозь перчатку чувствуя, как горячи его пальцы. Что верно, то верно, с диллайн не замерзнешь.

— Страдания души облагораживают, разве не так?

Чтобы видеть его глаза, следовало бы высоко задирать голову, все-таки тив выше на целый локоть

— Воистину удивительно слышать эти слова из ваших уст, — шепнул Херевард.

Кто бы мог подумать, что столь массивное тело способно так легко скользить в летящем танце. Нога эсмонда выходит вперед и стелется над полом едва касаясь его носком, затем легкий подскок на левой ноге и еще один с добавлением правой. Великие Духи, кто бы мог подумать! Для святого наш ревностный хвалитель Предвечного довольно неплохо танцует. Раньше он никогда не опускался до столь легкомысленного развлечения. Ужели решил сделать исключение ради разговора с Джоной?

— О да! Ваши подозрения ранили мое нежное сердце, эсмонд-тив.

Дамы образовали внутренний круг и, взявшись за руки, поплыли, едва касаясь зеркального паркета атласными туфельками. В том числе и леди Лайд, которая танцевала в паре с маршалом Вилхердом. Ей шел сиреневый атлас и неброский жемчуг. Красивая женщина! Жаль, что дура.

В это время кавалеры двинулись в противоположном направлении, предоставив Джоне возможность уловить подозрительную взаимосвязь — все они до единого принадлежали к подконтрольной Эсмонд-Кругу партии

«Окружают!» — трепыхнулось в легком испуге сердце.

Надо было видеть, как они все смотрели на Джойану. Если бы взгляды уподобились ножам, то леди Январи нарезали бы тоненькими полупрозрачными ломтиками. Как принято подавать семгу.

Пары снова воссоединились для последующего променада.

Повернуться друг к другу левыми плечами. Бесстыдно встречаясь глазами.

— Смею вас уверить, моя леди, подозрения более чем обоснованны. Вы же не станете отрицать, что у Лердена Гарби имелось нечто, ему не принадлежащее?

Левую руку придется задрать высоко, чтобы положить ее на правое плечо тива. И заодно прижаться грудью к его груди. На рослых диллайн маневр действует безотказно, ведь тогда открывается лучший вид из тех, которые Джона способна предоставить мужскому взгляду. Жаль, реакцию можно только почувствовать.

— У меня нет привычки брать чужое, тив Херевард.

Рука мужчины, лежащая на ее талии, стала тяжелой, а пальцы вонзились под ребра. Больно, и очень неудобно кружиться друг вокруг друга маленькими шажочками. Пришлось прыгнуть эсмонду на ногу и впиться когтями в плечо.

— Вы, должно быть, часто думаете о смерти, Джойана, и совсем ее не боитесь? Вам не обидно, что проклятие легло на ваши плечи без всякой личной вины? Вас не душит зависть?

— Боюсь. Как же ее не бояться? — легкомысленно улыбнулась женщина. — Но я привыкла воспринимать эфемерность своей жизни как плату за удивительный дар чувствовать острее и радоваться каждому дню сильнее остальных смертных.

Легкий прыжок в жестких, если не сказать жестоких, объятиях эсмонда, словно единственный способ сказать: «Я живу сейчас и сегодня. И мне хорошо. А дела будущего — это ваша проблема».

— Ах, какая неожиданность! Мы — первая пара.