Люди из ниоткуда. Книга 1. Возлюбить себя - Сергей Демченко

Не иначе «Корда» эти монголы, сыны марсианских степей, сюда, да на хребте, притащили?! Папа, придержи мне штанишки, — я тут подраться собираюсь по-маленькому…

XX

«Неправда, что герои умирают. Они лишь меняют свою

фотокарточку — с бумажной на более крепкую, бронзовую»

— Чтоб тебе чирей сел, сволочь! — Подползший слева, весь запорошенный инеем и хвоей, Упырь бесится. Ещё бы, — наша так здорово начавшаяся атака почти захлебнулась. В другой обстановке я обязательно бы расхохотался, ведь Упырь в каске — зрелище ещё то! Несмотря на мороз, Вурдалак взмок. Ещё бы! Пропахать столько на пузе в моём направлении…

Народ залёг. И мои, и чужие. Сейчас даже снег у морды — что-то вроде защиты. Оно и понятно, — те берегут задницы от собственного стрелка. Мои же тоже не из чугуна пока.

Присматриваются осторожно, пытаясь определить, — откуда ж эта сука лупит?! И стараются не осыпать снега с ветвей, чтобы не выдать собственного присутствия.

В туманной пелене своего от чужого вообще-то особо не отличишь. А получить назад свою задницу, нашпигованную своим же напарником крупными кусками свинца, мало кому улыбается.

Даже прочая стрельба мгновенно притихает. А ну, как жахнет, зараза, на выстрел?!

Лишь насосная всё так же бодренько поддерживает нас из-за стен рассеянным по окрестностям огнём, не давая особо высунуться нападающим. Им плевать, — стены толстенные, не возьмёт.

Как-то они там поняли, откуда именно мы атакуем, и не особо попадают на нашу сторону. И по мере сил давят огнём банду. Не дают спуску тем, кто ещё пытается хоть как-то шевельнуться, перегруппироваться. Так что неожиданно запрыгнувшая нам на макушку дурная мощь пулемёта этим пока не особый помощник. Патронов у них не хватит всех нас нащупать. А вот мы сейчас почудим малость…

Тихо и доходчиво объясняю Упырю, откуда начать новую атаку, если задуманное мною удастся. Тот быстро кивает и снова уползает на брюхе, уже в указанную мною сторону, где засели Чекун, Юрий и Сабир.

Сквозь обсыпанные морозными хлопьями кусты вижу каску Карпенко. Психует, психует парнишка.

А то, — чуть не срезало его, едва успел припасть мордою в снег! Тот дурень садит редко, короткими. Но приятней от этого никому не делается.

Тихонько шикаю в сторону скрипящего зубами и матерящегося вполголоса Игорька, пытаясь изобразить ему вспышку световой гранаты. Он приподнимает белесые брови и смотрит на мои ужимки слегка недоумённо. Наконец, до него, вроде бы, доходит. Радостно кивает маленькой ушастой башкой и осторожно отползает чуть дальше, оставаясь в пределах видимости со мною.

В самую верхушку каски мне что-то звонко щёлкает, голова конвульсивно откидывается назад, в ушах издевается переливчатый звон пасхальных колокольчиков. Чтоб ты захлебнулся, гнида!

Проморгавшись и едва придя в себя, тут же осторожно вынимаю из разгрузки пару малых «фонариков». Слева Игорь тоже лихорадочно роется в подсумке, не забывая пригибаться от возможного выстрела.

К световым, подумав, добавляю разрывных и киваю Карпенко, — готов, у меня всё в порядке. Тот складывает пальцы колечком, — мол, понял, у меня тот же набор, — и мы разом поджигаем охотничьи спички, торчащие из пластиковых «груш» и служащие фитилями. В это же время где-то прячущийся, но не сводящий с нас глаз Юрий, проинструктированный Славкой, выбрасывает на поляну каску с прикреплённой к ней какой-то тряпкой. Видимо, подраздел уже кого-то из мёртвых «гостей». Ни дать, ни взять — солдат, выскакивающий из укрытия. «Отбиваем» в воздухе пальцами «раз-два», и тут же бросаем «подарки» в разные стороны. Сами при этом тоже кидаемся, кто куда. Ещё — раз, два…

И в этот момент срабатывают наши первые гранаты.

Ба-бахххх!!!…Ба-ба-баххх, ба-ба-ба-бах!!! — одновременно с ними же со всхлипом отзывается на вылетевший из марева странный предмет пулемёт. Тряпка с каской вдребезги разлетаются по снежному покрывалу. Да уж, стреляет эта скотина отменно. Да и реакция у него, надо сказать… Как у трусливого зайца, — на каждый шорох аж вскидывается!

Но теперь он будет садить явно, явно вслепую. И неэкономно. Съел, свинья?!

