Московские коллекционеры - Наталия Юрьевна Семенова

рассчитывала на многолюдные приемы — расписанный в помпейском стиле огромный зал с легкостью мог вместить не менее трехсот гостей.

У каждой женщины, а не только у героинь американского сериала, есть мужчина ее мечты. У Варвары Алексеевны идеал материализовался в образе профессора Василия Михайловича Соболевского. Она — купеческая вдова, он — дворянин, человек образованный. Василий Михайлович влюбляется в нее точно так же, как в свое время Абрам Абрамович, и обожает ее до самой смерти. Только во втором случае все деньги принадлежат ей, а не ему. Все, о чем она грезила в юности, — сбывается. «Утром щелкает в конторе костяшками на счетах, вечером — извлекает теми же перстами великолепные шопеновские мелодии, беседует о теории Карла Маркса, зачитывается новейшими философами», — это про Варвару Алексеевну, у которой на Воздвиженке, в ее «культурном уголке», собирается весь цвет литературы и искусства. Тут и профессорская Москва, и те, кого с легкой руки Петра Боборыкина называют придуманным писателем словом «интеллигенция». У нее бывают будущий нобелевский лауреат Илья Мечников, писатель Короленко, Глеб Успенский (ближайший приятель Соболевского, в честь которого получит имя его сын), Елпатьевский. Она запросто встречается в Ницце с Чеховым, пишет Льву Толстому. Ее boyfriend Соболевский приятельствует с Маминым-Сибиряком и Салтыковым-Щедриным, да он и сам известная личность — главный редактор «Русских ведомостей»[86], самой популярной газеты России, с которой сотрудничает университетская профессура (газету даже называют «профессорской»).

Либеральный настрой «Русских ведомостей» как нельзя более подходил Варваре Алексеевне, которая, как заметил Василий Немирович-Данченко, строила свою жизнь в «благородном вкусе» этой газеты. В своем либерализме Морозова оказалась радикальнее многих, собиравшихся у нее на Воздвиженке, 14. Она всеми силами старается вписаться в непривычный ей круг профессора Соболевского. У них столько общего: она сеет разумное, доброе, вечное благодаря своим деньгам; он ратует за обновление России, полагая, что страну спасет повсеместное распространение образования и культуры («Образование нужно всем!» — таков был их семейный девиз). Ходили упорные слухи, что Варвара Алексеевна материально поддерживает газету, что «Русские ведомости» существуют на ее деньги, поэтому Соболевский не только занимает должность главного редактора, но и является совладельцем типографии. Вас. И. Немирович-Данченко в своей пьесе «Цена жизни» явно намекал на эту пару: его герой, писатель Солончаков, получал от богатой фабрикантши Клавдии Тимофеевны Рыбницыной в дар, как приданое к брачным узам, издательское дело. На самом деле ничего подобного не было: газету финансировало паевое товарищество, а Варвара Алексеевна лишь оплачивала «семейно-редакционный стол». Как выяснилось, они и с Василием Михайловичем даже никогда не жили одним домом: это установил современный тверской исследователь В. Н. Асеев, проанализировавший сохранившиеся в архиве счета. По прошествии пятнадцати лет со времени их знакомства Соболевский, к тому времени отец ее сына и дочери, продолжал жить при издательстве, располагавшемся неподалеку в Большом Чернышевском переулке (после революции типография отойдет газете «Гудок»). Потом, с 1899-го, целых десять лет снимал квартиру на Поварской и только в 1909 году, за четыре года до смерти, переехал в купленный на его имя дом на Воздвиженке, 4/7.

Соболевский с Морозовой жили на два дома. Их общие дети Глеб и Наталья носили фамилию Морозовы, а по отчеству были Васильевичи и считались незаконнорожденными. То, что подобное положение создавало массу неудобств, — мягко сказано. Ничего позорнее, чем писать в графе: «Незаконнорожденный», представить себе было невозможно; типичный пример — судьба Николая Корнейчукова, он же Корней Чуковский, так и не сумевшего до конца дней избавиться от комплекса человека с позорным пунктом в метрике. Морозова с Соболевским своим образом жизни демонстрировали окружающим, что они выше предрассудков. Скорее всего, сочетаться церковным браком пара не могла из-за жестких условий завещания Абрама Морозова, предвидевшего подобный ход событий. В случае повторного замужества вдова лишалась фамилии Морозова, а вместе с ней и громадного наследства (зная характер Абрама Абрамовича и его страстную любовь к супруге, подобного изуверства вполне можно было ожидать).

Так что известная ревнительница женского равноправия и учредительница первого женского клуба оказалась чуть ли не единственной из «публичных фигур», осмелившихся жить в гражданском браке открыто. При тогдашних нравах поведение Варвары Алексеевны было откровенным вызовом, почти скандалом. Что на самом деле происходило за стенами особняка на Воздвиженке, как относились к Соболевскому старшие сыновья Морозовой, что чувствовали имевшие приходящего отца младшие дети, остается загадкой. Сочувствуя всей душой неимущим студентам, бедным курсисткам и скромным учительницам, надолго поселявшимся в ее доме, Варвара Алексеевна едва ли была способна на проявление нежных чувств к своим родным. «Она не была ни нежной матерью, ни женой: вообще нельзя было заметить, чтобы она к кому-нибудь горячо относилась из окружающих ее близких людей», — признавалась ее невестка Маргарита Морозова, безуспешно пытавшаяся сблизиться со свекровью («Мы были разного воспитания и очень разных характеров»). О жесткости и непримиримости величайшей московской благотворительницы ходят легенды. Рассказывают, что она прекратила всяческие отношения с родной сестрой Татьяной, оставившей мужа ради знаменитого врача-гинеколога Владимира Федоровича Снегирева. Узы церковного брака Варвара Алексеевна считала священными. Хотя Татьяна Алексеевна со Снегиревым рассталась и жила отшельницей, Варвара Алексеевна якобы не пожелала пойти за ее гробом, когда та скончалась.

День за днем Варвара Алексеевна воплощала в жизнь свои идеи и постоянно самосовершенствовалась. В пятьдесят начала учить немецкий и вскоре читала классику в подлиннике, брала уроки русской литературы. Каждый день непременно час проводила за роялем, разучивая новые пьесы. Дочь Наталья вспоминала, что у Варвары Алексеевны были прекрасные педагогические способности, — до поступления в 7-й класс гимназии мать занималась с ней по многим предметам сама. Наталья Васильевна Морозова единственная из детей оставила хотя бы краткие воспоминания. Писала она их в 1958 году, поэтому не забыла рассказать и про социалистические взгляды матери, и как она вызволяла из тюрьмы революционеров, и об обысках, уверяя, что В. А. Морозова непременно пошла бы в революцию, если бы до нее дожила. И стала бы «крупным работником в мире просвещения».

О старших братьях Наталья почти не упоминает. Судя по всему, отношения с ними у ее матери были крайне натянутыми, но опять-таки об этом можно только догадываться. Новая семья плюс излишне щедрая благотворительность конечно же не могли не вызывать раздражения. Виноградов прямо так и пишет, что все трое сыновей «ярой ненавистью» ненавидели ее либерализм, а заодно и саму «мамашу», и «с этим недобрым чувством прожили до конца своих дней». Так это или нет, но Арсений, Иван и Михаил сделали достатачно много того, что могло быть ненавистно их матери. Не потому ли они возводили немыслимые мавританские замки, проигрывали состояния и собирали ультрасовременную живопись?

Глава вторая. Михаил Морозов

В 1887 году у Варвары Алексеевны родилась дочь Наталья. Спустя четыре года женился старший сын. Совершеннолетий, он имеет