Инквизитор и нимфа - Юлия Зонис

А замысел генерала был прост до идиотичности. Уже четвертый год лемурийский флот сосредотачивался на отвоеванных планетах Приграничья для одновременного удара на «Церерус». Если верить разведданным, все силы Лемурии стягивались в один здоровенный кулак — или, точнее, в девятнадцать острых кулачков. Удар с одного направления земляне легко бы отразили. Для того чтобы перекрыть девятнадцать каналов, не хватило бы даже мощи «Цереруса».

Лемурийская контрразведка не справлялась с психиками, поэтому дату начала операции командование тщательно скрывало даже от своих офицеров. Атаку на «Церерус» должны были координировать с «Лакшми». По плану генерала, достаточно было повторить фокус Стеньге — временно парализовать «Лакшми», чтобы земная эскадра через гиперканал Терры прибыла на станцию и захватила ее. После чего лемурийцы окажутся между молотом и наковальней, «Церерусом» и «Лакшми», и под прицелом земного космофлота. Лишенные связи на своих девятнадцати мирах, неспособные скоординировать атаку, лемурийцы либо сдадутся, либо погибнут. Если бы одной наглости хватало, чтобы добиться победы, Висконти уже возглавлял бы триумфальный парад в столице Лемурии. Ну а пока генералу даже не известно было, где находится эта столица.

Красный бархат портьер чуть раздувался и вновь опадал. По кабинету гулял сквозняк, хотя окна оставались герметично закрытыми.

— Антонио, вы уверены, что нас не подслушивают?

— Конечно, подслушивают, Марко. Меня всегда и везде подслушивают. Я уже привык. Вачински повсюду таскает с собой двух «заглушек» и, говорят, мучается от постоянной мигрени. А я предпочитаю иметь свежую голову на плечах.

— Свежая голова на плечах, конечно, приятней, чем несвежая на блюде.

— Что?

Марк не шевельнулся, но голографическое изображение гиперсети мигнуло и погасло, сменившись другой картинкой. Смуглая большеглазая физиономия. Чем-то посол лемурийцев напоминал индийца, сухого и вежливого. Эдакий Махатма Ганди, вестник мира. Только мир, вымечтанный Ганди, привел к распаду страны и непрекращающейся войне. Как правило, наилучшие намерения этим и оборачиваются. Вот и появление лемурийского посла раскололо орден, а с ним и всю Земную конфедерацию на две неравные части.

Верховный магистр скончался три месяца назад, и с тех пор в Капитуле шла непрерывная грызня. Два волка, Карел Вачински и Антонио Висконти, намертво сцепились в борьбе за магистерское кресло. Впрочем, Вачински на волка не тянул — по мнению Марка, глава «мирной» фракции здорово смахивал на шакала. Проблема в том, что в курии обнаружилось немало таких шакалов, и все они радостно щерили зубы, когда Вачински говорил «фас». А Висконти был волком и был одиночкой. В этом они с Марком походили друг на друга.

Вачински для победы нужен был подписанный мирный договор. Висконти — успешная война. И то, и другое еще недавно относилось к области чистой фантастики, но с появлением лемурийского посланника чаша весов все увереннее начала клониться в сторону Вачински.

Что касается самого посла, то он представлялся тишайшей воды человечком, больше всего, кажется, озабоченным судьбой останков предыдущего посольства.

Похоже, его соплеменники не ощущали особой разницы между одной потерянной жизнью и миллионами. Гуманность, доступная лишь самым благополучным. Двести лет назад убитых лемурийцев с почестями похоронили на военном кладбище в Амстердаме. К несчастью, с тех пор кладбище ушло под воду, и посол Лемурии, Лионель фон Бьюлик, разъезжал на катерке по заливу и следил за работой водолазов. Компанию послу неизменно составлял магистр Средиземноморского округа Карел Вачински.

Если курия подпишет мирный договор, Терра будет сдана и военные планы генерала заодно с претензией на титул верховного магистра накроются крышкой. От гроба. Орден, в отличие от добродетельных лемуров, не щадил проигравших.

Марк оглянулся на сидевшего за столом человека. Со всеми своими придурями, с нелепой антикварной зажигалкой и даже при том, что именно он отправил Марка на Вайолет, — Висконти ему нравился. А не этим ли в конечном счете все и решается?

— Вы помните «кровавую пятницу», Антонио? — медленно произнес Марк. — Страшно подумать, где бы мы были сейчас, если бы не акция нескольких самоотверженных фанатиков.

Еще секунду генерал недоуменно смотрел на него, а затем восторженно хлопнул ладонями по столу и расхохотался.

Ночной сад террасами скатывался к воде. Пальмы, кипарисы, ближе к берегу — широколапые ливанские кедры, но все это казалось смутными тенями, кроме трепещущих белых звездочек магнолий. На растения декларация о чистоте генома пока не распространялась. Светящиеся цветы пахли навязчиво и сладко, не уступая своим более скромным предкам. Далеко в море, как воздушная гимнастка на трапеции, раскачивалась розоватая луна.

Террасу освещали бледные фосфоресцирующие шары без подвесок. Шары перемещались в воздухе под упорным дыханием бриза. Ветер дул от согревшейся за день земли к воде, и в конце концов шары скапливались у края веранды, утыкались в плети дикого винограда или вылетали в сад. Тогда приходил старый слуга и загонял их обратно пальмовым веером. Все эти манипуляции изрядно раздражали Марка, но ночью дом выглядел лучше, чем при дневном свете. Днем вилла казалась заброшенной, ветхой и какой-то пыльной — так и ожидаешь, что по вымощенному мраморной плиткой полу пронесет сухие листья или даже пожелтевший, как вечность, газетный листок. Газеты Флореан Медичи коллекционировал и с гордостью демонстрировал свою коллекцию Марку. Он теперь все делал с гордостью, как будто эти маленькие достижения — отрытая в антикварной лавочке газета, или фарфоровая трубка с надколотой чашечкой, или выписанный с Терры куст бархатных роз — и составляли смысл его жизни. «А пожалуй, так и есть, — подумал Марк. — Стальным стержнем Флореана Медичи была работа. Оставшись не у дел, он быстро пришел в негодность, как пылящаяся в сарае газонокосилка или двадцать лет не включавшийся комм».

Впрочем, нынешним вечером сенатор взбодрился. То ли вино разогрело его, то ли последние новости — а новости пошли такие, что могли бы гальванизировать труп.

— Ваш генерал окончательно спятил! — сердито выпалил сенатор.

Рука его дрожала, и вино в бокале дрожало вместе с рукой.

На первый взгляд Флореан Медичи не ошибался. Последние действия Висконти нельзя было объяснить ничем, кроме безумия. Генерал назначил встречу с лемурийским послом. Лионель фон Бьюлик заявился в Замок, но выйти из Замка ему не удалось. Посла вынесли по частям. Голову, по слухам украшенную розочками из бумаги и с печеным яблоком в зубах, водрузили на серебряное блюдо, аккуратно упаковали и отослали аютаке «Лакшми» Нииле Парвати. А вот чего бывший сенатор не знал и что отлично было известно Марку — операция прошла не совсем удачно. Лемуриец, уже накрытый двумя операторами и с дротиком снотворного в спине, все же успел раскусить капсулу с быстрым ядом. Иначе, конечно, голова отправилась бы на «Лакшми» чуть позже.