Путеводитель по англичанам - Дэвид Бойл

Однако связь с пивоварением придает мармайту особый английский оттенок. Поначалу дрожжи производила пивоварня, специализировавшаяся на светлом горьком пиве, и они пользовались таким успехом, что в 1907 году была открыта вторая фабрика в Воксхолле, в Южном Лондоне.

Резкому росту популярности мармайта способствовали два крупных события XX века. Первым была Первая мировая война, во время которой было обнаружено, что мармайт — довольно эффективное средство борьбы с дефицитом витамина В. Его выдавали солдатам на Западном фронте, и он немедленно стал символом ностальгии по дням окопного братства. Кроме того, во время Второй мировой войны его выдавали немецким военнопленным (независимо то того, любили они его или ненавидели).

Вторым событием стало открытие английской ученой Люси Уиллс, которая обнаружила, что с помощью мармайта можно лечить анемию у рабочих текстильных фабрик в Бомбее. Спустя несколько лет его использовали и для борьбы с голодом на Шри-Ланке.

Содержащиеся в мармайте витамины и добавки, фолиевая кислота и витамин В недавно стали предметом серьезных разногласий, особенно после того, как правительство Дании отказалось лицензировать продажу мармайта и он был отозван с датского рынка. Разъяренная английская пресса написала, что мармайт запретили: это было не совсем верно, но красноречиво свидетельствовало о том, что национальной гордости нанесен ощутимый урон.

Совсем иначе ситуация сложилась в 2012 году в Новой Зеландии: после землетрясения в Крайстчерче местная фабрика была вынуждена закрыться, что спровоцировало дефицит мармайта по всей стране. Его продавали из рук в руки, и, по некоторым данным, стоимость одной банки мармайта в это время доходила порой до 800 новозеландских долларов.

И все же в мармайте есть что-то родное и глубоко английское. Он стоит в одном ряду с яичницей-глазуньей, беконом и бейквеллским пирогом — питательная, бодрящая еда, согревающая в холодную погоду.

Он был довольно вкусный. Это одна из тех вещей, которые, стоит тебе выехать за пределы страны, ты никак не можешь выбросить из головы.

93

Актеры в образе старух

Англичане обожают переодевания. Эта тема постоянно встречается в пьесах Шекспира, где никогда до конца не понятно, какого пола окажется человек, стоящий перед вами; ей посвящены традиционные комедии, например «Тетушка Чарли» (1892), и напоминающий о себе каждое Рождество феномен — актер в костюме старухи.

Разумеется, в самой пантомиме нет почти ничего английского — она произошла от классических трагедий и комедий, которые играли актеры в масках, — но англичане приняли ее как родную. Старуха может быть манерной и жеманной (Джон Инман) или, наоборот, грубой и мужиковатой (Лес Доусон). Впервые эта роль была сыграна великим клоуном Джозефом Гримальди, который так много сделал для популярности клоунады вообще, что его имя, «Джои», много лет оставалось синонимом клоуна. Он ставил выдающиеся номера, но, возможно, именно они безвозвратно подорвали его здоровье и привели к алкоголизму и ранней смерти.

Гримальди родился в Лондоне; его дед-итальянец прибыл в Лондон через Францию — там он какое-то время провел в Бастилии за оскорбление вкусов парижан.

Гримальди изобрел знаменитую фразу: «А вот и мы!» Это он первым повернулся к аудитории с хитрым видом, без слов спрашивая: «Ну, что скажете?» И наконец, Гримальди был автором самой провальной пантомимы в истории английского театра. В 1818 году он играл роль кота в пасхальной пантомиме «Кот в сапогах», которая была отменена после первого же представления. Гримальди освистали и прогнали со сцены после того, как он сделал вид, будто съел живую мышь, спровоцировав драку между двумя зрительницами.

Впрочем, нет ничего удивительного, что клоунаду к нам принесли итальянцы — они переняли эту театральную традицию непосредственно от древнеримских мимов и их наследников, персонажей ренессансного театра — Арлекина и Панталоне, Пьеро и Коломбины. Более того, Фрэнсис Бэкон, говоря об этих традициях, называл их pantomimi.