Трудно сказать, сколько радужных порхливых «мэтэлыков» поймал или гоняет сейчас вокруг себя злосчастный пулемётчик, но то, что сидел мальчонка с расширенными от ужаса глазами и зыркал ими без остановки, не моргая, — эт точно! Как же, как же… Не пропустить бы шевеления кустов и вдарить, куда надо…. Вот и хапнул малыш полные зенки бликов.

Он палит наугад, истерически, что видно по хаотичной траектории сшибаемого с веток снега. Берёт значительно выше необходимого. Теперь уже он стремится больше защитить самого себя, нежели преследует ещё хоть какую-то другую осмысленную цель. Это даёт шанс. Айболит, тыкающий вслепую шприцем, аки шпагой, скорее убийца, чем Парацельс. Может «нарезать» ломтиками и своих.

Снова дожидаемся, пока на пару секунд стихнет крупнокалиберная оратория. За это время по истеричной суете, поднятой напуганным и ослеплённым воякой, мы вычислили его. И взмывшие немного вверх и вперёд уже снаряжённые самой Смертью гранаты накрывают его, как надо. Похоже, именно моя взрывается чуть выше, над ним.

Карпенко же бросил ниже и прямо перед мордой того «ворошиловца». Но именно по столь удачному стечению обстоятельств мы мгновенно превращаем того в хрипящий, кровоточащий изо всех новых отверстий и пор, фарш.

Визжа и пронзительно воя, осколки прорубают нехилую просеку в лесу, и тут же в место разрыва ударили стволы. С той стороны, кажется, именно Упырь, Хохол и Лондон. Попутно попадают ещё в кого-то. Крики, шум, счастливая суматоха! А в ответ, что говорится, это… тишина…

Только бы не нашёлся новый Матросов, не кинулся к замолчавшему пулемёту!

Я как накаркал… Со стороны наметённого снегом пригорка подрываются и что есть духу летят в сторону развороченного «гнезда» две стремительные серые тени.

Хлёстким бичом трещат два одиночных выстрела, и смерть нагло обрывает бег этих «последних героев». Так чётко и спокойно может сработать только Хохол. Хорошо всё-таки, пожалуй, что он на нашей стороне…

Тут же из сугробов начинают суетливо выбираться и разворачиваться в противоположном направлении остатки нападавших. Да их ещё десятка два, не меньше! Вот так собрались повечерять хлопцы, нечего сказать! Навались бы они сразу всем скопом…

Однако они сами, судя по всему, придерживаются иного мнения.

Отстреливаясь, бандиты пытаются задать отчаянного дёру по глубокому снегу. Я не удивлён, потому как не каждый выдержит грамотный натиск хорошо подготовленного ударного «кулака».

— Мне нужен хоть один живой! — страшно и зычно кричу я своим, что подстёгивает убегающих почище любого кнута. Мало радости слышать в спину, что тебя хотят ободрать живьём…

Отступление теперь превращается в неорганизованное бегство. Ударившие с четырёх стволов автоматы скашивают нескольких наиболее медленных, увязавших в непроторенных и не хоженых сугробах. Остальные куда прытче, и перепуганными куропатками летят над сугробами между окутанным изморозью можжевельником.

Ныряя за редкие деревья, некоторые наугад даже выпускают очередь — другую в сторону пробирающихся к ним моих. Кто-то там взмахивает руками и падает. На таком расстоянии мне не разглядеть, в кого именно они, падла, попали!

Стиснув от злости кулаки, встаю в рост, расстреливаю в лохмотья одну из удаляющихся спин. И перевожу ствол дальше.

…Ушло человек пять. Преследовать я строго запретил.

Отбежав, отступающие могли залечь и устроить преследователям форменную мясорубку. Жертва превратилась бы в охотника.

Когда выскочившие из насосной лесники по-шустрому организовали костёр, к нему мы и стали стаскивать своих…

На руках принесли и бережно положили около огня Юрия. Он мелко дрожал и изо всех сил цеплялся за остатки сознания, но все мы видели, что парень более не жилец. Хохол с потерянным видом сидел около него, словно изваяние. Окликнуть его в этот момент не представлялось возможным. Гриша полностью ушёл в себя.

Через десять минут отыскали в снегу раненого в бедро и руку Сабира. Он всё же не понял моего приказа и ломанулся вдогонку за уходящей бандой.

Когда на него наткнулись, он был без сознания. В нескольких метрах от него лежали ещё двое, — выпотрошенных в хлам и в десантном камуфляже. Нож одного из них так и торчал из предплечья дагестанца. Тесак же самого Сабира плотно засел в кадыке, под подбородком другого, успевшего всё-таки всадить Сабиру в бедро две, — по счастью, сквозные, — пули.

А ещё через минуту на поляну перед насосной мрачный, как туча, Чекун принёс на плече и коченеющего Бузину. Явно простреленная грудь, сломанная то ли нет, рука… Внимательно осматриваю его.