Клеопатра и Цезарь. Подозрения жены, или Обманутая красавица - Наташа Северная

– Ты избавишься от этого Квинта? – спросил ее Аполлодор.

– Нет, пусть возвращается к Антонию. Распространи слухи, что он все выболтал, и пусть римляне сами с ним разбираются.

– Мудро. А где назначена встреча?

– В городе Тарсе, что в Киликии.

– Ты едешь?

– Конечно! Я принимаю вызов!

– Ты одолеешь Антония без труда. Его слабое место – тщеславие, он мечтает о чем-то божественном, а еще о безграничной власти. Как и всякий смертный, он хочет быть один на вершине мира. В конце концов, он не Цезарь, – тихо добавил Аполлодор.

– Да уж… – Клеопатра тяжело вздохнула. Три года прошло со дня убийства Цезаря, но эта потеря до сих пор мучила и угнетала ее. – Его место никому не занять.

Царица накинула на плечи легкую шаль.

– Я выйду в сад, хочу побыть одна, – сказала она.

Клеопатра долго сидела на скамье среди дурманящего аромата масляничных роз и стрекотания кузнечиков и цикад. Она украдкой вытирала слезы, убеждая себя в том, что это не от горя, поразившее ее сердце, а от божественной красоты, которой боги так щедро одарили землю и царские сады.

Выждав некоторое время – ибо божественная царица ни к кому не является по первому зову, – Клеопатра направилась в Тарс.

Она плыла на ладье с вызолоченной кормой, пурпурными парусами и посеребренными веслами, которые двигались под напев флейты, стройно сочетавшийся со свистом свирелей и бряцанием кифар. В уборе Афродиты царица покоилась под расшитой золотом сенью, а по обе стороны ложа стояли мальчики с опахалами. Подобным же образом самые красивые девушки были переодеты нереидами и харитами и стояли кто у кормовых весел, кто у канатов. Дивные благовония восходили из бесчисленных курильниц и растекались по берегам. Все это было предназначено для того, чтобы поразить тщеславное сердце Марка Антония, ослепить его царской роскошью и богатством.

Антоний ошеломленно смотрел на царское великолепие, в душе переживая жгучую зависть. Он видел много царей, но такую роскошь, которая подавляла и вынуждала чувствовать себя червем, – впервые. В молодые годы сполна пережив тяготы военной жизни – голод, ранения и предательство, Антоний мечтал о легкой и беззаботной жизни. Когда все решается как бы само собой, без приложения каких-либо усилий с его стороны. Когда роскошь и богатство – награда за все предыдущие лишения – всегда доступны. И даже будучи властелином половины Римской империи, он только сейчас понял, как нужно жить каждый день и что если и следует к чему-то стремиться, то лишь к такой жизни.

Друзья Антония и римские легионеры недоуменно переглядывались, пораженные таким количеством полуголых прекрасных девушек. Согласно этикету консул пригласил Клеопатру сойти на берег, но царица послала встречное приглашение, объясняя это тем, что у нее все готово к пышному обеду в честь великого римлянина.

Передав своему другу Луцилию папирус, Антоний удивленно произнес:

– Она приглашает нас на пир.

– Соглашайся! Смотри сколько голых женщин! На всех хватит! Ты думаешь, она зря их привезла?

– Откуда мне знать, зачем она их привезла? Передай царице, – обратился Антоний к посланнику, – я принимаю ее приглашение.

– Какой же он дурак! – со странной смесью удрученности и чувством одержанной пирровой победы произнесла Клеопатра, когда посланник сообщил ей о согласии Антония.

Первая победа оказалась легкой. Поддавшись низменным чувствам, Антоний попал в ее ловушку: нарушив протокол, он публично показал, что она хозяйка положения. Он оказался недальновидным или чересчур самоуверенным правителем.

Вечером, поднявшись с друзьями на палубу корабля, Антоний пораженно замер на пороге пиршественного зала. Пол был покрыт лепестками роз на высоту локтя, стены увешаны коврами, вытканными из пурпурных и золотых нитей. Посредине зала стояли двенадцать пиршественных лож, инкрустированных позолотой. На одном из них возлежала царица. Ее глаза, подведенные черным колем, странно блестели. Ожерелье из жемчуга подчеркивало красивую шею, руки и ноги украшали сапфировые и серебряные браслеты, а белое льняное платье, прошитое золотыми нитями, соблазнительно облегало талию и грудь.

Клеопатра хлопнула в ладоши. Сидящие в конце зала музыканты заиграли приятную мелодию. Девушки в полупрозрачных одеяниях начали подавать напитки и кушанья в золотой посуде. Это был прием, достойный императора!

Антоний занял ложе рядом с Клеопатрой. Он с удивлением и интересом рассматривал ее. Консул давно хотел знать, что нашел Цезарь в длинноносой чужеземке, теперь же он начинал его понимать.

– Выпей вина, – томно произнесла царица.

Антоний осушил кубок одним махом.

– Так ты помогала Кассию деньгами? – немного грубовато и как-то невпопад спросил он.

Царица мягко улыбнулась и невинно захлопала ресницами.

– Ну что ты! Я всего лишь слабая женщина, к чему мне грязные политические интриги?

– И то верно! – Было ясно, что Антония вполне устраивает такой ответ, более того, он совсем не хотел заниматься разбирательством. Кушанья и напитки, многие из которых он видел впервые, занимали его гораздо больше.

Клеопатра посмеивалась над ним. Триумвир вел себя непосредственно, не скрывал своего удивления и зависти. Царица не без интереса слушала разговоры римлян, которые сводились к солдатским похабным шуткам и к соревнованиям, кто кого перепьет. Она подливала вино Антонию таким образом, чтобы он мог увидеть и оценить ее большую красивую грудь. Консул и не подозревал, что пьет особое вино, в котором была подмешана настойка, уже использовавшаяся Клеопатрой много лет назад с Гнеем Помпеем, а исходящий от нее особый аромат распалял мужское желание. Под конец пира царица встала с ложа и торжественно возвестила:

– Дарю все, что здесь находится!

Римляне пораженно ахнули.

– Все девушки ваши!

После этих слов служанки скинули с себя прозрачные туники, оставшись нагишом.

Мельком бросив взгляд на Антония, Клеопатра злорадно усмехнулась. Тот явно чувствовал себя в дураках, так как никакая служанка ему не предназначалась. Встав с ложа, он последовал за Клеопатрой. Выйдя из зала, царица пригубила напиток, который ей поднесла служанка, призванный подавить ее стыдливость и раскрепостить.

За три года, что Клеопатра не видела Антония, она не нашла в нем никаких перемен. Быть может, выражение лица стало еще более властным и похотливым. Он был по-прежнему силен, хорошо сложен, грубоват, прямодушен, циничен, падок до всего блестящего и доступного. Такого легко подчинить, а она многому научилась у Цезаря.

Перед небольшим бассейном, освещенным масляными светильниками, царица остановилась.