Том 7. Стихотворения - Федор Сологуб

«Я слагал эти мерные звуки…»

Я слагал эти мерные звуки,Чтобы голод души заглушить,Чтоб сердечные вечные муки,В серебристых струях утопить,

Чтоб звучал, как напев соловьиный,Твой чарующий голос, мечта,Чтоб, спалённые долгой кручиной,Улыбнулись хоть песней уста.

«Как высокая, тонкая арка…»

Как высокая, тонкая арка,Семицветная радуга яркоНад омытой землёю висит.Многодумное сердце трепещет,И тревожными песнями плещет,И неведомой грустью горит.

Обещанье старинное сноваС умилением встретить готоваИзнурённая жизнью душа.Побледнеют небесные краски, —И она обманувшие сказкиПозабудет, к печали спеша.

Растворяется радуга, — сноваБесконечная даль голубого,Бесконечной тоски пустота.Снова злобою сердце трепещет,Снова тёмными песнями плещет,Снова ужасом жизнь повита.

У кузнеца

В двери кузницы МарияПостучалась вечерком:«Дай, кузнец, приют мне на ночь:Спит мой сын, далёк мой дом».

Отворил кузнец ей двери.Матерь Божия сидит,Кормит сына и на пламяГорна мрачного глядит.

Реют искры, ходит молот.Дышит мастер тяжело.Часто дланью загрубелойОтирает он чело.

Рядом девочка-подростокПриютилась у огня,Грустно бледную головкуНа безрукий стан склоня.

Говорит кузнец: «Вот дочкаРодилась калекой. Что ж,Мать в могиле, дочь со мною,Хоть и горько, да куёшь». —

«Разве так трудна работа?» —«Не трудна, да тяжела.Невелик мой ков для блага,Много сковано для зла.

Вот ковать я начал гвозди.Три из них меня страшат.Эти гвозди к древу казниЧьё-то тело пригвоздят.

Я кую, и словно вижу, —Крест тяжёлый в землю врыт.На кресте твой Сын распятый,Окровавленный висит».

С криком ужаса МладенцаУронила Божья Мать.Быстро девочка вскочила,Чтоб Малютку поддержать, —

И свершилось чудо! Прежде,Чем на память ей пришло,Что порыв её напрасен, —В обнажённые светло,

Богом данные ей руки,Лёг с улыбкою Христос.«Ах, кузнец, теперь ты счастлив,Мне же столько горьких слёз!»

Наследие обета

Неожиданным недугом  Тяжко поражён,В замке грозно-неприступном  Умирал барон.

По приказу господина  Вышли от негоСлуги, с рыцарем оставив  Сына одного.

Круглолицый, смуглый отрок  На колени стал, —И барон грехов немало  Сыну рассказал.

Он малюток неповинных  Крал у матерейИ терзал их перед дикой  Дворнею своей, —

Храмы грабил, из священных  Чаш он пил вино, —Счёт супругам оскарблённым  Потерял давно.

Так барон, дрожа и плача,  Долго говорил, —И глаза свои стыдливо  Отрок-сын склонил.

Рдели щёки, и ресницы  Осеняли их,Как навесы пальм высоких,  Жар пустынь нагих.

Говорил барон: «Познал я  Мира суету, —Вижу я себя на ветхом,  Зыблемом мосту,

Бедных грешников в мученьях  Вижу под собой.Рухнет мост, и быть мне скоро  В бездне огневой.

И воззвавши к Богу, дал я  Клятву и обет,Клятву — сердцем отрешиться  От минувших лет,

И обет — к Святому Гробу  В дальние пути,Необутыми ногами  Зло моё снести.

И мои угасли силы,  Не свершён обет,Но с надеждой покидаю,  Сын мой, этот свет:

Мой наследник благородный,  Знаешь ты свой долг…»И барон в изнеможеньи,  Чуть дыша, умолк.

Поднялся и молча вышел  Отрок. Рыцарь ждётИ читает Символ веры…  Время медленно идёт.

Вдруг открылась дверь, и входит  Сын его в однойШерстяной рубахе, с голой  Грудью, и босой.

Говорит, склонив колени,  «Всем грехам твоимЯ иду молить прощенья  В Иерусалим

Я жестоким бичеваньям  Обрекаю плоть,Чтоб страданьями моими  Спас тебя Господь,

И, зажжённою свечою  Озаряя путь,Не помыслю даже в праздник  Божий отдохнуть,

Отдохну, когда увижу  Иерусалим,Где я вымолю прощенье  Всем грехам твоим.

Буду гнать с лица улыбку  И, чужой всему,На красу земли и неба  Глаз не подыму:

Улыбнусь, когда увижу  Иерусалим,Где я вымолю прощенье  Всем грехам моим».

«Идёт весна, широко сея…»

Идёт весна, широко сеяБлагоуханные цветы,И на груди своей лелеяЕщё невинные мечты.

Горят алмазною росоюИх золотые лепестки,И как над пылкой головоюВенки из тех цветов легки!

Но что за хитрая отраваВ их сладком духе разлита,Как обаятельно-лукаваИх молодая красота!

Каким забвеньем и туманомНам кружит головы она,Цветами сыпля по полянам,Неутомимая весна!

«Мне была понятна жизнь природы дивной…»

Мне была понятна жизнь природы дивной  В дни моей весны.Охраняла вера, рдел восторг наивный,  Ясны были сны,

И в сияньи веры был чудес чудесней  Блеск живого дня.Мне певала мама, и будила песней  Сонного меня:

«Если мы не встанем, так заря не вспыхнет,  Солнце не взойдёт,Петушок крикливый загрустит, затихнет,  Сивка не заржёт,

Птичка не проснётся, не прольются песни,  Дней убавит лень.Встань же, позови же: „Солнышко, воскресни!  Подари нам день!“» —

Так мне пела мама, и будила песней  Сонного меня, —И в сияньи веры был чудес чудесней  Блеск живого дня!

Верил я, что жизни не напрасна сила  У меня в груди.Что-то дорогое, светлое сулила  Жизнь мне впереди.

Так была понятна жизнь природы дивной  В дни моей весны!О, святая вера! О, восторг наивный!  О, былые сны!

«И ты живёшь без идеала!..»

«И ты живёшь без идеала!Бесцельна жизнь, в груди тоска!» —Томясь печалью, ты сказала,И я почувствовал: дрожалаВ моей руке твоя рука.«К былому, друг мой, нет возврата, —Промолвил я, печаль тая, —Поверил также я когда-то,Пленённый буйством бытия,Что к идеалам путь возможен,Что блеск девичьих глаз не ложен,И что верна любовь твоя!»

«Так нежен был внезапный поцелуй…»

Так нежен был внезапный поцелуйСчастливого нежданного светила,Что ядовитых и печальных струйВ сияньи радостном душа не различила.

Восторженно я поднял к небесамМои глаза усталые и руки,И вверил я предательским ветрамМечтательных напевов звуки.

Я рад забыть, что жизнь пуста,И что близка суровая развязка.Блести, звени, отрадная мечта!Лелей меня, пленительная сказка!

«Он молод был и болен…»