Золушка для босса - Алёна Амурская

флер умеренного пафоса, -..если бы не известный предприниматель и меценат нашего города Царевичев Артём Александрович! И мы попросим его сказать пару слов в честь открытия выставки. Прошу вас, Артём Александрович!

Светская тусовка вокруг меня откликается на эти слова энергичными аплодисментами и оживлёнными шепотками. И почему-то меня вдруг накрывает таким глубоким волнением, как будто на сцену с речью должен выйти не Царевичев, а я сама.

Кстати, в отличие от меня, он кажется совершенно спокойным. Появляется из толпы, которая синхронно расходится перед ним, как по мановению волшебной палочки, и с кривоватой усмешкой на красивых губах поворачивается ко всем лицом.

— Спасибо, Аристарх, — негромко говорит он, и его низкий бархатный голос разносится по длинному залу через точно такой же миниатюрный микрофон на лацкане пиджака, как и у хозяина галереи. — Приветствую всех. Долгожданный аукцион начнется совсем скоро. Вижу, что вы уже на низком старте, поэтому буду максимально краток. Вы знаете, как тесен бывает мир… и судьба талантливого художника Николая Тихонова сложилась так, что он просто не мог открыть для себя новые горизонты хоррора и добиться известности. Именно поэтому мы с Аристархом и спонсором выставки Беатрисой назвали так мероприятие — «Новые горизонты хоррора». И я рад, что немного поспособствовал тому, чтобы талант обрёл свой шанс на славу. Кстати… Николай! Покажитесь тем, кто пришел сюда благодаря вашим впечатляющим картинам.

После секундной задержки из передних рядов тусовки не очень решительно, но с большим энтузиазмом вышагивает мой папаша. Так забавно и радостно видеть его таким — похорошевшим-помолодевшим от неожиданной популярности, свалившейся на него нежданно-негаданно с потолка.

— Спасибо, Артём Александрович! — неловко благодарит он прямо на ходу и, оказавшись на сцене, начинает нервно переминаться.

На его лице прямо-таки черным по белому нарисовано смятение закомплексованного обывателя, который не привык выступать перед толпой глазеющих на него людей.

— Я бы тоже хотел сказать вам «спасибо», Николай, — кивает Царевичев и переводит на меня взгляд, вроде бы серьезный, но с искорками мягкого веселья в медовой глубине.

— Пожалуйста, — машинально отвечает палаша, а затем озадаченно крякает. — А за что?

— За то, что мир, как я уже говорил, тесен, — говоря это, Царевичев продолжает смотреть на меня неотрывно и так гипнотически нежно, что у меня от волнения ускоряется пульс и бьётся где-то в ушах, горячо и быстро. —..и за то, что в нём существует такое чудо, как ваша дочь.

Чувствую, как ко мне дружно устремляются взгляды всех присутствующих, и вспыхиваю от смущения. Папаша выглядит ничуть не лучше — стоит с приоткрытым ртом и переводит удивленный взгляд с меня на Царевичева и обратно. Похоже, до этого момента он даже и не задумывался, какие именно отношения связывают меня с моим боссом.

Эх, папа — такой папа! Какой же он у меня непутёвый родитель.

Зато Царевичев держится по обыкновению уверенно и с усмешкой обращается к залу:

— Друзья, как насчёт того, чтобы немного разбавить ваш хоррор старой и доброй романтической классикой?

В ответ раздается одобрительный гул. Кто-то даже хлопает а затем справа прилетает залихватски азартный выкрик Боярки:

— Давай, Темыч! Сделай это!

— Артем Александрович, — я не вполне уверен, что понимаю, в чем дело, — осторожно бормочет мой папаша. — Особенно насчёт романтики.

— Сейчас поймёте, — поворачивается к нему Царевичев. — А дело в том, что романтика — дело тонкое. И как это банально ни звучит, любовь творит чудеса. Так, что впервые в жизни мне хочется, чтобы всё было правильно. Именно так, как это принято было когда-то, если мужчина не только любит женщину. но ещё и уважает ее. Итак, Николай, скажу вам прямо. Я люблю вашу дочь и хочу попросить ее руки. Как насчет вашего отцовского благословения?

Пара мгновений глубокой тишины, наступившей в переполненном зале картинной галереи, прекрасно гармонирует с изумлённой физиономией папаши.

Я и сама потрясенно застыла на месте и могу только хлопать глазами, взирая на Царевичева. Конечно, у меня были смутные подозрения насчёт предложения о свадьбе, но я даже не представляла, что всё произойдет так публично.

И настолько восхитительно-архаично.

Приходится украдкой даже ущипнуть себя, чтобы удостовериться, что это не сон.

Но невероятное ощущение древней сказочности всё равно не проходит. Ведь кто в наше время спрашивает разрешения жениться у родителей своей девушки?

Сижу на своем одиноком диванчике-софе и мну повлажневшими от волнения пальцами небесно-голубой подол своего платья. Чувствую, как многие из тех, кто стоит по соседству, оценивающе на меня поглядывают… особенно возбужденно шушукающиеся дамочки из светской тусовки.

— Благословения? — растерянным эхом повторяет тем временем мой папаша, глядя на меня, и бормочет ошеломленно: — Ну, я-то как бы не против, конечно, с чего бы мне быть против… я только за… совет да любовь, как говорится. Только вы бы у Катюхи лучше спросили, Артём Александрович, а? Это ж ей за вас замуж идти.

Всё ещё перевариваю происходящее, но автоматом отмечаю, что на стрессе сюрприза я снова стала для него простецкой «Катюхой», а не слащаво- проникновенной «Катюшей».

— Благодарю, Николай, — усмехается Царевичев и явно продуманным жестом извлекает из внутреннего кармана пиджака маленькую серебристую коробочку. — С вашего благословения, я так и сделаю.

Ну да, сделает он. Второй раз. Первое предложение-то уже было, только делалось оно, когда я лежала перед ним голышом в джакузи! Только другим об этом, и в особенности моему отцу, знать и правда незачем.

Когда Царевичев спускается с маленькой сцены и идёт прямо ко мне, у меня перехватывает дыхание. И неожиданно я совершенно перестаю остро воспринимать пристальное внимание толпы — слишком глубоко, мощно и всецело меня волнует приближение того, кто стал для меня целым миром. Глубоко любимым и будоражаще сказочным.

Он останавливается передо мной, и я инстинктивно делаю неловко-нервное движение, чтобы подняться. Однако Царевичев удерживает меня за руку. и опускается передо мной на одно колено, словно какой-то средневековый рыцарь.

На его ладони лежит раскрытая серебристая коробочка с двойным вкладышем, на котором чистым золотом сияют два обручальных колечка. Их нежный блеск завораживает, и я тихо вздыхаю от переизбытка чувств.

Сердце бьётся где-то в горле, а в голове лишь одна внятная мысль: сейчас мне сделают публичное предложение руки и сердца. И от осознания этого факта хочется то ли провалиться сквозь землю, то ли счастливо рассмеяться.

Царевичев улыбается, наблюдая за мной с откровенным удовольствием. А вся светская тусовка увлеченно наблюдает за ним. Удивительно, насколько точно когда- то я сравнила его с киношным актером из-за его голливудской внешности, ведь со своим демонстративным предложением он играет на публику так