Первая английская пантомима была поставлена на второй день Рождества в 1717 году в татре Линкольнс-Инн-Филдс. Она называлась «Казнь Арлекина». Ее сочинил импресарио Джон Рич, отец которого был изгнан из театра «Друри-Лейн» и разорен строительством нового театра за углом. В пику конкурентам он решил поставить «новую итальянскую мимическую сцену, никогда не исполнявшуюся ранее, с действующими лицами: Скарамуш, Арлекин, Деревенский Фермер, его Жена и другие». Сам Рич играл Арлекина, а Жена Фермера, как нетрудно догадаться, послужила прототипом травести-образа старухи.

Существует конспирологическая теория, утверждающая, будто под влиянием Рича главным персонажем пантомимы стал Арлекин. Спустя сто лет благодаря Гримальди таким персонажем стал Клоун, но после смерти Гримальди в 1837 году у него не нашлось достойных продолжателей. Необходимо было выбрать другой комический персонаж, и так появилась на свет старуха, которую изображает актер-мужчина.

Эта теория верна лишь отчасти, поскольку известно, что сам Гримальди пробовал себя в роли старух, но после его смерти прошло не меньше десяти лет, прежде чем они вышли на подмостки во всем блеске славы. Из современных актеров первым старуху играл Джеймс Роджерс, исполнявший роль Вдовы Тванки в спектакле «Аладдин» в театре «Стрэнд» в 1861 году.

Вдову Тванки обычно изображают как хозяйку китайской прачечной — это ремесло дает ей бесконечную возможность высмеивать чужое нижнее белье (любимое времяпровождение англичан). Образ придумал сам Гримальди в 1813 году, но только полвека спустя он проявил себя во всю силу.

Знаменитый викторианский комик Дан Лено сыграл роль Вдовы Тванки в Королевском театре «Друри-Лейн» в 1890 году, притом что ведущую роль юноши в этой постановке играла Мари Ллойд. С тех пор травести-образы старух никогда уже не были прежними. Элемент манерности в роль пожилой дамы привнес артист кабаре Дуглас Бинг, который первым сыграл Элизу в «Дике Уиттингтоне» в оксфордском Новом театре в 1924 году и продолжал играть эту роль еще полвека. Он придумал лозунг «Вульгарный, но британский» и пел фривольные песни («Обольстительная Сара», «Старая русалка Милли» и «Девушка, облокотившаяся о Пизанскую башню»).

Эх, Дуглас, старина, давным-давно ты всеми брошен и забыт,Но прошлое перед глазами как наяву в румяном мареве стоит:Безумный бал ночной под звездами и жаркие объятья у пруда…Но не вздыхай — успел отведать сладкий пирожок и ты тогда.

94

Пабы

В старейшем своде законов, составленным вавилонским царем Хаммурапи около 1750 г. до н. э., предусмотрено наказание для тех, кто продает разбавленное водой пиво по завышенной цене. Действительно, в истории пивоварения есть одна вечная тема, которую можно обсуждать тысячелетиями: пиво сейчас уже не то, что раньше.

Это подразумевает, что пабы — во многих смыслах исключительно английские заведения. Они надежная гавань, где можно спокойно пообщаться с приятелями, хотя свойственный завсегдатаям консерватизм (они всегда вздыхают о золотом вчерашнем дне) выводит пабы на передовую двух весьма английских по сути дискуссий. Это спор между сторонниками старой доброй Англии и теми, кто постоянно стремится испортить им жизнь — пуританами и спекулянтами.

Не следует думать, будто пуританский подход сводится лишь к жесткому контролю и узости мышления, в которой английская культура почему-то находит особое удовольствие. Хозяева пабов — величайшие реакционеры, которых когда-либо создавала природа. «Нет. И знаете почему? — заявил мне недавно хозяин паба, когда я попросил чашку зеленого чая. — Потому что у нас тут паб».

Что ж, справедливо. Общественные деятели Средних веков в Англии возражали против законов, согласно которым открыть паб мог кто угодно, но, если там творились беспорядки, городские власти имели право его закрыть (такими полномочиями наделил их Генрих VII). Это подготовило почву для своеобразной лицензионной системы, существующей у нас и сегодня, но восходящей, как ни парадоксально, к дням правления Марии Кровавой: «Никому после первого дня наступающего мая не следует позволять и никого не следует принуждать к содержанию пивной или таверны, кроме таковых, которые будут надлежащим образом одобрены и допущены к открытию общим мировым решением либо по слову двух мировых судей». В этой юридической головоломке эпохи Ренессанса вы слышите подлинный голос английской бюрократии.